Ганзейцы. Савонарола
Шрифт:
Если тщеславие Лоренцо Медичи играло не последнюю роль в выборе жены из знатнейшей и наиболее уважаемой римской фамилии, то непомерная гордость Клары Орсини, в свою очередь, повлияла на него и в большинстве случаев была одной из главных побудительных причин его многих бестактных поступков. Деньги служили ему только средством для достижения политических и художественных целей. Честолюбие никогда не развилось бы у него в такой степени без влияния Клары, тем более что он всегда чувствовал особенную склонность к поэзии и искусству. С самого раннего детства он был окружён талантливыми людьми; его покойная мать Лукреция, из фамилии Торнабуони, славилась своим поэтическим талантом. Любовь к искусству, отличавшая Лоренцо Медичи, подобно многим из его современников, в значительной мере поддерживалась открытием многочисленных
Между тем Клара не переставала думать о возвышении фамилии Медичи. Но, к несчастью, этого рода сильные энергичные натуры, прямо идущие к цели, редко бывают способны составить счастье окружающих. Потомство восхищается грандиозными произведениями зодчества и бессмертными сокровищами искусства, но ему редко приходится узнать о том, какой ценой творцы их достигли цели своих честолюбивых стремлений и сколько вблизи их пролито было горьких слёз.
Сестра Лоренцо Медичи Бианка по-прежнему жила с мужем на своей прекрасной вилле близ Флоренции. Прошло несколько лет со времени неудавшегося заговора Пацци, и, кроме смерти второй дочери, Ренаты, ничто не нарушало счастья этого примерного супружества. Само собой разумеется, что материальное положение Гуильельмо Пацци, женатого на Медичи, было вполне обеспечено. Обстановка его дома не уступала роскошью жилищам владетельных особ, и хотя он не мог располагать такими огромными суммами, как Лоренцо Медичи, для украшения комнат, но в них было много ценных произведений искусства. Равным образом воспитание обоих детей — старшего Пьетро и сестры его Марии, которая была несколькими годами моложе его, — было направлено на то, чтобы дать им лучшее образование, какое было возможно по тому времени.
Хотя Лоренцо Медичи редко виделся с зятем и сестрой, но между их детьми существовали самые дружеские отношения, чему способствовало и то обстоятельство, что между ними не было большого различия в возрасте. У Лоренцо было трое детей: старший сын Пьетро, живой и весёлый, второй — Джованни, молчаливый и задумчивый, и, наконец, дочь Маддалена, которая по своему самостоятельному и решительному характеру очень напоминала свою мать, Клару Орсини. Молодой Пацци был на три года старше своего двоюродного брата Пьетро, между тем как его сестра Мария Пацци была моложе всех Медичи.
Маддалена Медичи пользовалась особенным расположением матери; но, несмотря на свой самостоятельный характер, должна была подчиниться воле родителей. В Италии было принято держать молодых девушек в полном отчуждении от молодёжи другого пола; этот обычай соблюдался с двойной строгостью относительно Маддалены, так как её родители были убеждены, что вправе располагать ею и что она будет беспрекословно повиноваться им. Само собой разумеется, что Маддалена была более свободна в своих отношениях с ближайшими родственниками, нежели с остальными молодыми людьми, которых она встречала только на больших празднествах, где строгий этикет и тяжёлая одежда стесняли всякое свободное движение. Во время танцев кавалер едва смел коснуться кончиками пальцев руки дамы; церемониал предписывал почти каждое слово, которое произносилось в подобных случаях.
Но в саду виллы Пацци молодёжь обоих родственных домов пользовалась полной свободой. Здесь прекращался строгий надзор, не было дорогих платьев; никто не смущался, если волосы приходили в беспорядок, и это доставляло даже особенное удовольствие. Естественно, что при частых свиданиях преждевременно развившаяся Маддалена почувствовала род сердечной склонности к своему двоюродному брату Пьетро Пацци, которая отчасти выражалась в шаловливом поддразнивании, а частью в том напряжённом внимании, с каким она слушала его во время серьёзного разговора. Пьетро со своей стороны никогда не обижался на шутки своей молодой родственницы, тем более что он был сильный, ловкий юноша, искусный во всех рыцарских упражнениях и сознававший вполне своё умственное превосходство. Но влюблённый юноша никогда не задавал себе вопроса относительно последствий этой взаимной привязанности, равно как и сама Маддалена, пока разговор с матерью не убедил её, что она не может располагать своим сердцем. Известие, сообщённое ей матерью, было коротко и ясно и почти имело вид приказания.
— Отец нашёл тебе жениха, — сказала Клара Орсини, — он обещал папе, что ты выйдешь замуж за принца Чибо.
— Принца Франческетто? — спросила с непритворным ужасом Маддалена.
— Принца Франческо Чибо, племянника папы, который недавно сделал его герцогом Массы и Каррары, — возразила синьора Клара, бросив на дочь уничтожающий взгляд, не допускавший дальнейших возражений. Но Маддалена привыкла к подобным взглядам, и, как известно, этого рода средства теряют всякое значение, когда слишком часто прибегают к ним.
— Франческетто! — повторила ещё раз непокорная дочь, в её голосе слышен был гнев и презрение. — Все смеются над ним, он так мал ростом, что едва доходит до моего плеча, и вдобавок сын папы!
— Маддалена! — воскликнула синьора Клара строгим тоном; губы её дрожали от негодования.
Но молодая девушка не обратила на это никакого внимания.
— Всем известно, — сказала она, — что он сын папы и даже открыто признан им. Если бы дело не получило такой огласки, то мне не могло прийти в голову, что глава католической церкви имеет собственную семью! Прежде никто не знал об этом, но папа Иннокентий позаботился, чтобы даже дети на улице толковали о его сыне. Вы хотите, чтобы я породнилась с папой; действительно, это совершенно новое и почётное звание! Но я никогда не соглашусь на это и вообще не желаю выходить замуж... Впрочем, — добавила она с глубоким вздохом, — я хотела бы стать женой Пьетро Пацци и не выйду ни за кого другого! Что же касается этого карлика Чибо, то о нём и говорить не стоит!..
Нужно было иметь известного рода мужество, чтобы сопротивляться таким образом воле матери, потому что в те времена даже в знатных семьях принуждали взрослых детей к послушанию строгими мерами. Но Маддалена знала свою мать, и при этом она была так возмущена предполагаемым браком, что в данную минуту никакая сила на свете не могла бы вынудить её согласиться.
Но кроме насилия были другие, более действенные средства. Разгневанная мать вышла из комнаты и заперла за собою дверь на ключ. Она поспешила к мужу, чтобы посоветоваться с ним относительно дальнейшего способа действий. Полчаса спустя она вернулась назад и объявила, что Маддалена за своё непослушание будет отправлена на неопределённое время в женский монастырь св. Аннунциаты. Весёлая девушка внутренне содрогнулась при этом известии, но из упрямства ничего не ответила. Приготовления были вскоре окончены, и молодую девушку отнесли в закрытых носилках в монастырь, где настоятельница уже была предупреждена относительно цели этой меры.
Большая часть флорентийских монастырей пользовалась милостью фамилии Медичи; такие же щедрые вклады вносимы были и в монастырь св. Аннунциаты. Кроме того, Лоренцо Медичи недавно пожертвовал в монастырскую церковь художественное произведение Перуджино. Поэтому настоятельница считала своей прямой обязанностью исполнить желание своего благодетеля, тем более что ей не раз случалось приводить к смирению закоснелые души грешниц и она была довольно опытна в подобных делах.
Первая принятая ею мера заключалась в том, что Маддалена должна была подчиниться порядку монастырской жизни.
Ночью, едва молодая девушка заснула крепким сном, как её разбудил резкий звон церковного колокола, призывающий к ранней обедне. Несколько дней спустя, когда утомлённые нервы утратили свою восприимчивость и колокол уже не в состоянии был разбудить её, применены были другие средства, чтобы принудить гостью к исполнению обязанностей, предписанных монастырским уставом. Монахини выполняли в точности и с невозмутимым хладнокровием все приказания настоятельницы, которая позаботилась о том, чтобы слёзы и просьбы Маддалены не возбуждали сострадания в её окружающих. Между прочим запрещено было строжайшим образом говорить с нею, кроме необходимых ответов. Через каждые два часа её водили в церковь и заставляли слушать бесконечные молитвы, не представлявшие для неё ни малейшего интереса. Окружавшие её монахини, приученные к слепому повиновению, дошли до полного отупения или были воодушевлены религиозным фанатизмом, кроме того, у них были различные занятия в монастыре и вне его, но несчастная Маддалена не в состоянии была выносить томительное однообразие этой жизни.