Гаяна

Аматуни Петроний Гай

–  Что ты подсчитываешь?

–  Сколько я заработал в этом месяце.

–  К чему? Есть плановый отдел, бухгалтерия, там и подсчитают.

–  Это когда еще будет, а я хочу сейчас знать… Ну, что ты хотел сказать?

–  А! Вот послушай, Сима. Пройдет сколько-то лет, и мы будем летать на сверхскоростных реактивных самолетах. А?

–  Ну и дальше…

–  Вот, говорю, будут полетики! Скажем, высота тысяч сорок метров, а скорость - тысяч десять-двенадцать километров в час.

–  Недурно, - заинтересовался Серафим.
– Особенно если километровые будут платить по повышенному тарифу.

–  И вот несемся мы в Москву откуда-нибудь с Южного полюса и еще над Кавказом включаем командную радиостанцию. Я начинаю: «Я - борт такой-то, вошел в вашу зону, разрешите вход в малый круг…» А над Харьковом командир спокойно так говорит мне: «Будьте настолько любезны, уважаемый товарищ Венев, выпустите шасси!» Каково?

–  Отлично!
– оживился Серафим.
– Может, так и будет. А дальше?

–  А потом ты превратишься в старого хрыча и будешь рассказывать внукам: «Да, детки, летали мы когда-то в Москву на воздушных кораблях с поршневыми моторами. От Ростова до столицы долетывали запросто за три часа…» А внучата тебя на смех поднимут: «Брось, дедушка, за три часа до Луны долететь можно…» А ты им - доказывать…

–  «Старый хрыч», - буркнул Серафим, - такое скажешь!

–  Боишься старости?

–  А ты?

–  Я - нет! Как седина полезет мне в бороду, я сейчас же к медикам… Включат они какую-нибудь чертовину - и сразу лет двадцать простят мне. А вот еще…

Но тут в палату вошел Шелест. По тому, как тяжело ступал командир, они поняли: аэропорт будет закрыт непогодой всю ночь.

–  Туман - хоть лопатой разбрасывай… Засели мы, братцы, денька на два, - вздохнул Шелест.

–  Да, не зря цыган две зимы менял на одно лето!
– заметил Петушок.

–  А Новый год?
– спросил Серафим.

–  Здесь встретим, конечно.

–  Оно так, да скучновато будет.

–  Кого-нибудь пригласим, потанцуем…

–  Ладно, идемте в столовую продлевать свою жизнь, - сказал Серафим.

К ночи ветер стих, и в морозном конусе света от фонаря над перроном кружились мелкие жесткие снежинки. Петушок и Серафим шли к аэровокзалу. У входа они, точно по команде, остановились.

Перед ними, прислонясь к двери, стояла девушка в темно-синем пальто, отороченном белым мехом, и в такой же шапочке. Свет играл на ее волнистых волосах, и они отливали темным золотом. Лицо у девушки чистое и нежное, с открытым лбом, тонким маленьким носом и чуть заостренным подбородком. Глаза темно-серые, с голубыми искорками. Когда шальные снежинки упали на ее губы, она улыбнулась и на щеках возникли крохотные тени.

–  Добрый вечер!
– почти одновременно сказали Венев и Черныш.

–  Уже ночь, - заметила она.

–  Да, правда. И еще новогодняя… Девушка вздохнула и промолчала.

–  Разрешите пригласить вас в нашу скромную компанию?
– произнес Петушок.

–  Мы же не знакомы. Я только знаю, что вы пилот нашего самолета, и все…

–  Познакомимся.

–  Так сразу?!
– удивилась девушка.
– Под Новый год разрешается, - уверил Петушок.

–  Впервые слышу, - с сомнением ответила девушка, но сама уже повернулась, и по ее лицу было видно, что ей приятно смотреть на Петушка. Серафим досадливо поморщился, бросил в урну недокуренную папиросу и ушел.

–  А что в таком знакомстве предосудительного?
– продолжал Петушок просительным тоном.

–  Ничего. Но я не вижу и необходимости.

–  Но ведь и вреда не будет?
– Лично мне - нет.

–  В таком случае, разрешите представиться: Петр Венев.

Девушка невольно рассмеялась, протянула ему руку и просто сказала:

–  Нина Константиновна Тверская.

–  Все пассажиры разъехались встречать Новый год, а вы?
– спросил Петушок.

–  Мужчинам проще; кроме того, у некоторых есть знакомые в Кисловодске или Пятигорске.

–  И вы остались одни?

–  Как видите.

–  Я вижу, что мы вдвоем!

–  Ну, это только сейчас, на минутку.

–  Как - на минутку? Вы же обещали встретить Новый год с нами!

–  Я?!

–  Ну, прошу вас, не отказывайте, Нина Константиновна.

–  Не знаю, право, как быть…

–  Я прошу вас от имени всего экипажа, - горячо настаивал Петушок.

Нина задумалась.

–  Кроме того, «Наставление по производству полетов» обязывает нас заботиться о своих пассажирах не только в воздухе, но и на земле!
– закончил Петушок.

–  Хорошо, - решилась она.
– Но в таком случае я приглашаю вас к себе. Так будет удобнее. Я - в гостинице, мой номер четвертый.

–  Будь по-вашему, - согласился Петушок.
– Через полчаса ожидайте гостей…

Она была в скромном синем платье, которое очень шло ей и скрадывало едва заметную полноту. Движения девушки были неторопливы, уверенны.

Знакомясь с Андреем, Нина смутилась. Ей понравилось его строгое лицо, добрый, внимательный взгляд, голос, спокойный и басовитый, даже манера говорить, слегка растягивая гласные. Серафим же показался ей скучным и нелюдимым.

–  Нина Константиновна, - весело сказал Петушок, - нам разрешили распить бутылку вина.

–  Этого вполне достаточно, - ответила Нина, накрывая на стол.
– Располагайтесь… Вы - на диване, вы - на том стуле, а Андрей Иванович может сесть рядом со мной. Прошу к столу… Остались считанные минуты.

Все заняли свои места и замолчали, будто присели на минутку, чтобы тихо проститься с родным домом перед дальней дорогой. Да и в самом деле, разве не стал для них родным и, если так можно сказать, обжитым уходящий год? Сколько радостей связано с ним навсегда! Бывали и неудачи, преодолевая которые они приближались каждый к своей цели; крепче стала большая дружба, выдержавшая испытание печальных недоразумений и ссор; отсеялись случайные знакомства, не устоявшие перед маленькими размолвками…

Что передает эстафетой старый год новому? Что предстоит пережить им еще? Много неизвестного таит эта дальняя дорога. Знать, оттого и хочется посидеть вот так, молча, минуту-другую, поразмыслить, помечтать, пожелать…

Первым нарушил тишину Андрей. Он посмотрел на Нину, встретил ее взгляд и тихо сказал своему радисту:

–  Серафим, настрой радио.

В маленькой уютной комнате послышался перезвон кремлевских курантов.

–  Еще один год на плечи, - с грустью произнес Андрей, поднимая стакан с вином.