Гадюка в сиропе
Шрифт:
– Но Степан же не жил с родителями.
– Правильно, – подтвердила Светлана Павловна, – его воспитывала Раиса Андреевна, жена брата его покойного отца. Только он иногда все-таки приходил к матери, раз в год, не чаще. Всегда такой аккуратный, причесанный, одеколоном пахнет. Вы знаете, что там все алкоголики запойные были?
Я кивнула.
– Так Степка от них резко отличался, словно и неродной. В школе отлично учился, потом в институт поступил.
– В какой?
– Стали и сплавов, математику отлично знал, впрочем, и писал хорошо, все в КВНе выступал. Я
Степан начал ухаживать за Светой неожиданно. Один раз приехал к родителям, а тех нет, отправились в деревню к бабке. Внезапно парень предложил открывшей ему дверь Свете:
– Пошли в кино.
– В кино?
Девушка удивилась, но приглашение приняла. Кавалер выглядел очень эффектно – высокий, хорошо одетый, трезвый и, судя по всему, при деньгах. Во всяком случае, он купил билеты, угостил ее лимонадом и пирожными, а назад привез на такси. Завязался роман. Светлана стала ходить в гости к Раисе Андреевне, и та часто говорила, что всегда мечтала о такой невестке. Словом, дело катилось к свадьбе, хотя главные слова еще не были произнесены. Летом они поехали вместе в Сочи, наврав квартирной хозяйке, что состоят в браке. Та, мельком глянув в паспорта и увидев, что фамилия у постояльцев одна, не стала дальше листать документы.
В ноябре, восемнадцатого числа, дату Света запомнила на всю жизнь, Степан пришел к ней на работу.
Девушка работала кассиром в большом универмаге.
– Слышь, Светка, – попросил он, – я дело одно тут проворачиваю, дай денег.
Не заподозрившая ничего плохого невеста спросила:
– Сколько?
– Да сколько сможешь, – прозвучал ответ.
– Бери хоть всю кассу, – засмеялась Света, – только к семи верни, мне отчитываться надо.
– Будь спок, – заверил Степан, сгреб пачки и исчез.
Света спокойно продолжала работать, занервничала она около половины восьмого, когда уже нельзя было оттянуть визит в кабинет заведующей. Разразился жуткий скандал. Директриса, пожилая женщина лет шестидесяти пяти, заслуженный работник торговли, ветеран труда и член КПСС, тут же вызвала милицию. Светочка, рыдая, умоляла ее не делать этого.
– Завтра все верну до копейки, – обещала несчастная кассирша.
– Где же ты возьмешь такую сумму? – злилась начальница, из-за почтенного возраста крепко не любившая молоденьких и хорошеньких. – В другом месте украдешь?
– По знакомым соберу, – всхлипывала Света.
Но заведующая только фыркнула, и девчонку сволокли в отделение. Два дня она молчала, не отвечая ни на какие вопросы, тайно надеясь, что Степан вернет деньги в магазин, но парень словно в воду канул. Поняв, что делать нечего, Света честно призналась следователю во всем. А тот устроил ей очную ставку с без пяти минут мужем.
Более унизительного и горького дня в жизни ее не было. Ее, растрепанную, в мятом платье, усадили на стул. Потом в кабинет вошел Степан – хорошо одетый, безукоризненно выбритый и благоухающий одеколоном «Консул».
Выслушав вопрос следователя, парень развел руками:
– И не пойму, с чего Свете эта идея в голову пришла. Я вообще в
Бедная девушка просто онемела, а когда к ней вернулся дар речи, закричала:
– Степа! Ты что, забыл? Всю кассу забрал подчистую!
– Знаешь что, Света, – тихо произнес тот, – если наделала глупостей, то сама и расхлебывай. Я-то тут при чем? Понимаю, ты надеялась, что наши отношения заставят меня взять вину на себя. Но я честный человек и не хочу никого обманывать.
Дальнейшее кассирша помнила плохо. Слова следователя долетали словно сквозь вату, на голову будто надели ушанку… Потом «честный человек» ушел, а ее увели в камеру.
Спустя неделю следователь вызвал ее на допрос. Выслушав очередные «не брала ничего», он тяжело вздохнул:
– Я гожусь тебе в отцы, а может, даже в деды. Знаешь, сколько на этом стуле дурех побывало? И все как одна ни в чем не виноваты. Мой тебе совет: хватит в несознанку играть. Очень плохо такая позиция на судей действует, впаяют по полной катушке. Хочешь отделаться легким испугом, слушай меня.
– Хорошо, – пролепетала Светочка.
– Вот и умница, – обрадовался мент, – значит, так, пишем добровольное признание.
– Я ничего не брала…
– Меня слушай, – обозлился следователь, – а то червонец огребешь!
– Десять лет, – пришла в ужас Света.
– Спасти тебя хочу, – пыхтел страж закона. – Сделай так. Деньги взяла, чтобы… У тебя вроде мать больна?
– Рак у нее, – тихо сказала Света.
– Отлично, пиши – деньги взяла, так как хотела оплатить операцию матери, лекарства и хорошее питание. Поехала в обед домой, а в трамвае украли кошелек. Каюсь, признаюсь, больше никогда, очень мать было жалко.
– Но у нас все операции делают бесплатно, – попробовала посопротивляться несчастная.
– Эх, молодо-зелено, – крякнул мент, – с одной стороны, и так, а с другой – конвертик врачу надо сунуть, все об этом знают, а судьи тоже люди, даже самые суровые. Пожалеют тебя.
Так и вышло. Учитывая чистосердечное раскаяние, юный возраст и хорошие характеристики, Свете дали всего три года. Она отсидела их от звонка до звонка, не получая посылок. Мать скончалась еще во время следствия, а больше девушка в целом свете никому не была нужна. Степан исчез из ее жизни.
Соседи по бараку, узнав историю Разиной, подняли ее на смех.
– Ну и дура же ты, – качала головой Катька Рогова, мотающая третий срок, – сначала любовник тебя натянул, потом следователь.
– Он меня спас, – возразила Света, – я получила всего ничего, скоро выйду, а иначе бы червонец вкатили!
– Говорю же, дура! – рассвирепела Катька. – Знаешь, зачем он тебя сознаться уговорил?
– Чтобы меньший срок дали!
– Тьфу, идиотка! – окончательно вышла из себя Рогова. – Да следователь твой отлично понял, что ты ни при чем. У тебя на лбу написано – дура. Только пришлось бы ему долго копаться. Степку твоего прищучивать, проверять, правда ли он в Питер катался или билет на вокзале у кого попросил. А на каждое дело есть срок.