Ганзейцы. Савонарола
Шрифт:
Сначала она решила не покоряться ни в каком случае, хотя бы ей пришлось провести всю жизнь в монастыре; но так как это не соответствовало желанию её родителей, то настоятельница ещё более усилила её религиозные обязанности. Кроме того, запрещены были какие-либо облегчения и даже всякие дружеские изъявления со стороны монахинь, так что Маддалена целыми днями не произносила ни единого слова.
Это была медленная пытка, которая через несколько дней вернее привела к цели, нежели минутные физические мучения. Маддалена дошла до такого угнетения душевного и умственного состояния, что настоятельница сочла возможным написать родителям, что дочь их смирилась и готова исполнить всё, что они потребуют от неё.
Затем последовала торжественная сцена: Лоренцо и Клара явились
Мысль о бегстве на минуту промелькнула в её голове, но где может она найти сколько-нибудь надёжное убежище? Из её глаз полились горькие слёзы, она бросилась с судорожным рыданием на грудь матери. Безвыходность положения заставила её решиться на ненавистное замужество, но в эту минуту навсегда поблекли розовые надежды её молодого сердца, как цветы, побитые ледяным северным ветром. Одному небу было известно, к чему приведёт её этот брак: будет ли она искать забвения на стороне в непозволительных утехах или дойдёт до ожесточения и станет мстить нелюбимому мужу за испорченную жизнь злыми выходками и капризами?
Таким образом, нельзя было ожидать дальнейшего сопротивления со стороны молодой девушки, но тем не менее встретились непредвиденные препятствия к предполагаемому браку. Хотя отношения между домами Медичи и Пацци были окончательно порваны и Маддалена должна была отказаться от своей романтической привязанности к Пьетро Пацци, но она искренно радовалась при мысли, что будет избавлена от брака с Франческо Чибо.
Дружба Лоренцо Медичи с неаполитанским королевским домом получила ещё большую прочность в течение года. Самолюбие Лоренцо было в высшей степени польщено тем уважением, какое выказывал ему неаполитанский король не только как представителю республики, но и по отношению к его собственной личности. Но само собою разумеется, что король Фердинанд в данном случае руководствовался своекорыстными целями, потому что союз с Лоренцо Медичи имел для него большую цену.
Он властвовал в своём государстве как неограниченный тиран и настолько восстановил против себя высшее неаполитанское дворянство, что оно возмутилось. Решено было провозгласить королём его второго сына — Федериго, потому что наследный принц Альфонс заслужил общую ненависть. Между тем принц Федериго хотя и осуждал жестокость своего отца, но никогда не согласился бы встать во главе бунтовщиков, которые нашли поддержку не только в Венеции, но и в папе.
Лоренцо Медичи, напротив того, открыто принял сторону неаполитанского короля, равно как и могущественные предводители партии Орсини, так что почти дошло до открытого разрыва между домом Медичи и папским престолом. При этих условиях, конечно, не могло быть речи о брачном союзе между Маддаленой и Франческо Чибо. Но дело внезапно приняло неожиданный оборот: король Фердинанд не только дал торжественное обещание исполнить все требования дворян, но даже простил всех виновных. Таким образом снова был восстановлен мир.
Но вслед за тем король коварно захватил главных бунтовщиков, осудил их на жестокую казнь и присвоил себе их поместья. Теперь он мог без всякого преувеличения написать папе, что в его государстве не осталось ни одного недовольного магната.
Примерно в это время в Риме был заключён брак Франческо Чибо с Маддаленой Медичи. Клара встретила самый почётный приём в родном городе; тогда же возвратились из ссылки её отец и другие члены фамилии Орсини, изгнанные во время ссоры папы с Неаполем. Вскоре они снова приобрели прежнее могущество; папа обещал кардинальскую шляпу второму сыну Лоренцо Медичи по достижении им восемнадцатилетнего возраста, хотя до сих пор ни один юноша этих лет не был удостоен подобной чести.
Чтобы составить себе некоторое представление о невероятной роскоши пиршеств, устроенных по поводу брака дочери Лоренцо Медичи с принцем Чибо, необходимо принять во внимание, что в те времена совмещались величайшие противоположности. Наряду с грубыми чувственными наслаждениями и беспощадной жестокостью можно было встретить глубокое понимание художественных произведений и любовь к роскоши, которая проявлялась в блистательных рыцарских турнирах и живописных одеждах. Богатство дома Медичи почти вошло в пословицу, и так как, с другой стороны, власть папского престола была безгранична, то естественно, что эта свадьба обратила на себя внимание всего цивилизованного мира. Но и в то время многие патриоты и благомыслящие люди Италии не ожидали добра от родственной связи между могущественным римским двором и богатым флорентийским купцом.
В это время Джироламо Савонарола против воли своих родителей и втайне от них поступил в доминиканский монастырь в Болонье. Хотя при своём серьёзном уме и любви к науке он давно чувствовал склонность к созерцательной жизни, но едва ли ему пришло бы в голову добровольно отречься от мира, если бы непозволительное кокетство Орсолы Кантарелли не подвергло его тяжёлым испытаниям и не дало внезапно другое направление его дальнейшей будущности. Этот внешний толчок, по-видимому, был необходим для него, как и для многих других выдающихся личностей, чтобы окончательно посвятить себя своему призванию. Он не чувствовал прежде никакого влечения к монашеству, хотя условия общественной жизни возмущали его в ранней юности. Он видел с глубоким огорчением, как высокие идеи христианства всё более и более заглушались грубым эгоизмом и господством необузданных страстей. Не раз приходило ему в голову заступиться словом и делом за страждущее человечество и открыто обличать великих мира, не признававших других законов, кроме своей собственной похоти. Но до сих пор ему недоставало самого главного, а именно личного импульса; он чувствовал себя связанным отношениями с родителями и братьями. Между тем, чтобы нераздельно следовать своей судьбе и идти к известной цели, необходимо было отречься от личных привязанностей, желаний и надежд и отказаться от всех суетных земных помыслов.
Джироламо Савонароле суждено было сделаться великим проповедником, чтобы призвать людей к покаянию и восстановлению истинного христианского учения, но нужен был внешний повод, чтобы вывести его на этот путь. Таким поводом был каприз тщеславной девушки. Легкомысленное пари, предложенное Орсолой Кантарелли, могло иметь печальные последствия для обманутого юноши и довести его до полного отчаяния и даже самоубийства. Но вместо этого оно только послужило средством, чтобы закалить его характер и окончательно убедить в суетности всех земных благ.
Орсола ловко начала игру и исполнила свою роль с искусством, которого трудно было ожидать от неопытной молодой девушки. Если бы у неё было сердце, то она могла бы навсегда привязать к себе Савонаролу, между тем она сделалась злым демоном его жизни, потому что её необыкновенная красота, преждевременное развитие и гибкость ума послужили только к тому, чтобы обратить его в жертву её беспощадного кокетства. Молодой девушке, обладающей такими преимуществами, нетрудно одурачить самого умного человека, потому что он видит её в моменты, когда она следит за собой и является перед ним в наиболее выгодном свете.