Гексаграмма: Колодец времени
Шрифт:
И нападение на него не было случайностью, которая могла произойти с кем угодно. Он выяснил правду и был единственным экспертом, способным дать ответы всей группе. Неизвестный алхимик устранял угрозу самым простым и доступным ему способом, но нарвался не на того.
Старатос закрыл глаза, сосредоточился на вторжении в его организм и визуализировал это. Он увидел нечто вроде прозрачного щупальца, проходящего сквозь стену и проникающего в его грудную клетку. Достигающего сердца. Старатос обхватил щупальце обеими ладонями, но не потянул, чтобы вытащить, а использовал как проводник, чтобы пропустить по нему разряд вроде управляемой молнии. Он знал – как бы далеко ни находился источник, откуда вылезло
Щупальце вырывалось, пока создателю, видимо, не пришёл в голову вариант лучше, и он просто не развеял свою пакость. Старатос глотнул воздух ртом, мотая головой. Всё же ему не так уж и легко далась подобная щедрая трата энергии. Возраст алхимиков исчислялся не так же, как у всех остальных людей, чем активнее они использовали знание – тем дольше жили, поэтому возраст мало воздействовал на Старатоса… как он думал. И всё же в эту минуту он почувствовал себя на все свои годы, и даже вдвое старше. Наваждение вышло таким сильным, что на миг Старатос ужаснулся – ему почудилось, что он и впрямь постарел, и дряхлое тело уже не справится с задачей короля. Ужасная, леденящая иллюзия того, что у него всё, все возможности действовать, как-то проявить себя, позади. Даже солнце стало похоже на полупогасший фонарь.
Краски мира возвращались медленно. Пошатываясь, Старатос вышел из комнаты и направился к барной стойке, нашаривая на поясе кошель. Он чувствовал, что не протянет без крепкой выпивки и часа.
– Выглядите так, словно из гроба встали, – заметила хозяюшка, наливая ему полную чарку.
Старатос молча осушил ту до половины парой больших глотков, и только после этого заговорил:
– Причина есть, – не уточняя, он допил вино и подвинул чарку обратно, жестом прося добавки.
Хозяйка поставила перед ним фарфоровую тарелочку, щедро наполненную закуской – три ломтя пшеничного хлеба, дюжина маленьких солёных огурчиков, полдесятка колечек лука, цельное варёное лицо, уже очищенное от скорлупы.
– Неужели такой герой, как вы, чего-то боится? Или, может быть, вы нездоровы?
В этом заботливом, казалось бы, вопросе Старатос различил нотки беспокойства. Ещё бы, это же маленький посёлок. Гости-то уедут, а любые проблемы, которые они создадут местным, останутся. Если он болен и заразит кого-то – то сможет вернуться в столицу и рассчитывать на лучшую медицину, а вот они должны оставаться здесь. Карета всех не вместит. Помощь из города рискует не успеть доехать в срок.
– Я просто устал, а отдохнуть не получилось, – нейтрально сказал Старатос. – Впрочем, поделом мне, я же работать приехал, а не в постели лежать.
– Но вы и правда плохо выглядите. Вам нужен покой… хоть немного.
– Потом. Лучше расскажите, у вас здесь вообще часто бывают проездом? – как бы между прочим спросил Старатос.
– Нет. За последний год никого. Только вы и та девушка. Мы на отшибе от цивилизации и не производим никаких полезных продуктов и благ. Иногда забредают случайные путешественники, но надолго не остаются, – женщина вздохнула.
– Но ваш-то постоялый двор есть, –
– Да, ведь путники всё же появляются. И, кроме того, когда их нет, сюда приходят ночевать те, кто поссорился с семьёй. Обиженные на родителей дети или мужья, которых жена после ссоры выставила из дома. С большинства я денег не беру, но некоторые всё же считают своим долгом заплатить, как бы я ни отказывалась.
– А откуда деньги у них?
– В конце сезона мы отвозим в ближайшие города фрукты и овощи, выращенные в теплицах. В краю вечной зимы подобное стоит целое состояние. Самые отчаянные молодые парни и девушки покрепче нанимаются телохранителями в торговые караваны или к одиноким странникам. Ещё мы делаем поставки молока. Оно у нас особенное. В наших парниках растут редкие травы, придающие ему уникальный вкус. Мы раздобыли семена из далёких восточных стран, там они считаются пряностями. Вот, попробуйте, что получается.
Хозяйка сняла с полки пузатую голубую бутыль и чуть ли не торжественно вручила её Старатос. На вид содержимого бутыли могло хватить на компанию персон в десять, не меньше. Щедрость подарка нельзя было переоценить.
– Я не думаю, что сейчас хочу… – начал было он, но женщина перебила, не давая возразить:
– Значит, возьмите с собой.
Старатос послушно кивнул.
– Ещё у нас есть художница и вышивальщик, они продают своё творчество эстетам в городах и часто берут заказы. Торгует мелочами вроде топоров, сковород и лопат и наш кузнец. Мы не бедствуем.
– Но и вряд ли богаты, – задумчиво констатировал Старатос, подперев щёку рукой.
– Да. Если мы и зарабатываем какую-то приличную сумму, она быстро уходит на то, чтобы поддерживать деревню в достойном состоянии, чтобы не стыдно за неё было, даже если самого короля однажды вдруг к нам занесёт. Мы, конечно, знаем, что этого не случится, но так наша совесть спокойна.
– А многие покидают деревню навсегда? – уточнил Старатос и откусил кусочек от пятого огурца.
– Нет. Почти все остаются с нами. Они очень дорожат своей землёй и родственными связями.
– Достойно зависти… Белой, разумеется, – соображения по поводу того, бывает ли вообще такое чувство, как зависть, хотя бы относительно белым, алхимик благоразумно оставил при себе, не превращая приятную беседу в заунывный морально-философский диспут. – Я никогда не чувствовал такой привязанности ни к какому месту. Не мог себе позволить подобной роскоши с тем образом жизни, что я выбрал.
Старатос побывал во многих местах, знакомился с разными людьми. Оседлости он избегал, считая это слово другим определением застоя, однообразия, скуки, отсутствия прогресса. Вспоминал ли он о них, отправляясь дальше? Старатос помнил каждого человека на своём жизненном пути, даже если притворялся, что они – никто, и не имеют для него значения. Впрочем, они не были каким-то его сожалением о прошлом и не вызывали ностальгии, воспоминания он бы не назвал особенной важностью. Они просто оставались с ним, несмотря ни на что. Старатос любил людей и учился у них. Ни одну встречу он не считал напрасной.
– Вы удивительная компания. Пока есть такие, как вы – я верю в будущее нашей страны, – внезапно со всей искренностью сказала хозяйка.
– А я не верю. Я делаю.
Громко сказано, да, но Старатос не кривил душой. Даже если он грешник и преступник – наплевать. Что уж теперь, нельзя жить в этом мире и остаться святым. Все хоть раз лгали, или думали о ком-то плохо, или отталкивали кого-то. Даже если его злодеяния неискупимы – он не согнётся под их весом. Ричард не выдержал и сам пошёл под суд, позволил запереть его в тюрьму, но Старатос не такой эгоист и страдалец. Он закусит губу, возьмёт себя в руки и продолжит стараться хоть как-то пригодиться окружающим.