Гексаграмма: Колодец времени
Шрифт:
– А что мне было терять?!
Слева от Ишки раскололся один из поддонов, содержимое вывалилось на пол. Сердце Ишки больно сжало чувством невосполнимой утраты, хотя рассаду ещё можно было пересадить в другую почву. Нужно убраться отсюда подальше, пока дуралей вообще всё не разнёс. Этот островок ценной зелени был таким же редким великолепием здесь, как оазис – в пустыне, или снег – в диких джунглях далёкого Юга. Вырастить так много всего, совершенно разного и по-своему притягательно – настоящее искусство. Парень не берёг не только здоровье близких, но и вообще, кажется, ничем не дорожил. Ишка поневоле ужаснулась, пытаясь представить, насколько пуста и бессмысленна была его жизнь в подобном неблагополучном краю.
– Жизнь, конечно, не всегда хорошая штука, и порой она больно бьёт, но разве у тебя совсем не было причин потерпеть, пока ты не вырастешь и не сможешь уехать отсюда?
Мальчишка истерически расхохотался. Он был далеко за гранью срыва и не воспринимал нормально никакие аргументы. И, хотя полностью сумасшедшим назвать его было пока ещё нельзя, он стремительно двигался в этом направлении. Буквально во весь опор катился под гору, где его личность будет сломлена окончательно.
– Уехать?! Куда?! Как будто хоть где-то нужен оборванец вроде меня!
– Ты алхимик! В Анклаве тебя бы приняли с распростёртыми объятиями! – Ишка подобралась наконец к двери, одним быстрым движением распахнула её и выскочила на улицу.
– Анклав? Я не собираюсь никому подчиняться! Они не будут распоряжаться мной, пользуясь моим возрастом и бедностью! – презрительно фыркнул мальчик, выходя следом за ней. – Взрослые в столице ещё более испорченные, чем здесь!
– Ты неправильно понимаешь суть Анклава, – Ишка побежала вокруг теплицы, стараясь, однако, не пропадать у него из виду, чтобы ему не взбрело в голову идти громить деревню. – С нами один из его представителей, вы можете поговорить…
Не то, чтобы Ишка доверяла Старатосу, и уж точно считала, что ему лучше держаться подальше от детей и не смущать их своими дурными фантазиями – этот дурак уже сам начал доставлять неудобства людям. Хуже вряд ли могло стать. Старатосу всё же нельзя было отказать в какой-никакой сознательности, он умел организовать себя, и поэтому Ишка надеялась, что он вдолбит хотя бы подобие этого в юного недоалхимика.
– Говорить с тем, чей дар слабее моего? Плохая шутка! И что он мне предложит? Быть хорошим мальчиком? А если я не хочу? Он будет диктовать мне, что хорошо, а что плохо? Спасибо, не надо!
– Тебе-то как раз и надо! За что ты так всех ненавидишь? – возмутилась Ишка.
– Ты, наверно, никогда не давилась тем, насколько ты бесправна и беспомощна только потому, что младшая в своём окружении… Тебя не загоняли в угол и не избивали там, зная, что ты не ответишь… А потом у меня появилась эта сила, и я поклялся заставить их платить.
У мальчика дрожали от злости губы, он сжимал кулаки и наверняка испепелил бы любого, кто сейчас попался бы ему на глаза. Он хотел, чтобы мир кричал от боли так же, как кричал он сам. Чтобы все поняли, как ему плохо. Если только через насилие можно это донести – он согласен пойти и на такую меру. Ведь очень приятно откинуть все внутренние ограничения.
– Я понял, что отныне они будут дрожать от страха и лепетать мольбы о пощаде. С меня хватит.
– Тебя убьют, если ты не прекратишь! Его Величество не потерпит твоих выходок! – у Ишки дрогнул голос.
Мальчик ухмыльнулся.
– Ну, что же, у меня есть выход. Стать настолько сильным, чтобы никто не смог меня одолеть, пока я не закончу со своей местью.
– Ты не сможешь сражаться с армией! – Ишка продолжала бежать от деревни, петляя между деревьев.
Из-за жары в теплице она сняла часть верхней одежды, и теперь только постоянное движение и адреналин мешали ей замёрзнуть. Впрочем, с таким преследователем по пятам ей это и не угрожало.
– Пока ты болтаешь со мной, мои слуги убивают твоих людей. Всё ещё хочешь заступаться за меня и видеть во мне того, кто может вернуться на так называемую праведную сторону? – насмешливо поинтересовался мальчик.
– Прекрати это! – вскрикнула Ишка и развернулась к нему.
– С чего бы? Вы первые сунули нос в мои дела, а, значит, не лучше всех остальных.
– Не ставь крест на своём будущем… Слушай, мы можем расследовать всё, что здесь произошло, и, если никто не заботился о тебе как следует, мы заберём тебя в Эсканолл, дадим хороший дом и семью, образование… Мы можем устроить всё это и даже больше! Тех, кто обижал тебя, мы накажем по закону. Тебе ни к чему становиться убийцей и потом всю жизнь жалеть об этом. А ты пожалеешь, уверяю. Кстати… Как тебя зовут?
Мальчик замялся, переступил с ноги на ногу и растерянно пробормотал:
– Ванни… Эй, не поучай меня! – тут же взвился он, и ещё один белоснежный искрящийся сгусток полетел Ишке в голову.
Ишка взмахнула перед собой рукой в отвращающем жесте, и шаровая молния натолкнулась на прозрачную преграду. Тут же Ишка усилием воли и ещё одним движением ладони отослала разряд обратно. Для её обострённого в эту минуту восприятия тот двигался до скучного медленно.
– Это сейчас тебе кажется, что ты готов сплясать на их могилах, но потом тебе станет стыдно, горько и паршиво. Когда ты осознаешь, что натворил.
Тело мальчика поглотило собственную алхимию безо всякого вреда, сияющий шар буквально впитался в его грудь.
– Я не хочу смиряться! Не хочу их прощать! Не хочу, чтобы кто-то другой опять забрал то, что принадлежит мне, потому что я сам ни с чем не могу справиться! – завопил он.
– А потом что? – резонно уточнила Ишка. – Ты напрасно видишь всех вокруг как врагов. Я, например, тебе не враг.
– Значит, ты дура!
И мальчик наградил её целым дождём обжигающих абсолютным морозом стрел. Но Ишка не дремала, и её защитное поле заставило ледяную смерть безвредно рассыпаться вокруг мириадами крохотных осколков.
– Поедем с нами. Всё будет хорошо, – продолжала уговаривать Ишка. – Я спасла людей, значит, сообщать о том, что ты натворил, Его Величеству вовсе не обязательно. Я скажу, что мы нашли новый выдающийся талант, и тебя возьмут в обучение. Ты станешь уважаемым человеком… и нужным другим людям. Разве ты этого не хочешь?
– Докажи свои слова, – у мальчишки запрыгали губы.
Ишка опустила руки и, улыбаясь, посмотрела ему в глаза. У неё больше не было оберегающего щита. Никакого подвоха она устраивать не собиралась, целиком предоставляя ему решать. Ишка уже сказала всё, что могла, и, если он так и не прислушается – это останется на его совести. Она не желала делать из ребёнка убийцу, и уж подавно не собиралась жертвовать собой, но, раз уж тот сам столь усердно и твердолобо к этому стремится, если это и впрямь его заветная мечта, способная пересилить всё остальное – что же, так тому и быть. Не остановится глупыш – и рано или поздно перешагнёт эту черту. Возможно, это было безответственно с точки зрения той, кто носит плод, но как много других матерей, тоже беременных, как много младенцев, как много достойных мужчин погибнут, если Ишка не справится с закусившим удила малолетним хулиганом? Иногда, кроме тебя, сделать попросту некому.