Гать
Шрифт:
Видать, глух был на ухо.
— Я говорю, может, пожарную команду вызвать из деревни?
— Не извольте беспокоиться, человек хороший!
И безэмоционально навалился на ворот, трогая свой плот в путь.
— Да как же не беспокоиться, — путник отсыпал труженику пенькового каната пару лишних монет за перевоз и тот в ответ немного потеплел взглядом, — камень тоже поди горит, при должном-то тщании.
Перевозчик поднял глаз на манор, но надолго там не задержался.
— У них там кажную седмицу такое, ну их, дурней.
— Сам-то
— Какое там местный. Но живу тут давно, поди лет сто али тыщу, — и тут же заливисто шмыгнул носом. — А тебе накой сюда надоть? Разве дело какое есть? — с сомнением поинтересовался перевозчик.
— Дело есть, — твердо кивнул в ответ путник, — к управляющему поместья с нарочным предписанием.
— А-а, — потянул старик, — ну тогда жди, пока не утихнет, поломанные стулья-т надо кому-то прибирать.
И не проронил затем за весь путь ни слова.
Ленный манор меж тем все надвигался, чернея уже чуть ли не на полнеба. Закат тянулся к своему логическому завершению.
2. Вой на болотах
Выживет тот, кто умеет уснуть, будет спасен на время,
Я знаю, что время поможет там, где начинается сон.
Искусство каменных статуй
Deadушки
Представление затянулось — вот уже битых четверть часа Штефан методично скрипел отсыревшим колесиком зажигалки, задумчиво глядя в одну точку, будто и не дожидаясь первых глотков дыма, а просто так, для дела, руку разминая, все равно искра не идет.
Доктор Волонтир, зная за Штефаном такую манеру, продолжал тихо стоять в сторонке, не торопясь прервать затянувшееся молчание. В такие минуты знаменитого сыщика благоразумнее было не трогать — прервавшему своими досужими вопросами столь глубокие размышления могло и тростью по загривку с досады прилететь. Доходило до смешного — однажды досталось самому инспектору Лупеску, даром что тот мужчина видный и отделался в итоге крепкой дулей под глазом, а кто слаб телом — мог впоследствии и на больничную койку прилечь. Доктор Волонтир тогда еще, помнится, заботливо прикладывая компресс из ромашки к пострадавшему лицу, выговаривал инспектору вполголоса — ну вы что же, как можно быть таким опрометчивым!
По разумном размышлении, когда Штефан вот так замолкал, стоя на месте и сверля пронзительным взглядом сырую кладку булыжной мостовой, человеку сведущему следовало поостеречься и не торопить события. А доктор Волонтир за годы соседства со Штефаном завел в себе преизрядную тягу к благоразумию.
В конце концов, вот куда ему торопиться? Птицы щебечут в смурных небесах, ручей под мостом журчит смрадной жижей, где-то между домов жестяным ведром гремит на ухабах тележка молочника, чем не пастораль? Стой себе оглядывайся,
Впрочем, самое любопытное обстоятельство этого вечера состояло в том, что никаких дел один из самых острых умов современности в настоящий момент не расследовал, что отдельно печалило вечно скучающего Штефана, однако и доктор Волонтир вытащил друга прогуляться исключительно ради моциона, и вот вам весь моцион — Штефан стоит как столб посреди дороги, благо никого кругом нет, чтобы прервал медитативные самокопания своим неурочным появлением, и о чем-то неведомом размышляет.
— Гениально!
Волонтир чуть на месте не подпрыгнул.
— Холману, право, вы как всегда в своем репертуаре. Не поделитесь, что вас настолько впечатлило?
— Волонтир, вы будете удивлены, я наконец-то разобрался, что меня так тревожило последние дни!
Ну отчего же, с некоторых пор за доктором завелась дурная привычка верить любой ерунде, которую изрекал Штефан, поскольку за каждым его утверждением всегда стояла пусть и местами витиеватая, но железная логика. Жаль только, что все прочие, включая искомых преступников, не всегда спешили следовать этому простому правилу и зачастую норовили вести себя весьма своевольно.
— Что же это было за беспокойство, Холману?
Хитрый прищур Штефана был непередаваем.
— Помните, третьего дня к нам обращались владельцы коттеджного поселка, расположенного за рекой? Мол, арендаторы — состоятельные мужчины солидных профессий, не склонные к суевериям — все как один принялись жаловаться на странные фейерверки в заброшенном парке неподалеку, сопровождаемые жуткими звуками и подобным беспокойством?
Доктор Волонтир сощурился припоминая. О чем-то подобном Штефан упоминал, но детали от доктора как-то в прошлый раз ускользнули.
— Но вы же, кажется, этим делом не заинтересовались, сочтя все описанное досужим вымыслом и, если не ошибаюсь в цитате, «типичным примером массового помешательства, столь нередкого в наши дни»?
Штефан в ответ радостно кивнул, в глазах его горел знакомый Волонтиру огонек деятельного интереса.
— Но само это объяснение меня самого не устраивало, вы же помните, доктор, мою максиму — истиной, какой бы невероятной она ни казалась, является то, что останется, если отбросить все невозможное.
— И массовое помешательство или чью-то дурацкую шутку вы не считаете чем-то вполне возможным?
— В данном случае — несомненно, — сыщик щелкнул закрываемой зажигалкой и машинально сунул ее в карман жилета, — судите сами, доктор, все обратившиеся к управляющему постояльцы сделали это независимо друг от друга, но в разные дни, как будто неведомый хулиган, устраивающий фейерверки в ночи, подшучивал строго по отдельности, хотя окна всех их спален выходят на одну сторону.
— И работники не нашли наутро никаких следов этого хулигана? — спросил Волонтир, пытаясь уследить за логикой Штефана.