Футуриф. Токсичная честность
Шрифт:
Бизнесмен-янки утвердительно кивнул и, после паузы произнес:
— Мне кажется, Лумис, что ты позвал меня не только из-за торпеды и урановой руды.
— Да, не только, — с чуть слышным вздохом ответил оливковокожий кениец.
— ОК, тогда скажи: ради чего еще?
— Ну, понимаешь, Гарри, я подумал, что ты не в своей тарелке. Так бывает. Мы в таких случаях не оставляем своих в одиночестве.
— Своих? — переспросил Лессер, — В каком смысле своих?
— Ну… — кениец слегка замялся, — …Акваноидов, раз уж это слово к нам прилипло.
— Но, Лумис, я ведь не акваноид.
— Ты не акваноид, но ты с нами,
— Логика, — задумчиво откликнулся бизнесмен-янки.
Лумис Нбунгу широко улыбнулся (ему стало психологически легче, когда первичные мотивы разговора были названы), и продолжил:
— Мы плохо умеем врать, зато у нас сильная эмпатия, как узнал Бен-Бен путем научных опытов.
— Бен-Бен? — переспросил Гарри, — Это доктор Бен Бенчли, не так ли?
— Да, — оливковокожий кениец снова улыбнулся, — Бен-Бен классно звучит. Сначала его подружки называли, по приколу, а теперь распространилось. Как слово «акваноиды».
— Понятно, Лумис. Хотя, мне казалось, что доктор Бенчли — физик, а не психолог.
— Просто, он человек науки. Я так думаю, Гарри, что Бен-Бену все интересно. Физика, психология, биология, химия всякая, короче вот: ему интересно, как природа устроена. Обычный человек увидит, например, волну. И что? А ничего. Вот человек науки, это другое дело. Ему интересно, откуда волна берется, почему волна получается такая, а не другая какая-нибудь, и как у нее потом верхушка опрокидывается. Шкипер Кэтти, твоя подружка, которая пишет про UFO, тоже человек науки. Она такая любопытная! Такие вопросы задает, что Иао Софале, которая гуляет с Эламом Митчеллом, уже сама почти запуталась, что и как. А Элам шутит про жабу и стоножку. Ты знаешь эту сказку?
Гарри Лессер подмигнул и пошевелил всеми пальцами, давая понять, что знает. У этой сказки длинная история, и много вариантов изложения. Например такой: Ученая Жаба увидела стоножку и, конечно же заинтересовалась: как стоножка решает, какой ногой двинуть в первую очередь, какой — во вторую, а какой — в последнюю? И ученая Жаба попросила: «Пожалуйста, расскажи мне, как ты управляешь таким множеством ног?». Стоножка, которая всю жизнь замечательно бегала на своих ста ногах, была уверена: объяснить это проще простого. Но, едва она задумалась, как именно делает это, сразу возникла проблема. Она НЕ ЗНАЛА какой ногой шагнуть сейчас, а какой — после…
— Ты слышал эту сказку! — обрадовался Лумис.
— Да, — сказал Лессер, — я слышал, и признаюсь: это я попросил Кэтти поговорить с Иао относительно борьбы с когнитивным диссонансом в разных практически возникающих случаях. Политика, секс, бизнес, религия, соперничество, конфликты…
— …И, — весело подхватил кениец, — девушки, конечно, выбрали секс! Про секс гораздо интереснее, чем про политику! Да! Только, знаешь, ведь Иао очень хитрая, она была в партизанской армии офицером снабжения. Ты задашь вопрос, а потом не заметишь, как начнешь отвечать на ее вопрос, который она не задала, а только намекнула. Она такая хитрая и хорошая девушка. Я знаю, шкипер Кэтти тоже хитрая, но ведь Иао училась на партизанской войне, это очень сильный учитель для тех, кто остался жив. Да!
— По сюжету, — предположил бизнесмен-янки, — сейчас ты скажешь, что выведала своими партизанскими методами Иао у Кэтти.
— Верно, Гарри, я скажу. Когда боги смеются. Вот ключ. Но, сложный. Иао прочла — не поняла. Элам прочел — сказал: «буду думать». Я прочел — совсем не понял. Объясни.
Тут Лумис Нбунгу еще раз продемонстрировал свою замечательно-открытую улыбку. Отказать ему в объяснении было бы некрасиво и неправильно. А пытаться объяснить многослойную и крайне неоднозначную новеллу Джека Лондона «Когда боги смеются», созданную в 1911 году, казалось, невозможным. Подумав всего секунду, Лессер принял необычный вызов своему интеллекту и риторике… Он похлопал ладонью по корпусу старой торпеды, а затем вызвал в памяти центральный фрагмент новеллы:
«Марвин Фиск и Этель Бейрд не стали богами… Но отдадим должное этим любовникам: они вели большую игру. Так до них никто не играл, и вряд ли будет играть. Никто до них не знал такого упоения любовью. Поцелуй не убил их любви. Своим отказом удовлетворить ее они сообщали ей все новую жизнь. И любовь их безумствовала, раздираемая на части желанием. Поистине это было любовное исступление, и оно не только не утихало, но разгоралось с каждой неделей, с каждым месяцем. Они жаждали друг друга и томились той сладостной болью, той упоительной мукой, которой никто не знал и никто не узнает. Но вот задремавшие боги встрепенулись. Они подняли голову и посмотрели на мужчину и женщину, которые насмеялись над ними. А те посмотрели однажды утром друг другу в глаза и… Прочли там не любовь, а безразличие. Желание умерло. Вы понимаете? Умерло желание. А они ни разу не обменялись поцелуем…».
…Лессер еще один раз хлопнул ладонью по корпусу торпеды и произнес:
— Идея Джека Лондона прямая и простая, как гвоздь. Боги устроили так, что человека притягивает лишь мечта. Если мечта сбывается, то она перестает быть мечтой, быстро превращается в обыденность, и рассыпается в пыль. Так бывает, в частности, в любви. Неутоленное сексуальное влечение к кому-то — это мечта. Сохранить ее можно, только избегая реализации. Проблема в том, что неутоленная любовь перегорает, и боги опять смеются над неудачной человеческой попыткой продлить жизнь мечте.
— У-у… — протянул кениец, — …Этот Джек верил в каких-то очень недобрых богов.
— Жизнь у него была трудная, — сказал Лессер, — в добрых богов верить не получалось.
— У-у… Будто у других жизнь простая. Хм! А почему поцелуй?
— Что — поцелуй? — не понял бизнесмен-янки.
— Почему поцелуй, а не секс? — уточнил Лумис, — Поцелуй ведь не так уж важен.
— Ах, вот ты о чем. Видишь ли, Джек Лондон получил пуританское воспитание. Тогда в Соединенных Штатах другого воспитания просто не было, по крайней мере, у белых. И называть коитус — коитусом считалось аморальным. Поэтому в тексте — поцелуй.
— Хм! А коитус — это что?
— Это вот.
Тут Лессер, не тратя слов, выполнил пальцами интернациональный жест, выражающий упрощенную динамическую геометрию акта телесной любви.
— А-а! — Лумис Нбунгу улыбнулся и покивал головой, — Я примерно так и понял. Но, ты объясни: при чем тут ты и Кэтти. У вас же все хорошо с этим, как его, коитусом, да?
— Видишь ли, Лумис, мы с Кэтти неисправимые романтики, и мы по-своему решаем ту задачу, которую нарисовал Джек Лондон. Мы движемся по независимым орбитам, мы пересекаемся урывками, мы хватаем друг друга в объятия. Затем, орбиты уносят нас на сотни миль друг от друга. И мы любим издалека, мечтая снова пересечься.