Гарик Потный и Оружие Пролетариата
Шрифт:
Неожиданно он воткнулся головой в макет мужчины, прямиком в его гипертрофированный половой признак. Гарик был так озабочен этим, чтобы убраться подальше от библиотеки, что даже не обратил внимания, куда бежит. Теперь же, возможно, из-за темноты, он никак не мог врубиться, где находится, Он знал, что обнаженные манекены есть неподалеку от кухни, к тому же ощущал идущую оттуда жуткую вонь, но сейчас, вроде бы, он должен быть пятью этажами выше.
– Вы просили меня докладывать непосредственно вам, проффесор, если кто-то будет шароёбиться по ночам, так вот, кто-то просочился
Гарик физически ощутил, как его мошонка опускается к пяткам. Где бы он сейчас не находился, Брудзь, должно быть, знал некий потайной ход к этому же месту, потому что его вкрадчивый, липкий голос становился все слышнее, и, к ужасу Гарик, ответил Брудзю Сергей Полиэтиленович:
– Закрытый Отдел? Что ж, они не могли сбежать далеко, мы их обязательно поймаем.
Гарик будто прирос к полу, а Сергей с Брудзем вышли навстречу ему из-за ближайшего угла. Они, конечно, не могли видеть ночного путешественника, но коридор был узкий, так что, если они подойдут ближе, то непременно заденут Гарик - став невидимым, член мальчика тем не менее не прекратил свое существование в виде твердого физического тела.
Гарик, насколько мог, отступил назад. Слева от него оказалась приоткрытая дверь - его единственная надежда на спасение. Он просочился в щель, сдерживая дыхание, стараясь не потревожить дверь, и, к своему величайшему облегчению, умудрился проникнуть внутрь так, что никто ничего не заметил. Брудзь с Сергеем прошли мимо, а Гарик обессилено прислонился к стене, тяжело дыша, прислушиваясь к затихающим шагам. На этот раз он чуть было не попался. Прошло несколько секунд, прежде чем он обратил внимание на комнату, в которую заныкался.
Кажется, это была грязная кладовка, которой долго никто не пользовался. На фоне темной стены чернели силуэты доски и сломанных парт, поставленных друг на друга; неподалеку виднелась перевернутая вверх дном мульда для мусора - но у противоположной стены возвышалось нечто совершенно в данной обстановке неуместное, нечто, помещенное сюда с единственной целью быть спрятанным от посторонних глаз.
Это была великолепная плазменная изогнутая панель, высокая, до потолка, в позолоченной, инкрустированной изумрудами раме, украшенной богатой резьбой, на подставке в форме когтистых лап. Поверху шла инкрустированная надпись: "Sony".
Страх мало-помалу, по мере затихания шагов Сергея и Брудзя, оставил Гарика, и он осторожно приблизился к телевизору, думая увидеть черный экран, но черного экрана, естественно, не появилось. Тогда Гарик смело встал прямо перед ним.
Ему пришлось зажать хлебальник обеими руками, чтобы не закричать. Он стремительно обернулся. Сердце колотилось гораздо сильнее, чем когда завопила подшивка - в телевизоре он увидел себя, и еще целую толпу народу за своей спиной.
Поначалу, Гарик подумал, что на экран выводится изображение от скрытой камеры, поэтому он обернулся. Однако камеры не было видно. Часто и прерывисто дыша, Гарик, очень и очень медленно, снова повернулся к экрану.
В телевизоре стоял он, белый от страха, и за его спиной находилось еще по меньшей мере человек десять-пятнадцать. Гарик посмотрел через плечо - никого нихрена там не было. Или они все тоже ебучие невидимки? Что же, блин, происходит на самом деле? Он стоит в комнате, полной невидимых долбоёбов, а вебкамера устроена так хитро, что засекает их и передает изображение на экран независимо от того, видимы они или невидимы?
Гарик опять посмотрел в телек. Сексуальная женщина, стоявшая прямо за спиной у его отражения, раздевалась и махала рукой. Гарик пошарил рукой позади себя. Если бы она и в самом деле была сзади, он бы почувствовал, слишком уж близко друг к другу стояли их изображения, но рука прошла сквозь воздух - женщина и все остальные существовали только внутри телевизора.
Женщина была чрезвычайно хороша собой. У нее были темно-рыжие волосы, а сиськи... у нее сиськи такие же, как у женщины моей мечты, подумал Гарик, ступив чуть ближе к телевизору. Среднего размера, чуть больше второго, но чуть меньше третьего, с розовыми, торчащими чуть вверх сосками - абсолютно такие же, но теперь Гарик заметил черный бюстгальтер; раздеваясь, женщина в то же время не снимала его полностью, только чуть приспустила. Высокий, худой, черноволосый человек стоял сзади нее, обнимая ее за плечи. Он носил очки, и волосы у него были очень сальными. Они были причесаны в виде ирокеза, совсем как мечтал причесать Гарик.
Гарик подошел так близко к телевизору, что чуть ли не хером уперся в собственное отражение.
– Киса?
– прошептал он.
– Кисонька?
Они только смотрели и улыбались. Медленно, постепенно, Гарик вгляделся в лица остальных людей в телевизоре, и увидел еще несколько пар сисек, разных размеров, тоже совсем как в его эротических снах, а у одного старичка точно так же торчал пеннис - Гарик впервые в жизни наяву встретился со своими мечтами.
Порноактеры (а кто бы это еще мог быть?) улыбались и дружно махали Гарику, а он жадно всматривался в их изображения, прижав ладони к поверхности экрана, так, как будто хотел пройти сквозь стекло и дотронуться до их гениталий. Он испытывал ни на что не похожее пронзительное чувство, как будто кто-то смешал в единое вожделение и радость.
Сколько времени простоял он так, он не знал. Изображение не исчезало, и Гарик смотрел и смотрел, пока отдаленный шум не вернул его к реальности. Он не мог здесь больше оставаться, ему надо было успеть добраться до спальни. Он оторвал взгляд от сисек, прошептал: "я еще приду, детка" и поспешил прочь из комнаты.
– Мог бы меня разбудить, - обиженно буркнул Роня.
– Пойдем сегодня, я собираюсь опять пойти и хочу показать тебе телевизор.
– Я хотел бы увидеть твои эротические фантазии, - с энтузиазмом сказал Роня.
– А я хочу увидеть твою семью, всех Шварценфиктов, ты сможешь показать мне процесс инцеста в подробностях.
– Хуй тебе, - махнул рукой Роня, - мы такое не практикуем, хочешь верь, хочешь не верь. Мы не какие-нибудь педики. Жалко только, что не удалось ничего выяснить про Джугашвили. Сожри вон чупа чупс, что это ты ничего не жрешь?