Франкенштейн (илл.)
Шрифт:
Чудесное открытие!
ГЛАВА 4. Создание чудища
Во что вдохнуть жизнь?
Почему я говорю, что я погиб? Потому что эта тайна давала мне
Сначала я долго, очень долго раздумывал о том, как использовать свое знание. Да, я знал, как создать жизнь, но я не знал, во что мне ее вложить. Нужна же какая-то форма, которой я сообщу мускулы, кости, органы, артерии, вены и все остальное.
Создать ли мне какое-то простенькое животное или человека, подобного мне самому?
Воображение мое разыгралось, я вообразил, что и впрямь могу что угодно сотворить с помощью своей тайны. Да, решено, я дам жизнь существу такому сложному, удивительному, как человек!
А поскольку органы человеческие так сложны, я решил создать существо не мелкое, даже не просто в человеческий рост. Это будет кто-то огромный, настоящий гигант, так мне легче осуществить мой план.
Последовавшие затем несколько месяцев я собирал нужные мне материалы: я носил кости из моргов, собирал кишки на бойнях, я ловил или покупал живых животных, подбирал инструменты в анатомическом театре университета и — да, я выкапывал трупы из могил!
В те месяцы — а как раз наступило лето — я забыл о том, что такое отдых. Ночь за ночью, всю осень, зиму, новую весну и лето, и новую осень я работал у себя в лаборатории. Я забывал поесть. Я почти не спал. Я забыл и думать о своих родных, хотя в каждом своем письме отец писал мне, как он обо мне тревожится.
Я собираю части для человеческого тела.
Временами я сам ненавидел свою работу. А потом опять загорался и мечтал поскорее кончить ее.
Было начало зимы, когда труд мой близился к завершению. Но какую цену платил я за свой успех? Я был в какой-то постоянной горячке. Нервы мои были так напряжены, что меня пугал шорох листа, падающего с дерева. Я избегал всех, я боялся напугать людей своим видом, так я был истощен, я сам пугался своего отражения в зеркале!
Но я говорил себе: ничего, скоро, скоро все наладится, вот кончу работу и снова стану самим собой.
Как же я ошибался!
Нервы мои были напряжены
ГЛАВА 5. Искра жизни
Я даю жизнь новому существу.
Стоял ноябрь и была ненастная ночь, когда наконец я завершил свою работу. Дождь барабанил в стекла и заглушал стук моих инструментов, когда я их собирал и почти все откладывал прочь.
Я опустил глаза на распростертое передо мною безжизненное существо и понял, что вот сейчас я дам ему жизнь. Свеча, горевшая в моей лаборатории, почти совсем догорела, но было довольно света, чтобы я мог прикоснуться своим инструментом к распростертому телу. Это прикосновение вызвало искру, искра пронизала тело — оживила его!
Очень медленно открылись тусклые желтые глаза. Хриплый, тяжкий вздох всколыхнул грудь и сразу судорожно задергались гигантские руки и ноги.
Я неотрывно смотрел на плоды своей двухлетней работы. Я так ждал осуществления своей давней мечты! Но то, что увидел я, меня наполнило отвращением и ужасом.
Желтая кожа была натянута на костях и мускулах, едва их прикрывая. Длинные черные патлы падали на морщинистое лицо и толстую шею, жемчужно-белые зубы так не вязались с черными, узкими губами!
Что я наделал! Я более ни секунды не мог смотреть на страшное существо и, не помня себя, бросился прочь из лаборатории вниз, к себе в спальню.
Не раздеваясь, я бросился на постель, в надежде, что сон изгладит из моей памяти отвратительную картину.
Наконец, мне удалось заснуть, но мне приснилась смерть, моя матушка, Элизабет… Я проснулся в холодном поту, зубы мои стучали, у меня дрожали руки и ноги.
Меня наполнили ужас и отвращение.
Слабый свет луны светил в окно моей спальни. Открыв глаза, я увидел в лунном луче, как ожившее чудище откидывает полог моей постели. Он смотрел на меня сверху вниз, ужасная улыбка растягивала его мерзкие, черные губы и все лицо покрывала морщинами.
Челюсти его шевелились, он произносил какие-то звуки, не имевшие смысла. Потом он протянул ко мне руки, и тут я вскочил с постели и выбежал из комнаты вон.
Я сбежал вниз по ступенькам, во двор. И там я, слабый, несчастный, горько разочарованный, прятался всю долгую ненастную ночь до утра.
Я в ужасе проснулся.
ГЛАВА 6. Безумие!
Я бесцельно бродил по улицам.
Наутро, в шесть часов, я, весь промокший, выскользнул со двора. Так шел я по улицам Ингольстада, сам не зная, куда я иду, что я делаю.
Я боялся вернуться к себе домой, мне всякий раз страшно было заворачивать за угол, мне казалось, что чудовище подстерегает меня повсюду!
Так бродил я несколько часов и наконец очутился перед небольшой гостиницей, где останавливались приезжающие и выезжающие из города. Сам не знаю, почему я вдруг остановился и огляделся, но именно в эту минуту я увидел карету, приближающуюся со стороны Женевы.
Вот карета остановилась, и каково же было мое удивление, когда вышедший из нее путешественник оказался — Генри Клервалем!
— Виктор! — крикнул он. — Какое счастье, что ты тут меня поджидаешь!
Я несказанно обрадовался, увидев своего лучшего друга. Мы обнялись, и я забыл на минуту весь ужас пережитой ночи.