Франкенштейн (илл.)
Шрифт:
Однажды утром к домику верхом прискакала красавица. Феликс ласково встретил ее, он ее называл Сафия. Это была его невеста, они скоро должны были обвенчаться. Явилась Сафия из далекой страны, называемой Турцией, и говорила она на другом языке, не на том, на каком говорила семья.
Феликс вместе с Агатой после приезда Сафии учили ее говорить и читать на их языке.
Я слушал эти уроки сквозь щели в перегородке и многому научился.
Сафия приезжает к Феликсу.
Однажды, бродя по лесу, я набрел на старую сумку, в которой оказалась кой-какая одежда и несколько книг. По этим-то книгам я учился читать вместе с Сафией.
Так прошла зима, прошла весна, я радовался своей простой жизни и все больше привязывался к милому семейству, того не зная, приютившему меня. Я гордился тем, что могу говорить и читать все те слова, которые говорили Феликс, его сестра, отец и невеста.
Но что толку в словах, если некому их сказать? Настанет ли когда-нибудь час, когда, увидев меня, кто-то не побежит прочь, напуганный моим безобразием? Посмотрит ли кто-то на меня с тем выражением нежности, с каким, я заметил, смотрят друг на друга Феликс и Сафия? Будет ли у меня когда-нибудь дом? Будут ли друзья? Ведь даже тот человек, которого считал я своим отцом, ты, Виктор Франкенштейн, бросился бежать от меня в ужасе!
Я учусь читать.
Еще одно обстоятельство усилило мою обиду против тебя. Когда-то давно, сразу, как пришел в мой сарай, я нашел в кармане твоего плаща блокнот, который ненароком прихватил с собой из твоей спальни. Сперва он не имел для меня никакого смысла, но потом, когда я научился читать, я узнал о твоих планах, замыслах, я узнал, как ты ужаснулся, когда меня увидел!
Зачем же надо было делать меня таким безобразным, что самому тебе стало страшно? О, как я проклинаю тот день, когда ты создал меня! Как я проклинаю тебя!
Но горечь моя смягчалась, когда я думал о добрых Де Ласи, которые, я не сомневался, полюбят меня, когда я поведаю им свою печальную повесть, и они забудут о моем безобразии, они ближе узнают меня и поймут.
Однако, как ни мечтал я о их дружбе и сочувствии, как ни хотелось мне поскорей им представиться, я откладывал наше знакомство из страха, что и они тоже в ужасе от меня отвернутся.
Я с горечью узнаю мысли Виктора.
Год целый прошел в таких моих мыслях, и наконец я составил план. Я решил войти в дом поутру, когда старик будет дома один, он слепой и не увидит меня. А потом, когда придут его дети, так я рассудил, они застанут нас за дружеской беседой и отнесутся ко мне без предубеждения.
И вот, однажды утром, когда молодые люди отправились в деревню, на ярмарку, я решил, что пора настала. Я выбрался из сарая и, весь дрожа, на подгибающихся ногах, подошел к передней двери и постучался.
Старик сказал: «Войдите», я глубоко вздохнул и открыл дверь. Я представился как путник, желающий отдохнуть. Старик ласково приветствовал меня и даже разделил со мной свою трапезу.
Несколько часов мы говорили о всякой всячине и согласились на том, как важно человеку иметь друзей. Я почувствовал, что старик дружески ко мне расположен, я встал перед ним на колени, схватил его за руку — и тут отворилась дверь.
Неужели, наконец, друг?
Не могу описать тот ужас, какой испытали при виде меня молодые люди. Сафия выбежала за дверь, Агата упала без памяти. Феликс бросился на меня с нечеловеческой силой и оттащил от отца, за колени которого я цеплялся.
Я упал, Феликс стал колотить меня палкой. Я мог бы голыми руками разорвать его на части, но ничего я такого не сделал. Я только выбежал из домика и бежал, бежал, куда глаза глядят, пока на закате не добежал до густого леса.
Снова я был один на всем белом свете, без дома, без друзей. Ярость моя не знала границ. Душа жаждала отмщения… отмщения миру… людям… и тебе, мой создатель!
Феликс защищает своего отца.
ГЛАВА 13. Признание в убийстве
Я шел только ночью.
Я решил во что бы то ни стало тебя найти, а из твоего блокнота я знал, что твой дом — в месте, называемом Женевой. География входила в число наук, которым Феликс обучал Сафию (и меня, сам того не зная), а потому я сообразил, что мне следует отправиться по направлению к югу.
В сердце моем кипела ненависть. Ты дал мне тело, душу и чувства, а потом выбросил на поругание миру. Я поклялся, что отомщу этому беспощадному миру и тебе!