Франкенштейн (илл.)
Шрифт:
Я знал, что если бы мне рассказали такое, я бы это принял за бред сумасшедшего! А вдобавок — кто в силах поймать чудище, легко перешагивающее через горы! Ответа у меня не было, и потому я решил молчать.
Что мне делать!
ГЛАВА 9. Печальное возвращение
Мой
Было пять часов утра, когда я переступил порог отчего дома. Я сразу прошел в библиотеку, попросив слуг никого не будить. Я стоял у каминной полки и смотрел на портрет матушки и на портрет Уильяма рядом.
Прижимая портрет братишки к груди, я заплакал. И тут в библиотеку вбежал Эрнест и, весь в слезах, бросился ко мне на грудь.
Когда, наконец, мы перестали плакать, я спросил, как переносят горе отец и Элизабет.
— Отец кое-как пришел в себя, — отвечал он, — но Элизабет безутешна. Она винила самое себя в смерти Уильяма, пока не нашли того, кто на самом деле его убил…
— Нашли того, кто на самом деле убил! — вскричал я. — Как такое возможно? Я вчера еще видел его в горах, и он на свободе!
— Я не понимаю, что такое ты говоришь, Виктор, — отвечал Эрнест в совершенном смущении. — Когда убийцу нашли, нам только горше стало от этого. Ведь это наша верная служанка, Жюстина Мориц.
— Жюстина! — задохнулся я. — Но это не может быть!
— Да, сначала никто и не верил. Элизабет до сих пор не верит. И всё как-то запутанно. Кажется, кто-то из слуг нашел в кармане фартука у Жюстины матушкин медальон, который пропал, когда убили Уильяма. Нам этот слуга ничего не сказал. А сразу пошел в полицию. За Жюстиной пришли и ее арестовали. Суд начинается завтра.
— Я уверен, она невиновна, — сказал я, — потому что знаю, кто настоящий убийца.
Полиция приходит за Жюстиной.
Но тут отец и Элизабет вошли в библиотеку, и Эрнест не стал меня дальше расспрашивать.
После нежных, хоть и печальных объятий, отец так разъяснил мне слова Эрнеста:
— Мы все от души хотели бы верить в невиновность Жюстины, не только потому, что она так долго служила нашей семье, но и потому еще, что она так была предана матушке и Уильяму. Я надеюсь и молю Бога о том, чтобы ее оправдали. Я доверяю справедливости судей и нашей судебной системы.
Элизабет молча ждала, когда отец говорил, но потом она вся в слезах попросила меня:
— Виктор, ты должен найти способ, как помочь Жюстине. Я люблю эту девушку и уверена, что она не могла убить никого. А тем более бедного милого мальчика, которого сама вынянчила.
Элизабет просит помощи у Виктора.
ГЛАВА 10. Жюстина Мориц — новая жертва!
Суд над Жюстиной.
На другой день я отправился в суд вместе с отцом и Элизабет. Как бы я хотел сам взять на себя это убийство, чтобы спасти от наказанья Жюстину. Но я был в Германии, когда это случилось, и всякий, выслушав мое признание, решил бы, что я лишился рассудка.
Против Жюстины свидетельствовали обстоятельства, но прямых доказательств ее вины не было. Сама она говорила, что, узнав о том, что Уильям пропал, побежала в лес искать его. Она так долго бродила по лесу, что подошла к воротам уже после девяти часов, и они были заперты. А потому она до рассвета ждала в сарае, в деревне неподалеку. Наверное, она ненадолго уснула, и ее разбудили шаги.
Жюстина не могла объяснить, каким образом медальон с шейки Уильяма очутился в ее кармане. Она понимала только, что кто-то его туда положил.
— Но кто же? — взмолилась она. — У меня нет ни единого врага во всем белом свете! И если кто-то убил Уильяма ради этого медальона, зачем было класть его ко мне в карман?
Элизабет вышла свидетельствовать в защиту Жюстины. Она говорила о ее добром нраве, просила у суда снисхождения. Но по злым взглядам судей я видел, что их ничто не переубедит. Они уже признали Жюстину виновной.
Я выбежал из суда сам не свой. Ведь это я, я был во всем виноват! Ведь это я создал его!
Жюстина заснула в сарае.
Немного погодя отец и Элизабет присоединились ко мне. Они едва держались на ногах, лица их были бледны.
— Ах, Виктор! — простонала Элизабет. — Всё даже хуже еще, чем мы думали.
— Жюстина сама призналась в убийстве, — печально сказал отец.
— Нет! — закричал я. — Не верю!
В эту минуту один из судейских выбежал во двор и обратился к Элизабет:
— О, мисс Лавенца, арестованная хочет с вами поговорить.
Элизабет повернулась ко мне.
— Я должна сделать это для Жюстины, несмотря на ее признание. Но одна я не выдержу нашей встречи. Прошу тебя, пойдем со мной.
Я был в ужасе при одной мысли о том, как посмотрю Жюстине в глаза, но я не мог отказаться.
Она сидела на соломе у себя в камере. Руки были связаны, голову она свесила на колени. Увидев нас, она бросилась к ногам Элизабет и горько заплакала.
Жюстина призналась!
— Ах, Жюстина, — проговорила Элизабет. — Зачем же ты нам лгала? Я так убеждена была в твоей невиновности, несмотря на все улики, и вот вдруг узнаю, что ты сама во всем призналась…
— Да, я призналась, — выговорила Жюстина среди рыданий, — да только ложь все признания эти. Они мне сказали, если, мол, я не признаюсь, мне вовеки Царствия Небесного не видать. Я перепугалась, ну и сделала все, как они велели. А теперь не могу. Не могу я помереть так, чтобы вы думали, будто я своими руками убила сокровище мое дорогое! Я и раньше вам всю правду сказала, и теперь говорю. Вот. Теперь вы все знаете. И Господь знает. Я умру спокойно. Я не виновата!