Галиция. 1914-1915 годы. Тайна Святого Юра
Шрифт:
– К услугам паньства, – приложив руку к груди, поклонился один.
– Баня на Хоронщизна [89] , двадцать, Юзеф Данилович.
– То есть моя, проше пана, – заискивающе заулыбался второй.
– Баня на Шпитальной, десять, Карл Хистов.
– Их бин! [90] – очевидно, с испугу на немецком, заикаясь, представился третий.
– И наконец, на Жолкевской, сорок, Адам Рыбичко.
– Ездем! [91] – быстро произнес четвертый, испуганно пряча за спиной потертый саквояж.
89
Теперь
90
– Я! (нем.)
91
– Я! (Львовский говор).
– Наша комиссия произвела осмотр бань, – начал генерал, – и пришла к выводу, что они в целом пригодны для мытья солдат гарнизона.
Это заявление не вызвало у посетителей особого восторга. На их лицах по-прежнему сохранялось выражение настороженности и ожидания какой-то ужасной гадости, случившейся в их жизни. Причем трое из них мучительно сожалели, что не последовали примеру своего четвертого коллеги Рыбичко и не взяли с собой вещи.
– Ну что ж, – смерив их надменно-оценивающим взглядом, продолжил генерал, – вы удостоились большого доверия и, я бы сказал, чести: выполнить важную миссию для наших войск.
Облегчение, отразившееся на лицах содержателей бань, быстро исчезло, когда последовало продолжение:
– Запуск нижних чинов в бани будет производиться за пять копеек с человека. На каждую очередь полагается один час пятнадцать минут, причем в бане на Котлярской может мыться одновременно сорок человек.
Озвученные условия «выполнения важной миссии» для содержателей были равносильны конфискации их недвижимости.
В крайней растерянности они недоуменно переглядывались между собой. О том, что русские хотят задействовать их бани для нужд армии, они уже прослышали. По их ходатайству президиум магистрата даже предложил новой администрации таксу для мытья солдат в пятнадцать копеек при существующих двадцати копейках для гражданских лиц. Между собой они договорились уступить в крайнем случае еще одну-две копейки. Но объявленные генералом пять копеек!..
– Пан градоначальник, – не выдержал владелец бани на Котлярской, – to jest cialkem nemozliwie… [92] то есть я имел сказать, что это есть большой убыток…
– Молчать! – рявкнул Скалой, грозно насупив брови.
Все четверо невольно попятились, втянув голову в плечи.
– Вы забываете, что сейчас война, а вам предоставляется возможность иметь гарантированный постоянный доход из российской казны. А вы думаете о сверхприбылях?
– Для вашего сведения, – вмешался Фролов, – Министерством внутренних дел России утверждена такса за запуск в баню нижних чинов в городах Европейской России: от одной до пяти копеек с человека.
92
– Это совсем невозможно (пол.).
– Вот видите, – подхватил Скалой, – пять копеек, а не одна! Вы не цените проявленную к вам благосклонность…
– Но где же взять столько денег для растопки котлов? – отчаянно заметил содержатель бани на Жолкевской.
– Дрова и уголь вам будут отпускаться по казенным ценам, – успокоил его помощник. – Вы, пан Рыбичко, лучше потрудитесь быстрее привести свою баню в соответствие с санитарными нормами.
– Итак, Панове, – с заметным нетерпением подвел итог Скалой, снова надевая шинель, – при отсутствии добровольного согласия нам придется принять другие меры, уже принудительного характера, что едва ли в ваших интересах.
И, не дожидаясь дальнейших возражений, генерал бросил помощнику:
– Дай им бумагу для заявлений.
Уже в дверях он обернулся и, подняв вверх указательный палец, произнес:
– Пять копеек! Включая стирку белья!
На улице генерала ждал роскошный седан, обитый внутри малиновым шелком. Блестели начищенные фары и радиатор. На дверцах
93
Ландо – четырехместный экипаж с поднимающимся верхом.
Монументальное здание Дирекции железных дорог Галиции на Мицкевича [94] , восемнадцать было построено и торжественно открыто буквально накануне войны. Сейчас здесь располагалось российское Управление Галицийских железных дорог. Чтобы добраться до него, градоначальнику достаточно было объехать Иезуитский парк.
В ходе осеннего наступления у австрийцев было захвачено более ста паровозов и свыше четырех тысяч вагонов. Около двух тысяч верст железнодорожных путей оказались в рабочем состоянии. Поэтому снабжение российских войск на этом фронте, а также вывоз в тыл раненых и пленных в первые месяцы войны производились более или менее успешно. Однако уже в Западной Галиции противник разрушал за собой железнодорожную инфраструктуру и не оставлял технику. Снабжение армий, особенно в районе Карпат, резко ухудшилось. Чтобы увеличить пропускную способность галицийских дорог, военный инженер управления начальника военных сообщений фронта генерал-майор Фельдт предложил соединить Львов с Россией широкой колеей магистрального типа, перебросить в Галицию из Варшавы сто семьдесят пять паровозов и семь тысяч вагонов, а также приобрести двести паровозов в Румынии. Но в Ставке Верховного главнокомандующего, из-за общей нестабильности на фронтах, не решались на такие радикальные меры, поэтому ограничились лишь перешивкой путей на отдельных участках.
94
Теперь улица Листопадового Чина.
Не встретив поддержки, генерал Фельдт подал рапорт с прошением об отчислении с занимаемой должности и назначении в действующую армию.
Миновав вытянувшуюся во фрунт охрану на входе в управление, Скалой поднялся на второй этаж, где располагались кабинеты старших чиновников. Помощник начальника дороги обсуждал с подчиненными серьезный случай на станции Львов: согласно протоколу жандармского унтер-офицера, составитель поездов крестьянин Подольской губернии Цыковской волости Иван Городинский, находясь при исполнении служебных обязанностей, принял от унтер-офицера девяносто шестого полевого подвижного госпиталя Антона Василенко денежный подарок в сумме трех рублей за ненормативную прицепку к поезду вагона с пасхальными подарками для нижних чинов.
Увидев градоначальника, чиновник незамедлительно проводил гостя в свою комнату отдыха через дверь в книжном шкафу.
Скалой плюхнулся в кресло и сразу перешел к делу:
– Скажите, Карл Осипович, вам что-нибудь известно о находящемся сейчас во Львове полковнике Алексееве?
– Военными и столичными политиками забит город, – ответил тот, доставая из шкафчика бутылку с коньяком. – Сейчас вошло в моду непременно побывать во Львове.
– Благодарю, – отказался от коньяка Скалой, не желая усиливать мучившую его в моменты душевного волнения изжогу. – У меня имеются большие сомнения насчет именно этого полковника. Не тот ли это «особый» агент, которого Брусилов решительно требовал направить во Львов для известного вам разбирательства с пустыми вагонами?
Помощник управляющего задержал рюмку у рта, но уже через секунду напряженная складка на его лбу разгладилась, и он спокойно опрокинул рюмку.
– Прошу меня извинить, – учтиво оскалился он, – мне необходимо сделать важное распоряжение. – И он подошел к столику с телефонами. – Господин Павский, – строго прокричал он в трубку, – благоволите принять меры по срочному следованию госпожи Унковской и груза по назначению! Да, все согласно указанию великого князя…
Не успел он положить трубку, как зазвонил другой аппарат.