Футбол
Шрифт:
Подобные примеры проявления страха и неуверенности в себе ни в коей мере не распространяются исключительно на игроков. Всякий раз, когда какой-нибудь тренер упоминает в интервью, что никогда не читает газет, можно быть твердо уверенным в том, что первое, что он делает в понедельник утром, это прохаживается по всем отчетам о матчах в прессе с ярким маркером в руке.
Дополнительное давление на тебя лично временами просто неизбежно и способно отрицательно сказаться на твоей игре, а кульминацией всего это может стать мрачный и вгоняющий в депрессию эмоциональный тупик. К несчастью, в нашем мире есть трагические примеры игроков, которые достигли этой точки невозврата. В 2009 г. немецкий голкипер Роберт Энке покончил
К несчастью, психические заболевания среди состоятельных людей, особенно среди тех из них, кто, по мнению публики, занимается своим любимым делом, по-прежнему остаются слишком сложной темой. Сам термин «депрессия» несколько искаженно воспринимается общественностью и, судя по всему, не получает такого отклика в сердцах людей, как, например, тот же посттравматический синдром.
Однако, как это ни странно, в игре, пышущей тестостероном, признание проблемы депрессии имеет место и лечение ее становится все более эффективным. Сегодня тренеры понимают, как никогда раньше, что талант современного футболиста позволяет ему наслаждаться богатством и славой уже в раннем возрасте, но, кроме этих наград, он еще и наделяет его чрезвычайной уязвимостью.
Освещение футбола в СМИ тоже изменилось, новый вектор привел к неустанному поиску каких-то жареных подробностей из жизни футболиста, перенеся объект интереса с поля в частную жизнь многих игроков. По этой причине я полагаю, что сейчас у наших управляющих органов появилась реальная возможность законодательно провести черту между тем, что игроки могут ожидать от прессы и трибун, и тем, что является откровенным нарушением их прав.
Некоторые могут спросить, почему банкир, кем был Рафати по специальности, вообще мог захотеть стать частью всего этого. Давление, с которым приходится сталкиваться судьям, работающим на матчах топ-уровня, совершенно очевидно, но банковское дело, несмотря на то, что это верная дорога к хорошим заработкам, в первую очередь, всего лишь работа. Футбол же – страсть, в идеальном мире нечто, ради чего хочется жить, а не то, в результате чего придется жертвовать жизнью.
Мир, разумеется, весьма далек от идеала, и это позволяет нам иногда с такой легкостью осуждать других, показывая пальцем. Порой я вижу, как фанаты настолько зло орут на игроков собственной команды, что в этот момент я совершенно теряю с ними всякую связь; эффект бабочки таков, что в результате игрок торопливо бежит в сторону командного автобуса, пока сотни детей ждут его автографов.
Я смог научиться справляться с побочными явлениями этой игры, но лишь потому, что верю, даже знаю, что если кто-то из имеющих отношение к футболу людей дойдет до того, что им захочется встать на пути идущего поезда или перерезать себе вены в номере отеля, поскольку это будет единственный выход, тогда футбол перестанет быть просто игрой, не так ли?»
Я отправил эту колонку в газету в самом начале недели, потому что ее тема была очень деликатной. Насколько я помню, в редакцию Guardian поступило много звонков с вопросами вроде: он точно хотел, чтобы это напечатали? Кто еще, помимо клубного доктора, знал о его депрессии? Готов ли он к комментариям, которые неизбежно последуют, потому что среди читателей обязательно найдутся люди, не готовые сопереживать футболисту, страдающему психологическими проблемами? После тщательных размышлений в последнюю минуту я принял решение – заметка должна выйти. Ее тема была слишком важна, и я хотел, чтобы читатели понимали: жизнь профессионального футболиста далеко не сахар. Временами, как написал в подзаголовке заместитель редактора, за светом софитов скрывается тьма. Колонку опубликовали в оригинальном виде, исправив только один момент: редактор сказал мне, что в той части, где речь идет о Бабаке Рафати, нельзя оставить «совершил самоубийство», поскольку этот термин считается оскорбительным и огорчает многие семьи. Вместо этого я должен был написать «убил себя». И да, я тоже не вижу никакой разницы.
Я ожидал огромное количество комментариев от людей, задающихся вопросом, как я могу в своем положении вообще страдать депрессией, но реакция читателей оказалась невероятно позитивной. Однако ничто не могло подготовить меня или кого-то еще, связанного с футболом, к тому, что произошло на следующий день. Я помню, как мне позвонили и спросили, не видел ли я новости на бегущей строке одного из спортивных телеканалов. Я включил телевизор и прочитал слова: «Менеджер сборной Уэльса Гэри Спид обнаружен мертвым у себя дома». Я помню, что у меня в голове пронеслась чудовищная мысль (и прежде чем вы начнете обвинять меня в том, что я эгоцентричен и тщеславен, скажу вам правду – эта первая мысль была подсказана инстинктом): интересно, прочел ли он мою колонку?
Проблема современного мира скоростных коммуникаций в том, что вместо того, чтобы взять время на обдумывание того, что ты собираешься напечатать, написать в сообщении или в «Твиттере» и оценить, насколько это вообще уместно и полезно для других, люди сразу пишут и отправляют и только потом задаются вопросом, а в некоторых случаях, не делают и этого. Буквально каждое текстовое сообщение в папке моих входящих укладывалось в одну и ту же канву: «Гэри Спид повесился… Думаешь, он видел твою статью?»
Тот факт, что все мы в тот день находились на одной волне, был каким угодно, только не радующим. Произошло кошмарное совпадение, но настроение, переданное в моей заметке, в какой-то степени нашло свое отражение в реальной жизни тем самым утром, и этот факт был очень тревожным. Каким бы ни был истинный мотив поступка Спида (а у меня нет никакого желания выяснять подробности), он стал трагической иллюстрацией того, что с людьми могут делать давление и стрессы, которые они по каким-то причинам копят в себе.
Я не был знаком со Спидом лично, но общался со многими, кто его знал. Я играл против него и команд, которые он тренировал, и никто не мог сказать о нем плохого слова, за исключением нескольких фраз о том, как он ушел из семьи, оставив родных. В тот день я разругался в пух и прах с одним игроком после того, как он назвал всех, кто решается на самоубийство, трусами. Подобный аргумент я нахожу весьма оскорбительным, потому что такие умозаключения делаются без каких-либо оснований.
Какой бы ни была причина суицида Спида, его смерть показала, что никто, неважно насколько он успешен и любим публикой, не застрахован от мук разума, которые могут нас одолевать. Я могу говорить об этом, хотя я всего лишь игрок и некоторую часть своей жизни я провел на «темной стороне», где футбол выступал главным протагонистом. Существуют два пути: либо ты вбираешь в себя все составляющие большого спорта и он становится твоей жизнью, либо, и это как раз мой вариант, ты восстаешь против некоторых его аспектов, но они никуда не уходят, и ты просто борешься с ветряными мельницами, пока в конечном счете ненависть, чувство вины, гнев и горькое разочарование не берут над тобой верх.
Депрессия всегда имела место в спорте, но по-настоящему поднять эту тему смог только футбол высочайшего уровня. Тогда как раньше я попросту игнорировал свист с трибун, в какой-то момент я понял, что больше не могу терпеть оскорбления и хочу ответить. Я никогда не улыбался на фотографиях с болельщиками, не тренировался, если не хотел того, и не утруждал себя формальными разговорами с игроками, с которыми у меня не было ничего общего. Я пил все больше и все чаще спорил с тренером (чаще, чем обычно).