Газета Завтра 869 (28 2010)
Шрифт:
Борзыкин — не равнодушный, не циник в духе музыкантов рокапопса — "я танцую только за деньги". Но и не проницательный автор.
Про то, что истина в стаде не растёт, Борзыкин высказался вполне чётко. А на тусовках "несогласных" — толпа имеет качественное отличие? "Там, где поют хором — слова не имеют значения", — знаменитый афоризм Станислава Ежи Леца. И в такой перспективе не важно, что звучит — "Марсельеза", "Хорст Вессель" или "Эхо Москвы".
Борзыкину не хватает какого-то "психического" измерения. Чтобы появилось настоящее "психическое телевидение". "Физика" есть, "страстей" полно, сиречь, говорят душа растительная и душа животная. Словно определённые качества души молчат в песнях Борзыкина. Иногда проявляются в лирике,
Был уверенным шаг —
Стал слепым.
Только плачет метель,
Роняя алмазную пыль…
Как нелепы слова.
Воздух пуст.
В безмолвную мглу
Лежит одинокий мой путь…
Александр Проханов ГКЧП С ДВОЙНЫМ ДНОМ
Наша газета уже писала о том, что с приходом Андропова в Кремль — КГБ захватил власть в стране. Задолго до этого, в период переговоров по разоружению, американская и советская разведки вступили в сложное взаимодействие. Иначе они не могли контролировать взаимный уровень вооружений и процесс разоружения. Эта конвергенция разведок, в которой участвовал Юрий Андропов, стала мощнейшим инструментом проникновения враждебных систем в недра советского проекта. Андропов перед своим уходом подготовил целую плеяду деятелей, прорабов будущей "перестройки". Горбачев, Яковлев и Шеварднадзе — это трио вышло из гнезда Андропова. Оно создавало весь перестроечный информационный, идеологический и политический бум, разрушавший поэтапно все ценности и системы СССР. Госбезопасность объединяла Германию, уничтожила Чаушеску, создавала антирусские Народные фронты в республиках СССР, готовила передачу полномочий от Горбачева к Ельцину. Об этом вспоминает главный редактор "Завтра" Александр Проханов.
1
http://top.mail.ru/jump?from=74573
Я ВСПОМИНАЮ тот период, когда в Советском Союзе сложилась ситуация двоевластия. Президент Горбачев представлял так называемый федеральный центр, который обладал абсолютной полнотой полномочий. На этом фоне вдруг возник параллельный центр во главе с Ельциным. Сначала второй центр возник внутри партии, ибо Ельцин был, прежде всего, партийный оппозиционер. Демарш Ельцина породил огромную внутрипартийную склоку, партия раскололась. Первый раскол власти произошел, когда в партии возник ельцинский центр. Когда Ельцин был избран президентом России, этот параллельный центр вышел на государственный уровень. У нас в стране появилось два лидера. На Горбачева замыкались все силовые ведомства, экономика, внешняя политика, а к Ельцину постепенно перетекали информационные потенциалы, — все общество гудело миллионами голосов. Смысл этих разговоров трудно сейчас вспомнить, многие мнения исключали друг друга. То был гул закипающего бетона.
В ту пору я был главным редактором совсем еще молодой газеты "День". Это была оппозиционная газета по отношению к Горбачеву, мы аккумулировали все энергии угасающего советского строя. В тот период ко мне в редакцию приезжало множество иностранных политических экспертов. Среди таковых были и разведчики. Один раз ко мне в редакцию пришел человек из "Рэнд Корпорейшен" — рыжий немолодой американец, очень любезный, со вставными голубоватыми зубами. Он увидел у меня на столе чертеж. На нем был один кружок, в нем фамилия Горбачев, рядом кружок, в нем фамилия Ельцин. На Горбачева выходят стрелки и линии, связывающие Горбачева со всеми институтами государственной власти. Между Ельциным и Горбачевым конфронтационные вилки. Он спрашивает: "Что это у вас?" Я поделился своими мыслями. Каким образом все эти полномочия, выходящие на Горбачева, могут быть переданы Ельцину. Мне кажется, это
В те месяцы я сблизился с Олегом Баклановым, министром, курирующим ракетную промышленностью, ядерную энергетику. К тому времени он стал секретарем ЦК и заместителем Горбачева по проблемам государственной безопасности. Знакомство произошло так: я набрал его телефон и выразил желание сделать с ним интервью. Вместо обычного вельможного партийного ответа я был немедленно приглашен на встречу к нему в кабинет. Я сделал с ним интересную беседу, посвященную оборонной проблематике.
После этого Олег Дмитриевич стал брать меня в очень интересные поездки по стране — на заводы, на полигоны, в закрытые промышленные и научные центры. Когда я ездил с ним, я чувствовал, что что-то назревает. Я слышал, как он переговаривается со своими коллегами: Болдиным, Пуго, Язовым, Крючковым. По этим отрывочным разговорам я понимал, что рядом со мной скатывается какой-то таинственный клубок…
ОДНАЖДЫ КО МНЕ в газету пришел Геннадий Андреевич Зюганов, в ту пору он был высокопоставленным сотрудником идеологического отдела ЦК. Мы с ним были едва знакомы. Он обратился ко мне с удивительной просьбой — написать воззвание к народу через голову Горбачева. Это было небывалое действо, по существу, партийный бунт. Я написал это обращение, вошедшее в историю как "Слово к народу". В этом манифесте мы обращались к нации, демонстрировали высшую тревогу за судьбу страны, говорили о мощном антигосударственном заговоре и готовили народ к обороне, предлагали чуть ли не создавать комитеты в защиту страны и так далее. Это был невероятно сильный акт, который страшно встревожил ельцинские круги. Ельцин на всю страну назвал "Слово к народу" плачем Ярославны, а его вице-президент Руцкой сказал, что за этот документ полагается 12 лет тюрьмы. Под этим манифестом подписалось 12 человек. Среди подписавших были Юрий Бондарев, Валентин Распутин, Валентин Варенников, и ваш покорный слуга. Текст подписал Борис Громов, нынешний губернатор Московской области, и Людмила Зыкина. После того, как ГКЧП потерпел поражение, а это письмо трактовалось как манифест ГКЧП, Громов и Зыкина задним числом трусливо сняли свои подписи, за что и получили место в ельцинской России. Этот документ, несомненно, был симптомом.
Олег Бакланов пригласил меня отправиться на Новую Землю в Заполярье. Туда на самолете отправилась большая группа, включающая Начальника Генштаба Вооруженных сил СССР, Главкома ВМФ. Они исследовали возможности северного полигона для испытаний, потому что полигон в Семипалатинске был под угрозой закрытия. Я не забуду эту поездку, когда мы с Баклановым стояли на берегу океана. Бакланов очень тонко чувствующий человек. Он пребывал тогда в тихой печали. Мы стояли на берегу океана, и к нашим ногам прибило доску. Казалось, что это доска утонувшего корабля. Я ее все время отталкивал, а ее все время прибивало снова. Это была скрижаль нашего будущего поражения. Заявление ГКЧП застало меня врасплох. Я пребывал целый день в эйфории. Мне казалось, что свершилось то, к чему я готовил себя. Перестройка будет свернута, распад страны будет остановлен, ужасный союзный договор будет перечеркнут. В ГКЧП входили люди, с которыми я был знаком. Я думал, что они меня возьмут в свой пул в качестве специалиста по информационным войнам, которого им явно не хватало.
ВОЗРАДОВАЛСЯ НЕ ТОЛЬКО Я. Масса людей, ненавидящих перестройку и Горбачева, стали появляться передо мной. Они выглядели помолодевшими, румяными. Некоторые пришли ко мне в редакцию в орденах, как на праздник. Предлагали через меня свои услуги новой власти. Я только потом понял, что случившийся фальстарт всех их выявил. Этих людей потом прихлопнули, объявили путчистами, выкинули из государственных структур.
На второй день ГКЧП, под вечер, три москвича при попытке остановить движения боевых машин пехоты, попали под гусеницы, их перемололо. Это послужило сигналом — армия выкатилась из Москвы. Она выкатилась так, как будто ее изгоняли нетопыри. Так уходила, видимо, из Москвы армия Кутузова в 1812 году, оставляя Москву на разорение французам. Узнав, что войска ушли, я испытал ощущение гигантской ямы, пустоты, в которой испепелялась целая эпоха. В этой яме испепелялись революция, война, великие стройки, великая культура, все мои упования и иллюзии. Взамен этой пустоты вдруг в Москву ворвались демоны.