ГД. Книга четвертая
Шрифт:
– Они не моя прислуга, – возразила я, – они давно моя семья. Все что у меня осталось.
И я улыбнулась, за любезно-вежливой улыбкой, скрывая ту горечь которая неизменно оставалась со мной. Мама всегда одна… моя от меня отказалась.
– А что ваша семья? – заинтересовалась леди Энсан.
Я потянулась, взяла блюдце с чашкой со стола, сделала глоток почти остывшего чая, и грустно улыбнувшись, ответила:
– Меня никогда не били кнутом. Меня просто вычеркнули из своей жизни.
Вычеркнули…
Всего лишь слово, одно слово, но как же много за ним скрывалось боли. Моей боли. Дверей моего дома,
– А смотрю и вас жизнь потрепала, – мягко опустившись на стул передо мной, произнесла Эмбер.
– Отчасти, – прошептала я, – отчасти.
Я никогда и никому не говорила об этом, но почему-то не смогла сдержаться и почти беззвучно призналась леди Энсан:
– Моей мечтой было стать известным ученым. Потом, после завершения научного труда профессора Стентона. Мне хотелось, чтобы обо мне писали в газетах, чтобы мои открытия делали жизнь лучше, чтобы… родители гордились мной и простили за тот выбор, что я совершила вопреки их воле.
Я помолчала, глядя в свое искаженное отражение, усмехнулась и продолжила:
– Как наивно. Наивно и глупо.
– Быть может наивно, но точно не глупо, – возразила Эмбер. Усмехнулась и добавила: – Похоже, мы с вами обе маленькие недолюбленные родителями девочки… – И тут же спросила: – А что Ширли?
– О, – я заставила себя улыбнуться, – ей отчасти повезло, у нее были бесконечно любящие отец и мать, но, увы – низкий социальный статус несет гораздо больше опасности, нежели проживание в иных социальных слоях. Ее отец погиб в очередном торговом предприятии, он был извозчиком, а мать пережила его ненадолго, и скончалась в скором времени от непосильного труда.
– Какой ужас, – потрясенно прошептала Эмбер. – Бедное дитя.
– Дитя? – переспросила я. – Она ваша ровесница.
Пожав плечами, леди Энсан невесело возразила:
– Мне пришлось повзрослеть раньше, следовательно, я старше. У меня есть шанс вытащить Ширли из поместья Арнелов?
Растерявшись от ее вопроса, я лишь неуверенно пожала плечами, искренне изумленная вопросом и той решимостью, что прозвучала в голосе виверны.
– Не удивляйтесь, – усмехнулась Эмбер. – Лаура в тюрьме, добраться до нее у меня нет возможности, а даже если и будет – отец позаботился о том, чтобы все тайны мы унесли с собой в могилу, значит, вероятнее всего, если Лур еще жива, то уже лишена адекватного сознания. В любом случае – для нее одобрение отца и исполнение «великого долга» куда важнее наших жизней, как, впрочем, и любых иных. Так что все, что у меня осталось – Ширли. А я, как вы правильно заметили, мисс Ваерти, очень много времени прожила среди оборотней, и семья для меня не пустой звук. Я заберу Ширли, мы выберемся из этого проклятого города, моих сбережений хватит, чтобы добраться до родных мест, а там… ни отец, ни кто-либо иной нас никогда не найдет. Я не хочу воевать, я никогда не убивала, и не желаю начинать. Я все еще маленькая девочка, которая умеет лишь разжигать огонь, и у которой никого не осталось.
Монолог, наполненный эмоциями в той степени,
– У вас есть возлюбленный. Оборотень, как я понимаю.
Леди Энсан вздрогнула всем телом и настороженно замерла, в каком-то ужасе глядя на меня.
Я же… продолжала делать выводы. Эмбер сказала «я никогда не убивала, и не желаю начинать», а значит…
– Вас не было в Городе драконов все эти четыре года, не так ли? – задала я прямой вопрос.
И девушка опустила взгляд.
Несколько секунд она молчала, глядя на свои стиснутые ладони, затем едва слышно выговорила:
– Я не умею убивать. Не умею… – ее голос сорвался, – никогда не умела, и отец… Однажды, он едва не забил меня до смерти, когда я не смогла перерезать горло уже подстреленному оленю. И он бы убил, он так и сказал, что это был лишь урок, и я должна его усвоить. Но этот урок усвоили мы обе, с горы и Лаура приняла меры. Она взяла убийства на себя. Все убийства. И на охоте, и вне охоты. Мы близнецы, нас путал даже отец, так что… Вы правы, я прибыла недавно, за день до приезда отца, а эти четыре года… У меня двое детей и любимый мужчина. Мне не нужна эта война, я не хочу никому мстить, я… желаю лишь вернуться к своей семье, и желательно вместе с сестрой, хотя бы одной сестрой – Лаура, даже если сумеет спастись, никогда не предаст отца.
Это прозвучало так, что несомненным стало понимание – Эмбер Энсан себя лично считает именно предательницей. И винит именно себя. Чудовищно и так неправильно. Как же это неправильно.
Открылась дверь, вошла миссис Макстон, принесла чай леди Энсан, долила мятный настой в мою почти опустевшую чашку, но уходить не стала. И на мой вопросительный взгляд, ответила негромко, но с явным намеком, причем даже не для меня:
– Мистер Илнер говорит, что ощущение мрачной тревоги расползается. С горы сбегают волки, он видел, как минимум две стаи, улетают птицы. И даже ворон, что по ночам спал на старой сосне в конце дороги, сорвался с места и тяжело полетел куда-то к подножию Железной Горы.
Эмбер вздрогнула, вернула чашечку с чаем на стол и взволнованно произнесла:
– Мне пора.
Миссис Макстон согласно кивнула, полностью поддерживая уход незваной гостьи из нашего дома, но я едва ли сочла это хорошей идеей. Эмбер Энсан похоже не знала многого. Слишком многого.
– Лаура писала вам? – спросила я, напряженно вспоминая все подробности этих убийств.
Леди Энсан, уже направившаяся было к двери, за которой ее ожидал мистер Уоллан с плащом гостьи в руках, остановилась, обернулась и ответила:
– Нет. Это было бы небезопасно.
Что ж, вероятно сказать придется мне.
Вернув чашку с чаем на блюдце, переставила его на стол, сложила руки на коленях, и произнесла то, о чем леди Энсан явно не знала.
– Лаура пробудила зверя. Но не того.
Эмбер развернулась ко мне всем телом, в ее глазах, абсолютно человеческих, признаком присутствия крови Ржавых драконов заалела радужка, зрачок вытянулся вертикально, из приоткрытого от потрясения рта выдохом донеслось:
– Что?!