Где эльфа последнего дом. Дитя во тьме

Марбург Марина

— Вампир, — промямлил Глетчер.

Воцарилось молчание. Карина уставилась на него едва ли не в ужасе. Глетчер закрыл глаза, сдаваясь накатившей слабости. Ничего, недолго осталось, она скоро забудет о его словах…

«В первый раз я быстрее умер», — подумалось ему.

А ещё почему-то нахлынуло сожаление, что он должен умереть. Эта эльфийка была очень красива, в неё трудно было не влюбиться.

Тут он почувствовал, что на его губы закапала кровь. Клыки запульсировали, отзываясь, вампир приоткрыл рот, забывая обо всём и с наслаждением глотая кровь. Ему сразу же полегчало, но, должно быть, такое облегчение

всегда являлось перед кончиной. Эльф открыл глаза и тут понял, откуда взялась кровь: эльфийка придерживала своё запястье у его губ, а из глубокого пореза и текла кровь. Странно, что она это сделала. Зная, кто он, и всё равно стараясь спасти его хотя бы ненадолго… Жалеть чудовище? Сейчас эльфу показалось, что взгляд её был нежным и любящим.

— Не нужно было… — Эльф отвёл её руку.

Голос его прервался, и он опять надолго потерял сознание. Эти внезапные обмороки повторялись примерно раз в полчаса, бесконечная вереница забытья и прихода в сознание… Но всякий раз, открывая глаза и ожидая рассвета, эльф видел за окном лишь непроглядную тьму.

— Как же всё ещё ночь… — пробормотал он.

— Ночи здесь долгие, — объяснила Карина, меняя его повязки, — по 168 часов, а дни ещё длиннее.

«Здесь бы я жить не смог… — подумал он. — Слишком долгий день для вампира…»

По словам эльфийки, ночь должна была закончиться завтра.

— Вот тогда и умру, — заключил юноша.

— Нет! — со страхом воскликнула девушка. — Я отыщу для тебя убежище…

— Может быть, но я всё равно умру, — возразил ей вампир. — Эти ожоги не от простого огня, их не залечить даже колдовством. А перед смертью…

— Да не можешь ты умереть! — воскликнула она с сердцем.

— Почему?

— Как ты можешь умереть, когда я тебя люблю? — всхлипнула она и убежала из комнаты.

Глетчер опешил. За эти несколько часов он уже успел полюбить эту девочку, он мог себе это позволить, раз уж умирал и не мог причинить ей страданий. Но, похоже, причинял.

«Как она могла полюбить меня? — думал эльф. — За что? Наверняка я обезображен этим ожогом. Я умираю и ничего не могу дать ей взамен. Как же она может любить меня, ничего обо мне не зная? Странно всё это…»

Эльфийка вернулась. Она уже была совершенно спокойна, но ресницы ещё были влажны от слёз.

— Ты хотел рассказать что-то? — вспомнила она, садясь рядом с ним и бережно накрывая его изуродованную руку своей.

Глетчер промолчал. Незачем было ей рассказывать, пусть этот тяжёлый груз остаётся на его плечах. А он и до утра не доживёт.

— Не нужно тебе это знать, — ответил он. — Оставь меня, это пустое…

Карина ничего на это не ответила, погладила его по здоровой щеке и отошла в другой угол комнаты, где на маленьком столике горела травяная свеча перед золочёной картинкой. Должно быть, алтарь, где она молилась своим предкам. Эльфийка опустилась перед столиком на колени и что-то зашептала. Расслышать её шёпот юноша не мог, но как бы он удивился, узнав, что в этих молитвах повторялось лишь одно имя. Его имя!

— Повелитель Света, — шептала девушка, ломая пальцы, — знаю, что нет у меня никакого права просить за него, знаю, что он создание тьмы… Но никого я так не любила, как его люблю, и не полюблю больше. Ты ведь всесилен, спаси его, спаси Глетчера! Знаю, что он, должно быть, совершил много дурного,

но посмотри, сколько страдания в его глазах! Я знаю, я чувствую, что он страдает от того, что совершил. Спаси его и меня спаси. Что же со мной будет, если его не станет? Ты только спаси его, позволь ему снова обрести свет. А уж я позабочусь о том, чтобы он стал прежним. Если уж ему было суждено войти в мою жизнь, разве может всё закончиться так? болью, страхом и разлукой? Если хочешь, возьми мою жизнь взамен его, я отдам её с радостью, только Глетчера от мучений избавь! — И слёзы катились по её щекам, пока она шептала эту странную, но страстную молитву.

Глетчер уже не помнил себя от боли. Он глухо застонал, забормотал что-то бессвязное, снова впал в забытье. Эльфийка бросилась к нему, придерживая его за руку, со слезами прикоснулась поцелуем к его потемневшим губам. Тут же она удивлённо вскрикнула — на её глазах эльф стал меняться. Ожоги медленно затягивались один за другим, кожа воссияла. Когда свет истаял, стало видно, что она потеплела, засияла солнечными оттенками, будто по венам его вместо крови текло расплавленное золото. Лишь на веках остался синеватый венчик. Волосы пошли золотыми искрами, выжгли черноту в пшеничный отлив, завились упругими кольцами. Как будто и лицо сразу же изменилось, окружённое эти золотым сиянием: исчезла хищная острота черт, сгладились складки в углах рта, от него повеяло покоем и умиротворением. Можно было подумать, что он умирает.

— Глетчер? — дрожащим голосом позвала эльфийка.

Веки эльфа дрогнули, он открыл глаза. Карина удивилась ещё больше: эльф смотрел на неё глазами перванш, быстро затухали в них последние чёрные искры. Глетчер бросил взгляд в окно, где начало светлеть, и глаза его потухли. Эльфийка, перехватив этот взгляд, поспешила закрыть ставни.

— Нет, — остановил её эльф, — помоги мне.

Собрав остатки сил, юноша встал. Это ему удалось, но он зашатался и едва не упал, Карина придержала его.

— Куда ты?

— Я умру, — спокойно ответил он. — Нет, не возражай, я чувствую, что так будет. Я прожил достаточно, испытал многое, а теперь моё время пришло. Я не боюсь смерти, теперь я это понимаю. Я большую часть жизни прожил во тьме, так хоть умру при солнце. Позволь мне увидеть солнечный свет, позволь впитать его в себя. Я истосковался по нему — каждый день видел во сне! Прав был князь, заклятье не снять, но в моих силах хотя бы умереть, как должно. Я лишь так освобожусь, понимаешь?

Она кивнула через слёзы и помогла ему выйти из дома. Глетчер опустился без сил прямо на порог, но ему и этого было достаточно.

Тихонько солнечные лучи преображали небо после долгого ночного забвения. Тёплый ветерок налетел, потрепал по волосам, утешая, погладил кожу. Увидеть настоящие краски дня, не омрачённые ночными кошмарами, — большего счастья он себе и представить не мог! Ему даже показалось на какой-то момент, что его сердце забилось, — так он был захвачен тем, что видел.

Широко раскрытыми глазами смотрел вампир, как исчезает тень, подъедаемая солнечным светом, который всё ближе и ближе подбирался к нему. Он знал, что умрёт, как только свет коснётся его, но желания спрятаться, избежать этого у него не возникало. Увидеть Солнце, каким он его помнил, последний раз в жизни — как мучительно он этого жаждал!