Гарем ундер-лейтенанта Говорова
Шрифт:
Чуть позже, когда капитан судна успел выдать распоряжение о начале поисков пропавших офицеров, на борт фрегата было передано официальное послание, в котором власти города Копенгагена уведомили командование линейного корабля о том, что офицеры с судна «Полтава»; а именно: Лазарев, Русаков и Демидов – минувшей ночью были арестованы за неподобающее поведение.
С ночными спутниками Германа, похоже, случилось то, чего изначально и опасался Говоров. Наверняка они напились, затеяли склоку и как результат попали под арест, со всеми вытекающими из того последствиями.
На вызволение опальных офицеров отправили довольно-таки серьёзную делегацию. Возглавил её тридцати пятилетний лейтенант Наум Аничков. Компанию лейтенанту
Если о должности лейтенанта читатель уже имеет некоторое представление, ну, а корабельный лекарь в каких-либо дополнительных комментариях и вовсе не нуждается, то о должности корабельного секретаря, пожалуй, стоит сказать пару дополнительных слов. Секретарь в русском флоте той поры, по сути, являлся помощником капитана по учёту личного состава и штабной работе. Он контролировал работу всех служб снабжения, переписки. Секретарь вёл бортовой журнал, знакомил экипаж с Уставом, письменными приказами и распоряжениями старших флотских начальников, вёл судебные протоколы, составлял контракты на поставку припасов. При этом корабельный секретарь не имел права, покидать борт корабля пока тот не будет поставлен на длительную стоянку и не будет разоружён. Исключением являлся, как раз тот самый случай, о котором и идёт ныне повествование. То есть тогда, когда секретарь должен был исполнять свои обязанности непосредственно на берегу.
– Когда мы можем забрать наших офицеров? – как, и положено, переговоры вёл лейтенант Аничков, старший по должности. С переводом ему помогал Стародубский.
– Да хоть сейчас… – усмехнулся в ответ начальник полицейской службы. – …Главное, чтоб вы их сразу доставили на борт корабля, и более не отпускали на берег. Уж больно они задиристые и драчливые. Задержанных выведут минут через пять-семь. Пока ж вы можете забрать их оружие.
После чего, Аничкову были переданы шпаги и кортики.
В помещении полицейского участка, кроме русских офицеров, прибывших за своими сослуживцами, присутствовали ещё трое. Судя по морской форме, Говоров сразу определил их принадлежность к голландскому флоту. Похоже, голландские офицеры так же прибыли за своими сослуживцами, успевшими набедокурить минувшей ночью.
Пока ожидали задержанных, Герман внимательно вслушивался в разговор тех голландцев. Ундер-лейтенант хорошо понимал, о чём те говорят. И в первую очередь, внимание Говорова привлекло упоминание шхуны «Фортуна». Слово «Фортуна» они упомянули не менее десяти раз. Именно поэтому ундер-лейтенант и посчитал, что голландцы имеют самое непосредственное отношение к данному кораблю. А ещё Герман вспомнил о том, что именно об этом самом судне упомянул нынешней ночью оборванец, получивший от Германа золотую монету.
Улучив благоприятный момент, когда голландцы вдруг замолчали, Говоров обратился к ним с достаточно простым вопросом.
– Если не ошибаюсь, вашим судном является «Фортуна»?
– Да, так оно и есть… – с некоторой насторожённостью ответил один из голландцев. – …А в чём, собственно говоря, дело?
Кроме иностранцев, на Говорова с опаской оглянулись и офицеры фрегата «Полтава». Дескать, что может быть общего у русского ундер-лейтенанта с иностранными моряками?
– На сколь мне известно… – не обращая внимания на своих соотечественников, продолжил расспрос Говоров. – …Штурманом на вашем корабле ранее служил некто Ван дей Кюйст. Возможно, я несколько ошибся с именем. Да, и судя по возрасту, Ван дей Кюйст служил на вашей «Фортуне» довольно-таки давно…
– Отчего же, «давно»?.. – на сей раз, с определённым недоумении переспросил один из голландцев. – …Ван дей Кюйст, был списан на берег не более недели назад. Сразу по прибытию в Копенгаген.
– Позвольте узнать причину его списания на берег? – не унимался Герман.
– У него обнаружилась серьёзная болезнь.
– Очень серьёзная болезнь… – поддержал разговор ещё один иностранец. –…За какой-то месяц он, крепкий и здоровый мужчина, вдруг превратился в измождённого старика.
– Что это была за болезнь? – пришло время напрячься уже Говорову.
– Порча… – непроизвольно вырвалось у третьего голландца. – …Чёрное колдовство. Он был сильно околдован. Быть может, ему кто-то позавидовал или наслал любовный приворот…
– Прекрати молоть чушь… – на полуслове, его оборвал первый из собеседников Германа. – …Как судовой врач, я с полной уверенностью могу заверить вас в том, что симптомы недомогания, выявленные у штурмана, не соответствуют ни одной из известных нам болезней. Скорее всего, вместе с сифилисом и прочей заразой её завезли к нам из Нового Света… – сделав короткую паузу, судовой врач продолжил. – …Молодой человек, за Ван дей Кюйста вы можете не переживать. Мы поместили штурмана в очень хорошую клинику и надеемся забрать его в следующее посещение Копенгагена. То есть, спустя дней десять.
– Боюсь, но он уже не в клинике… – тяжело вздохнув, констатировал Говоров.
Однако договорить Герман так и не успел, потому как открылась зарешёченная дверь и в полицейское помещение вышли трое задержанных офицеров.
– Эх, Говоров-Говоров!.. – встретившись взглядом с Германом, сокрушённо покачал головой Демидов.
– Я-то тут причём? – ундер-лейтенант в полном недоумении округлил свои глаза.
– Если б ты нас не бросил… – в поддержку Глеба зашептал Лазарем. – …Мы бы наверняка наваляли тем британцам. После чего, благополучно покинув ту самую харчевню, вернулись на фрегат…
Справедливости ради, стоит отметить, что наказание для «нашкодивших» офицеров оказалось достаточно мягким. Капитан «Полтавы», к молодым офицерам был нынче предельно благосклонен. Потому уже вечером Лазарев, Русаков и Демидов, в компании всё с тем же Говоровым, весело вспоминали подробности предыдущей ночи. Было естественным, что молодые люди хвастались, рассказывая о том, как британцы получили по заслугам, как они уносили ноги. И если бы не служащие полиции…
Среди ночи, разворачиваясь со спины на бок, Говоров вдруг обнял нечто тёплое. Чуть отстранившись, он приоткрыл глаза и вгляделся в темноту. К своему изумлению, Герман обнаружил то, что рядом с ним, под одеялом лежит абсолютно голенькая девушка с тёмными, длинными и слегка вьющимися волосами.
– Ты кто? – ещё толком не проснувшись, офицер задал первый, пришедший ему на ум вопрос.
– Кризанта, – тихо ответила девица.
– О том, что ты Кризанта, я понял сразу… – усмехнулся в ответ Говоров. – …Скажи лучше, как ты сюда попала?
– А тебе, какая разница? – хихикнула в ответ барышня.
«И действительно, какого чёрта, я пристал к девчонке?» – мысленно согласился Герман.
Вместо ответа ундер-лейтенант прижался всем телом к юной Кризанте, полностью ощутив жар её мягких прелестей. Девушка чуть задрожала и как будто бы тихо застонала, что придало Говорову большую уверенности. Свою похоть, свои животные инстинкты он успел удовлетворить ещё вчера, когда соития с Картин происходило несколько сумбурно, стихийно, потому и не мог он вспомнить что-то конкретное. Ну, а сегодня Говоров жаждал уже неких изысканных наслаждений. Теперь он мог насладиться каждым мгновением, рассмотреть каждый сантиметр женского тела, без какой-либо спешки, гонки и прочих необдуманных действий. Потому и принялся Говоров медленно двигаться своим телом, потираясь возбуждённым мужским достоинством о бугорок с небольшой порослью мягких, пушистых волос. Эта самая растительность отчасти символизировала девичье целомудрие и непорочность, что в ещё большей степени распаляло Германа.