Гарри Поттер и Обитель Бессмертия

akchiskosan

— Малфой? Смущенного?! — не поверила Лаванда.

— Да, — кивнула Гермиона. — Он начал отвлекать ее, сказал, что я стесняюсь, потому что из приличной семьи, и что он не хочет меня впутывать в свои дела, в общем, он ее убедил, что приличной девушке ни к чему общаться с беглыми преступниками в школе после отбоя, когда они и так торопятся. Я так поняла, им здесь не удалось раздобыть то, за чем они посланы. Я видела их мельком, все трое вылетели в окно на метлах, и тогда Малфой меня отстранил.

— И что? — потребовала Джинни.

Гермиона не сдержала наивной улыбки, и Гарри понял все ее злорадство, ибо продолжение было совсем не таким, какое нравится любопытным слушателям.

— Тут, откуда ни возьмись, выскочила Булстроуд, и давай они вместе с Малфоем на меня шипеть. И такая я дура, и если в следующий раз высунусь, получу по заслугам и все прочее. Булстроуд проводила меня до башни и все ругалась, а я до такой степени обалдела, что кажется, так ничего ей и не ответила.

— А надо было ответить! — попеняла ей Лаванда.

— Теперь мне придется показываться с ним на людях, — вздохнула Гермиона.

— Ну да, — хором произнесли, разводя руками, почти все присутствующие девушки, а Лаванда, жалостливо поглядев на Рона, соизволила добавить: — В школе почти каждый год находятся такие пары, которые уже знают, что позже поженятся. Так они ходят под ручку и все такое.

Гермиона покачала головой.

— Да, я видела, но не ожидала, что тоже буду так делать. Тем более, сегодня.

Разумеется, объявление о том, что Гермиона Грэнжер выходит на первую прогулку с Малфоем, нигде не вывешивалось. И все же некоторое время спустя, когда она вышла, многие обитатели башни прилипли к окнам. Гарри и Рон остались в своих креслах, честно пытаясь читать, однако в возбужденной атмосфере гостиной им было не по себе.

— А вы почему не смотрите за Гермионой? — обвиняюще поинтересовалась, подойдя к ним, Лаванда.

Гарри неопределенно повел плечом. Он без труда мог представить то, за чем все с таким неприличным волнением наблюдают, и воображаемая картина ему не так уж и нравилась. Какая-то часть его готова была присоединиться к толпе. И все же он не двинулся с места.

— Мы считаем, что она взрослая, — отмахнулся Рон, — и потом, что такого предосудительного можно сделать, прохаживаясь у всех на виду?

Лаванда, улыбнувшись, признала справедливость его замечания; но тут же сама вернулась на свой наблюдательный пост.

— Скажи, позор? — нагнувшись, поделился своими соображениями Рон. — Как в зоопарке! Нет, правда, мне жалко Гермиону. Вот посмотришь, это еще не последняя плата за любовь к малфоевской библиотеке.

Его слова сбылись скорее, что можно было ожидать.

— Они собираются устроить прием! — бушевала Гермиона час спустя, вышагивая по гостиной подобно пантере в клетке; испуганные ученики поспешно шарахались от нее. — Малфой заявил мне, что в его семье принято отмечать помолвку, как подобает, и что его семья, будь она неладна, собирается пригласить кучу народу! Нет, на самом деле, — бросила она одноклассникам, присаживаясь и понижая голос, — он просто опасается, как бы его папашу не отправили обратно в Азкабан, и хочет оттянуть это событие хотя бы с моей помощью. Подлец! Еще спектакль запланировал!..

Про себя Гарри считал, что Гермионе не на что жаловаться, и не надо было соглашаться с самого начала, но он благоразумно промолчал, не желая ее злить еще больше.

Вообще, ситуация казалась ему немыслимой, и, подумав, он решился совершить поступок, которого при других обстоятельствах избегал бы. Пока Гермиона возмущалась, как можно планировать торжество, не спросив ее, на ближайшие выходные, Гарри один, понимая, что Рону это не понравится, отправился в туалет Плаксы Миртл.

Гарри не бывал там с тех пор, как открыл Тайную комнату, и, войдя, некоторое время со странным чувством разглядывал неработающий кран, пока, наконец, Плакса Миртл сама не обратила на себя его внимание.

— Как я рада тебя видеть, Гарри, — вздохнула она с оттенком трагизма.

После этого он не придумал ничего лучше, как сказать ей то же самое. В его планах ясно наметился разлад с реальностью: сам по себе он считал, что стоило бы отругать ее за ценные предложения, но, находясь здесь, он чувствовал, что у него не хватит духу, да и сомневался в результативности подобных действий. Поэтому он осторожно заговорил о планах Драко, искренне надеясь, что удастся обойтись без слезных рек. И чем больше он говорил, тем сильнее смущался, и больше хотелось ему закончить то, что он сам же начал по доброй воле. А Плакса Миртл, в свою очередь, не скупилась на реплики, совершенно сбивающие с толку.

— Уверены ли вы с ним в том, что это правильно? — спросил Гарри в итоге.

— У меня тоже были сомнения. Я не думаю, что твоя подруга станет делать ему гадости, — вздохнула Миртл, — ведь он такой ранимый!

Похоже, разговор зашел в тупик. Не затем пришел сюда Гарри, чтобы слушать, какая у Драко Малфоя чувствительная душа. А Плакса Миртл как будто бы не собиралась разговаривать о чем-то другом. И Гарри понял, наконец, что в нем нет столько дипломатических способностей, чтобы теперь убедить ее отговаривать Драко.

— Я просто беспокоюсь за Гермиону, — сказал он и поспешил откланяться.

Эта попытка заставила его о многом задуматься. Потерпев неудачу с Миртл, хотя до попытки план казался ему отличным, Гарри понял, что ему куда проще было бы разрешить открытый конфликт с Малфоем посредством открытой же дуэли или обычной драки. Но в ситуации, когда это было нежелательно, гриффиндорец оказался беспомощным. А ведь ему предстояла борьба. Он не рискнул бы утверждать, что дипломатия и хитрость не потребуются ему в этой борьбе.

По возвращении в гостиную Гарри узнал, что стороны обо всем договорились, и Гермиона согласна на выходные, «коль скоро все равно придется это сделать».

Однако в деле оказалась замешана еще одна сторона. Этой стороной был Фадж, который категорически воспротивился тому, чтобы ученики перемещались из школы в такое опасное время. Нет, он не возражал, Малфой и Грэнжер, взрослые ученики, по его мнению, имели право делать разные глупости, и им обоим, само собой, позволялось провести выходные в особняке Малфоев, а вот больше — никому. Но Гермиона воспротивилась.