Гамлет, или Долгая ночь подходит к концу
Шрифт:
На следующий день Жофи с удовлетворением отметил, что опыт удался.
Жофи все еще лежал больной, и на корабле шепотом говорили, будто он при смерти. Итак, рыцарь, которого страсть к принцессе из Триполи погнала через море, умрет, так и не увидев ту, что он прославлял.
Но когда они прибыли в гавань, он еще жил, и его отнесли на постоялый двор для рыцарей. Слух о том, что он, умирающий, приехал в Триполи и лежит на постоялом дворе, разнесся по городу и дошел до принцессы; принцесса послала ему подарки и врача, а также велела передать через гонца: она, мол, рада, что он теперь с ней рядом. Весть о нем уже дошла до ее ушей. Принцесса ничего так искренне не желает, как того, чтобы он выздоровел
Недоверчиво и ворчливо выслушал Жофи гонца, он не знал, как ему быть. И Крошка Ле не знала. Ибо мрачные истории, подобные той, что рассказала Жофи колдунья на корабле, ходили по городу, но уяснить себе что-либо определенное было трудно. Похоже, что Жофи и впрямь имел много предшественников. Однако, что с ними стало, никто не знал.
Жофи снова встречается с отцом
Вот уже три недели, как Жофи лежал на постоялом дворе и прикидывался тяжело больным; в действительности он давно выздоровел, но был в большом страхе, боялся той, которую боготворил; однажды вечером к нему вбежала Крошка Ле и сообщила, что вокруг слоняется какой-то старый рыцарь и выспрашивает о Жофи и его намерениях. Здесь его никто не знает. У рыцаря внушительная свита, но она осталась на улице. Рыцарь выразил желание увидеть Жофи завтра.
Рано утром на следующий день рыцарь появился у Жофи, у него была густая борода, выговор выдавал в нем уроженца Франции. Но, как и многие в этой стране, одежду и оружие он носил сарацинские. Незнакомый господин хотел, чтобы ему подробнейшим образом рассказали о Франции, равно как и о личных обстоятельствах Жофи и Крошки Ле. Он пожелал также узнать о тех рыцарях, которые жили в окрестностях Блэ, и о том, что творилось в их замках.
О замке Блэ он осведомлялся с таким знанием дела, что Жофи охватил страх, — а вдруг старика послала принцесса, пожелавшая стать его наследницей? Удивительно, как живо реагировал седой рыцарь на рассказы о Франции. Он знал эту страну как свои пять пальцев до самых Пиренеев и мог обрисовать много знатных лиц. Особенно доставалось от него дамам. По их адресу он отпускал грубые, даже скабрезные замечания; Жофи было стыдно перед Ле, это противоречило рыцарским правилам. А когда незнакомец спросил о сильной женщине Валентине, матери Жофи, и позволил себе говорить о ней хоть и в более мягком тоне, но все же употреблять непристойные, взятые из лексикона скотников выражения, Жофи возмутился и не стал сдерживаться. В ответ старый рыцарь, положивший на колени свой кривой сарацинский меч, добродушно сказал:
«Пусть мои слова не смущают тебя, Жофи. В глаза я ей и не то еще говорил. Иногда даже в твоем присутствии. Бывало также, что дело не ограничивалось одними словами. Ведь я твой отец Пьер».
В ту же секунду Крошка Ле убежала. Старик рыцарь оглушительно захохотал ей вслед: «Тебя я тоже знаю с пеленок».
Он позвал Ле, но та не пришла. Впрочем, у них у обоих не было причин пугаться седого рыцаря, ибо Пьер (он жил неподалеку от города) явился к ним с самыми лучшими намерениями, о чем не преминул объявить сыну.
Во-первых, он хотел его видеть, чтобы составить себе о нем представление; узнать, каким Жофи вырос — как-никак он был трудный ребенок. Теперь отец убедился — все в порядке, не считая любовного сочинительства, которым Жофи, увы, занялся и от которого седого рыцаря с души воротило. Живи Пьер дома, он охранил бы сына от этой напасти. Льстить дамам — последнее дело для мужчины и для рыцаря.
Во-вторых, и главным образом, отец пришел сюда, чтобы просветить ни о чем не подозревавшего Жофи — над его стихами громко смеялась вся Антиохия — насчет принцессы из Триполи. Что может знать о ней Жофи?
Подавленный и растерянный молодой герой сидел на краешке койки и благодарил отца за то, что тот навестил его. О принцессе он знает мало, и ему чрезвычайно важно разузнать о ней побольше и поточнее. Честно говоря, на корабле одна колдунья, проживающая
«Что, к примеру? — ободрил его отец. — Эта колдунья была цыганка? С палочкой в руках?»
«Да, и она сожгла кучу бумаги, пытаясь меня вылечить; между прочим, целую кипу моих стихов в честь принцессы».
«И что сказала цыганка?»
«Сказала, будто принцесса содержит при дворе специальное ведомство, своего рода центр, который распространяет о ней слухи; сказала также, что принцесса рассылает повсюду своих людей, прославляющих ее красоту, добродетель…»
«Богатство…»
«Да, и еще многое другое; словом, делает все, чтобы привлечь рыцарей…»
Старик:
«…которые надеются стать королями Триполи».
Смущенный сын опустил глаза долу.
«Ты угадал, отец».
«Но суть не только в этом, сын мой. Это еще не вся правда. Я могу тебе открыть правду. Потому что познакомился с принцессой пятнадцать лет назад».
«Пятнадцать лет назад? Стало быть, она была тогда ребенком?»
Отец хохотал до упаду.
«Она была ребенком? Ребенок — это ты, сынок».
И тут он окончательно открыл глаза Жофи.
«Эта особа — бабушка одного из первых рыцарей, которые вступили на эту землю и вырвали ее из лап язычников. Тот рыцарь возвратился тогда в Англию…»
«Значит, она родом из Англии», — жалобно сказал Жофи.
«И это тоже, сынок. Итак, завладев страной, рыцарь отправился на родину, чтобы сосчитаться с несколькими врагами и забрать несколько ценных вещей, которые он не хотел оставлять дома, а в ту пору в замке рыцаря в Англии находилась его бабушка, уже доставившая ему немало огорчений. Дама эта была преклонного возраста, как и подобало бабушке взрослого рыцаря-крестоносца. Большинство бабушек крестоносцев и даже их матерей уже преставилось, но эта была живехонька, не умирала, пережила жену рыцаря и в довершение всего поселилась в его замке, где причинила много зла челяди. По моим наблюдениям, люди, которые способны причинить много зла, не уставая и не мучаясь угрызениями совести, доживают до глубокой старости. С этой женщиной так и получилось. Возможность терзать и мучить людей, сдирать с них семь шкур помогала ей сохранять форму.
И когда она поняла, что внук приехал, чтобы частично ликвидировать свое имущество и, не дай бог, отпустить челядь, бабушка пришла в беспокойство. Разве могла она жить, отказавшись от управления большим замком, не тираня прислугу? Это угрожало ее здоровью. И бабушка решила действовать. От людей она узнала (внук боялся ей довериться), что рыцарь опять едет в Антиохию. И тогда ей (ему) будет худо. Бабушка тоже решила ехать в Антиохию. Она потребовала свидания с внуком и объяснила ему, что должна жить в Антиохии из-за климата. Дескать, она больше не в силах выносить английские туманы. Жофи, сынок, мы, жители страны Антиохии, не замечали до сих пор, что здесь приятный климат, впрочем, может быть, по сравнению с Англией он не так уж плох. Во всяком случае, бабушка не давала внуку покоя. Напрасно рыцарь увещевал ее: ведь она привыкла к английским туманам. К тому же ей не перенести даже путь до побережья Англии. Бабушка не дала себя переубедить. Они отправились. И она перенесла поездку. Рыцарь сказал, что она не выдержит морского путешествия. Она выдержала».
«Не заболела морской болезнью?»
«На корабле укачало всех, кроме нее. Бабушка ухаживала за своим внуком, который лежал в лежку».
«Как я».
«В Триполи он поселил ее в своем замке, — продолжал отец. — В этой стране, Жофи, мы — победители и завоеватели — имеем дешевых слуг и в достаточном количестве. Бесспорно, мы хозяева этой страны. Рыцарь, то есть внук, о котором я веду речь, посадил ее в замок, и она принялась по-старому править людьми и донимать их — жилось ей не хуже, чем в Англии. Все шло как по маслу. Бабушка не раскисла. Сохраняла форму. Ее внук, рыцарь, умер от малярии. Бабушку малярия не брала.