Где папа?
Шрифт:
Что я собиралась с ней сделать? Отшлёпать? О нет…
И я зарыдала ещё громче Кьяры, уткнувшись ей в плечо.
Когда? Когда это началось?
Когда мы стали укладываться спать? Или когда я набирала ей ванную, а она…
Нет, всё началось за ужином. Мы погуляли. Я посадила Кьяру в детский стул и попыталась накормить её пюре из брокколи. Ну, таким, в банке. Довольно мерзким, если честно. А она стала требовать макароны. У меня были макароны, я их себе на ужин сварила. Но я могу такое есть, а она — ребёнок. Ей полезное надо. И я попыталась всё-таки запихать в неё
Ладно. Я сдалась и поставила перед Кьяркой макароны. И когда она уже начала есть, вдруг вспомнила, что у неё после них начинает чесаться нога.
У Кьярки на ноге небольшое пятнышко. И когда она съест, например, мандарин, оно краснеет и воспаляется. Начинает чесаться.
Я говорила Татьяне, но она ответила, что пройдёт, у Андрюхи, мол, диатез был гораздо сильнее, просто по всему телу, и ничего страшного.
Пройдёт-то пройдёт, но когда? К тому же Кьярка расчёсывает это пятно до крови. И потом плачет от боли. Короче, я решила потихоньку от Татьяны не давать ей ни конфет, ни мандаринов. Просто почитала в инете, какие бывают аллергены. И спрятала даже «Юбилейное» печенье и виноград, потому что в них много сахара, а сахар провоцирует аллергию.
И стала наблюдать. После риса у Кьярки нога не чесалась. А после макарон пятно увеличивалось и какими-то жуткими корочками покрывалось. А сейчас я, балда, забыла об этом. Всё думала про дурацкий фартук.
— Слушай, — предложила я, — может, пойдём смотреть мультик? А я тебе дам рисовый сухарик?
Но она покачала головой, не переставая набивать рот макаронными трубочками. Я вздохнула. Ладно. В конце концов, её мама сказала, что ничего страшного.
Однако я всё же мучилась. Какой толк от того, что сказала Татьяна? Нога-то всё равно будет чесаться.
И обсудить не с кем, Андрюха убежал «на дело».
Дальше было хуже. Кьяра смотрела «Винни Пуха». Я наливала ей ванную. Когда я вернулась, то обнаружила, что Кьяра переключила канал с DVD на обычный, телевизионный, и смотрит какой-то жуткий боевик со стрельбой и кровищей. Я вырвала у неё пульт, она разревелась, стукнула меня и убежала. Из пульта, как назло, вылетели батарейки и закатились под стойку с телеком. Я встала на четвереньки и попыталась их достать, но моя рука под стойку не пролезла. Дядьки на экране потрясали оружием, видимо, подбадривая меня. Я оглянулась в поисках того, чем их поддеть — не дядек, а батарейки, — но тут из ванной донёсся странный звук, словно Кьяра что-то уронила. Я вскочила и просто выключила телевизор, нажав на кнопку.
Кьяра стояла на унитазе. С зубной пастой в руках. Клубничной. К тому времени, как я прибежала, она уже успела съесть треть тюбика.
— Да что ж ты делаешь? — в отчаянии воскликнула я, вырвала пасту, схватила Кьяру на руки.
— Кусию, — пояснила она.
От неё пахло искусственной клубникой. Такой химический запах, как от ароматизатора. В голове мелькнула мысль, что клубника — тоже аллерген. И вот непонятно, будет ли нога чесаться от зубной пасты… Я всё-таки пока не видела, вызывает у неё аллергию паста или нет. Что ж, теперь есть такая возможность…
Я быстро раздела её и запихнула в ванную. И только собиралась выйти, разложить на батарее уличные вещи для просушки, как вдруг Кьяра нырнула под воду. У меня внутри всё перевернулось от страха, я подскочила к ней, выловила… Кьяра отплёвывалась, тёрла глаза и смеялась.
— Я дифин! Я дифин!
Но у меня в горле стоял комок. А если бы… я вышла? Если бы…
— Мамочки, — пробомотала я. — К-кажется, я не справляюсь…
В конце концов Кьяра выдернула пробку. Спустила воду. И я пошла за полотенцем. На минуту. Ну, на две, потому что они после стирки ничего не раскладывали по полкам, а пихали как попало, и найти именно полотенце, а не Татьянины чулки или Андрюхин трусняк, было непросто.
И, конечно, когда я вернулась, Кьяра вылила в сток весь флакон Татьяниного шампуня. До конца. А Татьяна не экономила на средствах по уходу за собой. У неё всё было «элитных марок», как она сама говорила. И этот шампунь, можно не сомневаться, — тоже.
— Что ж, — пробормотала я, вытаскивая Кьяру из ванной, — запах тоже вполне себе ничего. Элитный.
Но это был блеф. Больше всего на свете мне хотелось сбежать. Да некуда. То есть было куда. Но с кем оставить Кьяру?
Это, наверное, и есть настоящая ответственность. И хотел бы драпануть, да не можешь. Сиди себе и пережёвывай мысли: про аллергию от макарон, элитные фартуки и шампуни, боевики на ночь глядя.
Прежде всего про аллергию, конечно. После купания пятно совсем разбухло. И выглядело устрашающе.
Я нашла в холодильнике какой-то крем. Помазала ей ногу. И вроде пятно уменьшилось.
Ладно, вру! Ничего оно не уменьшилось. Но кому-то надо было меня успокоить! А раз больше некому, буду сама себя, чего уж!
Вот так мы добрались до кровати (мельком я успела разглядеть в зеркале, какое я красномордое растрёпанное чудище).
Положила Кьяру и попыталась ей спеть. А она — не петь! Тут-то у меня терпение и лопнуло.
Непедагогичное дело
Ну и где я теперь? Сижу, как дура, на полу и реву в плечо трёхлетнему ребенку.
Зато вдруг этот трёхлетний перестал.
— Лиса… Ты сто? Анядо пакать! Анядо!
Она погладила меня по волосам.
— Анядо пакать! Ты касивая!
Я опешила.
— Чего? Где я красивая?
— Воасы касивые, — сказала Кьяра и снова погладила меня по голове.
Как она могла в полутьме разглядеть мои волосы?! Да и враньё это! Они при любом освещении уродские. Как говорит моя бабушка: «Я красивая и молодая». И добавляет: «Со спины и ночью».
Но вот бывает такое враньё. За которое хватаешься, как за соломинку.
— Ладно, прости, — пробормотала я, — какой-то тяжёлый был вечер. Спать-то будем?