Галиция. 1914-1915 годы. Тайна Святого Юра
Шрифт:
Хозяйку решили не беспокоить. Большой ключ «инспектора» легко открыл браму. Второй ключ, предварительно натертый воском, бесшумно провернул замок двери квартиры. С оружием наготове офицеры вошли внутрь. Новосад поспешил на кухню, Ширмо-Щербинский с Белинским – в гостиную. Пианино с разложенными нотами, камин, миниатюрное кресло-качалка, шкаф с книгами…
Ширмо-Щербинский стал выдвигать ящики старого секретера, а Белинский – просматривать бумаги на столе. И тут в комнату вбежал взволнованный Новосад:
– Скорее, там кто-то есть.
Офицеры поспешили на кухню и через дверь черного хода спустились по ступенькам в подвал.
– Я
– Кто здесь? Откройте! – слегка ударил рукояткой нагана по двери Белинский.
Ответа не последовало.
– Навалимся вместе, – сказал Ширмо-Щербинский, – дверь хлипкая.
– Позвольте мне попробовать, – остановил его Новосад, – такие замки мы с паном Войцеховским проходили.
Он передал свечу, вынул из кармана шинели отмычку и, немного поковырявшись, распахнул дверь.
На офицеров пахнуло сырой гнилью и запахом старых солений.
Корецкий услышал, как кто-то быстрыми шагами прошел мимо. Ротмистр тихо вылез из шкафа и осторожно заглянул через щель в двери в комнату. Смуглый мужчина среднего роста с черными как смоль волосами торопливо укладывал что-то в небольшой деревянный чемодан.
– Куда же мы так торопимся, – переступил порог Корецкий с револьвером в руке, – не на поезд ли?
Незнакомец вздрогнул и замер, устремив изумленный взгляд на бог весть откуда взявшегося русского офицера.
Его цыганская внешность явно контрастировала с приличным ватным двубортным пальто и шнурованными ботинками в галошах. Он медленно поднял руку, в другой продолжал держать жестяную баночку.
В этот момент с улицы послышался звук мотора – Дашевский возвращался с тремя жандармами, предоставленными ему начальником станции Подзамче Капульским.
По нервно забегавшим глазам цыгана было видно, что он сообразил, что попал в ловушку. Резким движением он бросил какой-то порошок из жестяной банки прямо в лицо Корецкому и кинулся к окну. Несмотря на резкую боль в глазах, ротмистр вслепую произвел несколько выстрелов, но пули, однако, цели не достигли. Высадив раму, незнакомец вывалился наружу, оказавшись прямо перед стоявшим под окном Чухно. Для поручика это стало полной неожиданностью. Получив резкий толчок в грудь, он кубарем полетел в снег, и, пока подбирал отлетевший в сторону наган, беглец уже пересек железнодорожное полотно и исчез за насыпью в придорожных посадках.
Тут совсем некстати появился железнодорожный состав, который стал медленно заходить на станцию и отрезал путь для преследования подоспевшим жандармам.
Операция закончилась. Офицерам оставалось только осмотреть подпол и содержимое чемодана. Там они нашли венгерский пистолет «фромер» с патронами, полевой бинокль, тетрадь с непонятными записями и книжку на польском языке автора Гриця Щипавки под названием «Проект уничтожения России».
К ним приобщили белый порошок, от которого Корецкий долго промывал глаза, но, к счастью, все обошлось без последствий.
Возвращались молча – переживали из-за неудачи. Корецкий корил себя за потерю бдительности в самый ответственный момент. Чухно злился на свою неуклюжесть. Дашевский был в предчувствии неприятных объяснений с начальством.
Свеча осветила глухое подвальное помещение, заваленное домашним хламом. В углу, на груде пустых мешков, со связанными руками и ногами лежал человек. Было не ясно, жив ли он. Судя
Белинский поднес к его лицу свечу и приоткрыл веко – зрачок оставался неподвижным. Приложил ухо к груди – с трудом улавливались редкие биения сердца.
Пленника освободили от веревок и поднесли к пересохшим губам кружку с водой, но он не реагировал.
– Срочно нужен доктор, – поднялся Белинский.
Ширмо-Щербинский вытащил из кармана записную книжку и поднес ее к свече.
– Станислав, – позвал он прапорщика, – поднимись к хозяйке. У нее наверняка есть телефон. Набери сто двадцать пять – ближайший полевой госпиталь на Святого Петра и Павла.
На лестнице послышался шум, и в дверях появились трое молодых парней. Старший держал топор, у двух других в руках были кухонные ножи. Увидев русских военных, они в растерянности остановились. Расталкивая их, с пронзительным криком:
– Со tu sie dzeie? Со panstwo robi w moim domu? [110] – В подвал ворвалась растрепанная пожилая женщина в расстегнутом халате.
– Успокойтесь, – шагнул ей навстречу Ширмо-Щербинский. – Вы пани Раух? Объясните, как здесь оказался этот человек? – указал он в угол подвала.
110
– Что тут происходит? Что господа делают в моем доме? (пол.)
Взглянув туда, хозяйка громко вскрикнула и испуганно закрыла рот краем воротника халата.
– Му nic nie wiemy, – нервно стал объяснять старший, очевидно, один из ее сыновей. – То mieszkanie и nas zdejma pan Kolinski… [111]
Белинский обратил внимание, что шум от появления семейства Раух привел монаха в чувство, глаза его слегка приоткрылись.
– Dlia czego tu pan? Iak pan sie nazywa? [112] – нагнулся к нему капитан и снова поднес к его губам воду.
111
– Мы ничего не знаем. Эту квартиру у нас снимает пан Колинский (пол.).
112
– Как пан здесь оказался? Как пана зовут? (пол.)
Взгляд монаха немного просветлел, он стал шевелить губами, как будто читая предсмертную молитву.
Капитан нагнулся. Шепот становился все тише и вскоре окончательно смолк.
В глазах монаха застыло выражение глубокого страдания и скорби.
Глава 30
Сильвестр
Во Львове наступила пора традиционных сильвестровских карнавалов, которые начинались сразу после католического Рождества. Обычно в это время народ веселился до утра в городских залах и дворцах. Во Львов съезжалось множество гостей из Вены, Кракова и Варшавы. Газеты были заполнены репортажами о балах с подробным описанием туалетов дам, курьезами и скандальными историями.