Гарри Поттер и Лес Теней. Альтернативное окончание.
Шрифт:
«- Невилл, а правда, что тролли не летают?
– Конечно, не летают (Симус смешно передразнил тягучий голос Невилла) - А профессор Снейп говорит, что летают.
– А, ну тогда летают, только низенько-низенько…»
Невилл обречённо улыбнулся. Гарри покоробило. Раздался было дружный смех, но вдруг сиротливо затих – даже второклашки чутьём поняли неуместность шуток над полумёртвым профессором. Тут Бриджет О'Рейли заметила Гермиону и набросилась на неё с просьбами «рассказать подробно, как же всё было» – раз наверное, в двадцатый. Неприятный момент миновал, но осадок остался. Оставив Гермиону отбрыкиваться от детей, Сью и Гарри спустились в лазарет. Сью заглянула за балдахин, где дрых Малфой, зажгла огонь, чтобы вскипятить воду, открыла мешочки с травами.
–
Слушая её щебетание, Гарри присел рядом, но так, чтобы не видеть тела Снейпа – он так и не смог привыкнуть к его виду. Наверное, карьера целителя юноше не светила ни при каких обстоятельствах. Влетела запыхавшаяся Гермиона и, ожидая, пока Сью приготовит зелье, с места в карьер вновь вернулась к волнующей её теме.
– Я считаю, что рисунок со змеёй, кусающей свой хвост, несёт в себе смысл соотношения причины и следствия, но пока, что бы я ни произносила, текст после рисунка не проявляется. Слизерин говорил, что такие шифровки были довольно распространены в последние века – смысл изображения передаётся каким-то высказыванием, довольно известным, или наоборот, известным только избранным, но пока ты его не произнесёшь, ты не сможешь прочесть скрытый текст. Эта змея поставила нас в тупик…
– «Поднявший меч от меча да погибнет», - предложила Сьюзен, заканчивающая готовить ночное питьё для Снейпа. Размешала ложкой мутную жижу и ставшим уже привычным за много дней жестом поднесла чашку к безвольным губам профессора.
– Пробовали, - откликнулась Гермиона. – И по латыни, и по-саксонски, и на древнекельтском. Нет, тут что-то другое.
– Вечное возвращение, - разнёсся по комнате еле слышный шёпот.
От изумления Сьюзен пролила зелье.
– Это означает «вечное возвращение», - снова прошептали пересохшие губы Снейпа.
Снейп? Снейп!
***
Этой ночью Гарри спал всего два часа, зато ему – слава Мерлину – в кои-то веки ничего не снилось. Ничего… Счастье... Гермиона не спала вовсе – сообщив радостную весть мисс Эвергрин, она тут же умчалась на свидание со свитком, ей не терпелось опробовать предложенную Снейпом разгадку рисунка. По-видимому, успешно – за завтраком её обведенные бессонными кругами глаза сияли восторгом изобретателя вечного двигателя. Мистрисс Хуфльпуфф и Валери тоже не спали совсемф, хлопоча около профессора, который, однако, несмотря на все заботы, после высказанного откровения насчет змеи открыл рот только один раз – когда Сью стала поить его бодрящим зельем.
– Кто это готовил? Корень родиолы добавили слишком поздно. А с порошком рога марала переборщили, - изрёк профессор, не открывая глаз, и отпихнул от себя стакан.
Ни на один заданный ему вопрос Снейп не пожелал ответить, хотя по еле заметному трепетанию век было видно, что излагаемые ему последние события он слушает со всем вниманием.
В полдень Гарри пробрался на кухню и утащил там каравай хлеба и здоровый кусок вяленого мяса – он собирался, как обычно, вытащить Сью в лес. После прошедших дождей погода наладилась – словно ждала отъезда Слизерина. Выглянуло весеннее солнце, и природа, стремительно наверстывая упущенное, пустилась в рост и цвет. Все свободное время Гарри выгуливал Сьюзен, безумно устававшую от ночных дежурств в лазарете. Гриффиндор разрешил им брать любых лошадей в конюшне, но Сью остановилась на смирной белой лошадке, очень похожей на Фиа, а Гарри выбрал рыжего мерина со смешным именем Клубень.
Ездили они большей частью молча. Изредка вспоминали Хогвартс, гадали, что ждёт их при возвращении. Играли в ассоциации – с облаками, тенями или деревьями, каждый говорил, на что это похоже. Выигрывал предложивший больше вариантов. Весеннее небо почти каждый день давало материал для этой игры, по нему лениво ползли, плыли, летели: днём – величественные пенные замки, стада белых пухлых овец и кроликов; вечерами – огнедышащие лиловые и розовые драконы, красно-золотые фениксы, пламенно-алые саламандры. Небо одиннадцатого века одним лишь отличалось от неба века двадцатого – на нём отсутствовали прочерченные самолётами дымные дорожки: Гарри соскучился по ним. И ассоциации ему на ум приходили больше мрачные – там, где Сью видела цветы и единорогов, Гарри мерещились черепа и дементоры. Поэтому Сью выигрывала гораздо чаще – многими своими ассоциациями Гарри не мог заставить себя с ней поделиться. Он и так чувствовал, что заражает девушку своим подавленным состоянием, но единственное, что было в его силах - это молчать, не рассказывая в подробностях о том, что с ним происходило. Он справедливо считал, что на Сью лежит и без того немало забот о раненых. Сью же ничего не выспрашивала, молчаливо признавая за ним право мужчины на свои секреты и не касающиеся её проблемы.
Гермиона корпела в библиотеке над свитком. Частенько там же Гарри видел и Рона, шарящего по книжным полкам – что он там искал? – Гарри не спрашивал, друг тоже не лез в душу. Джинни увлеклась фехтованием, и частенько ездила с Невиллом, Гарри и Сью иногда встречали их в лесу. Мисс Эвергрин… нечего и говорить, ей было не до Гарри.
Вообще, обитатели замка – неважно, в каком веке они родились - в подавляющем большинстве были охвачены ликованием (за исключением Валери и Эльвиры Эгберт). Осада замка снята, Вольдеморт уничтожен, найден способ вернуться назад в будущее, кроме Снейпа и братьев Эгбертов никто не ранен и не погиб. Даже неопределённость ожидающего их в двадцатом веке никого не пугала, ученики всех факультетов и курсов радостно предвкушали встречу с родными, учителями, и просто благами цивилизации, недоступными им сейчас. Всеобщая эйфория заставляла Гарри чувствовать себя отщепенцем, он хотел – и не мог разделить охватившую всех радость. Он мог только молчать.
Так что в итоге никто и не знал о том, что каждое утро Гарри просыпался, не чувствуя своей правой руки, той руки, что держала кинжал, уничтоживший Тёмного Лорда. Онемение проходило – иногда сразу, иногда только к обеду. Но каждую ночь возвращалось, словно ночью рука независимо от Гарри предпринимала некое дальнее путешествие, откуда её потом с трудом удавалось вернуть. Пока удавалось…
Никто не знал и о снах, мучивших Гарри каждую ночь – всегда разных и всегда чем-то похожих. То ему снилось море, зелёное море цвета бутылочного стекла, блиставшее мертвенным больным блеском, то огромная паутина, поймавшая его и душащая, липнущая к губам; а то собственная рука – этот сон повторялся часто в разных вариациях – то отрубленная, то торчащая из чёрной, как нефть, воды и слабо шевелящая пальцами. Рука всегда снилась отдельно от тела.
Иногда Гарри казалось, что всё оттого, что эта рука принесла смерть – он убил Этьена, а потом убил Вольдеморта. Как и собирался. Он вообще много размышлял о жизни и смерти, вернее, мысли эти сами лезли ему в голову. Иногда в самый неподходящий момент – например, когда они со Сью рассматривали новорожденного жеребёнка, или сидя над муравейником, изучали неподвластные разуму маршруты деловитых насекомых. Каждый раз, когда они выезжали на прогулку, Гарри старался проехать мимо того места, где стоял шатёр Вольдеморта. И каждый раз ему казалось, что выросшая трава всего гуще и сочнее именно там, где пролилась кровь Этьена. Он представлял себе, как растения впитывают из земли энергию и силу, вытекшую вместе с кровью жизнь юноши. Сью заметила, что Гарри всегда мрачнеет, проезжая это место, и почти догадалась о причинах.
– Не вини себя, - сказала она просто. – Если бы не ты, возможно, никого из нас не было бы в живых. Ведь это тебе Добби отдал свиток, и ты победил Тёмного Лорда. Тебе тяжело, я понимаю, но главное, все мы живы, и сможем вернуться. У многих там родители, они волнуются. Представляешь, как они обрадуются, когда увидят своих детей. – Сью вздохнула, и Гарри посочувствовал ей – если он, потерявший отца и мать в том возрасте, когда даже помнить их не мог, до сих пор так страдает без них, как же должна переживать Сью, потерявшая отца совсем недавно.