Гамлет, или Долгая ночь подходит к концу
Шрифт:
Что было дальше? Удивительно устроены люди, они рабы своих чувств, которые их околдовывают, делая разум бесплодным.
Паж обнимал госпожу, а та покрывала поцелуями лицо пажа. Крошка Ле не думала ни о Жофи, ни о своем естестве. Она любила, была счастлива, пленена, ее охватило безграничное восхищение, блаженство и благодарность за все, что случилось с ней; она была почти недвижима. Но эта сцена не могла продолжаться вечно. Розамунда выпустила Ле из своих объятий, подбежала к столу и сунула в руку жонглеру, который стоял вне себя от счастья, с пылающим лицом и сияющими глазами, маленький пестрый платочек. Они шепотом обменялись несколькими словами, но уже не обнялись. Паж ощупью спустился по темной лестнице, и вот он уже на свежем воздухе.
Целый час искал Жофи свою постоянную спутницу: Крошка Ле пережидала на холме за замком; она пыталась взять себя в руки, но не могла. Как ей поступить? Единственный выход — вернуться к Жофи. И открыть ему все? Нет, она не в силах это сделать. Упоение, поцелуи, объятия огнем пробегали у нее в крови. Рот ее полуоткрылся при воспоминании о коротких, подаренных ей небесами минутах, лицо озарилось. Крошка Ле ясно сознавала, что и она оказалась в западне; желая добиться любви для Жофи, она попалась сама. Да и вообще, станет ли она теперь домогаться Розамунды для Жофи? Нет… не станет. Ведь Жофи был ее соперником!
Сидя под деревом, Ле засмеялась. Она представила себе своего милого дурня Жофи рядом. И опять стала умной, здравомыслящей Крошкой Ле, затеявшей опасную игру. Нет, она не боялась довести ее до конца. Игра ее манила, воспламеняла. Жофи был ее соперником. Но Жофи ничего не хотел. И она со вздохом подумала: «Если бы я была на месте Жофи, то, считай, уже выиграла».
И тут она весело побежала вниз к замку. (Правда, время от времени Ле останавливалась, голова ее клонилась на плечо; упоение не проходило — она дрожала, Розамунда околдовала ее.) Крошка Ле на ощупь вытащила тонкий батистовый платочек Розамунды, который сунула за пояс, и спрятала его на груди. Нет, это нельзя было вынести, Ле опять сунула платок за пояс. Но там его могли обнаружить, место платка все же на груди, — стало быть, она окончательно погибла.
К Жофи она пришла светясь от счастья, а Жофи беспокоился. Давненько он не видел Крошку такой обворожительной. Он отвел ее опять в лесок. Как она его миловала, эта обманщица, эта победительница. Он-то ничего не чуял, он просто опьянел. Не чуял, что они не вдвоем, а втроем, и что опьянение перекинулось к нему от Розамунды.
Громко жалуясь, он отпустил ее. Это было неизбежно. Она рассмеялась, похлопала его по губам, оттаскала за уши. Такой она еще никогда не была. За час она расцвела. Потрясенный, с громко бьющимся сердцем, он шел за ней. Кто был с ним рядом? Его паж? Крестьянка по прозвищу Крошка Ле? Крошка Ле стала женщиной, его Крошка Ле стала женщиной.
Они поскакали в Блэ и в Конси, платочек Розамунды покоился на груди Крошки Ле.
Чары Розамунды продолжали действовать. Тоска по ней раздирала сердце Крошки Ле и в Конси. Но разве она могла попасть в Куртуа, к ней в замок… без него? Приходилось надоедать Жофи. Они сочиняли вдвоем. Жофи писал хорошие стихи, он умел это делать не хуже других. Но какая разительная перемена произошла с его песнями сейчас, какой пленительный зной они начали источать! Крошка Ле воспевала Розамунду. Вот что она говорила якобы в шутку (но произносила эти слова вслух с дрожью в сердце):
«Мы воспеваем Розамунду из Куртуа, Розамунду Сладостную и Единственную, Розамунду — Райский цветок в Земном саду».
Он:
«Как ты ее превозносишь! Хочешь меня прельстить. Хочешь толкнуть меня к ней».
Она:
«Не к ней, а на небеса, Жофи! Я ведь ее видела. Только женщина способна оценить другую женщину. И по-моему, только женщина может по-настоящему полюбить женщину».
Он (не понимая):
«Не говори это, Крошка Ле, радость моя. Мы — рыцари. И мы тоже любим нежно, добродетельно».
Она (с сочувствием):
«Что значит добродетельно?»
Он:
«Уважительно, с почтением, стремясь только лишь к служению своей даме».
Она (мысленно):
«О, боже, это опьянение, это желание быть с ней. Она меня околдовала. Что со мной? Я не нахожу себе места».
Они сочиняли вместе, это были песни Крошки Ле к Розамунде. И эти песни восхитили благородную даму; ни один из ее поклонников не мог сравниться с Жофи из Блэ. В замке Крошка Ле при случае — о, как редко это случалось! — прошмыгивала к госпоже; блаженные хоть и краденые минуты! Ле боготворила властительницу своей души, целовала ее башмачки. Розамунда была восхищена столь бурным поклонением и одновременно упивалась тем, что завоевала еще одно сердце — сердце рыцаря Жофи, которому служил ее красавец паж.
Стоило Жофи догадаться, что он услышан, и он возликовал, женская интуиция подсказала Крошке Ле: теперь он, ее Жофи, и впрямь попался на удочку. Она узнала это по тому, что Жофи не захотел больше брать ее на турниры в замок Куртуа. Юный рыцарь не мог не заметить, что во время состязаний трубадуров благородная дама чаще глядит на Ле, на красавца пажа, нежели на него самого.
О, как огорчилась Крошка Ле, когда Жофи в первый раз под весьма прозрачным предлогом оставил ее в Конси! Всего она добилась своими руками — это она сочиняла ему стихи, а он бросил ее дома. Она плакала от гнева и тоски.
Когда Жофи во второй и в третий раз с другими оруженосцами поскакал без нее, она перестала страдать по прекрасной даме. Ибо возненавидела ее. Ле все замечала: уезжая, Жофи радовался, а возвращаясь, был наверху блаженства. Вероломная Розамунда украла у нее Жофи! Что за лживое создание: она была замужем за Робертом, могущественным рыцарем, и тайком встречалась сперва с ней, с пажом, с Крошкой Ле, однако не успокоилась на этом — завела шашни с Жофи. Ну и знатные дамы! Забава богачей, к тому же еще развратницы!
И Ле стала размышлять, как освободить Жофи из тенет этой сирены.
Впрочем, ей не пришлось долго думать, ибо тут вступил в игру рыцарь Роберт.
Наконец-то Жофи опять взял Крошку Ле в замок Куртуа, Ле немедленно ринулась на женскую половину. Встреча была бурной, и Крошка Ле не столь быстро, как следовало, высвободилась из объятий госпожи. Она хотела воздать Розамунде должное и задать ей взбучку, но не знала, как начать, и не могла собраться с духом.
Однако тут вдруг в замке поднялся шум. По парадным и черным лестницам, гремя железом, поднималась челядь Роберта. Он решил, что жена его принимает у себя Жофи де Блэ, чьи победы доводили его до белого каления.