Гексаграмма: Колодец времени
Шрифт:
Ванни нахохлился, напоминая вовсе не сову, а взъерошенного воробья. Казалось, он окончательно запутался в себе, и его мысли продолжали бросаться из крайности с крайность, разве что в драку Ванни больше не пытался лезть.
– Я понимаю, что ты боишься, – сказала Ишка. – Но ведь тебе интересно, не так ли? Я сама позабочусь о том, чтобы с тобой ничего не случилось, пока ты не начнёшь чувствовать себя в Эсканолле как дома.
Ванни вздрогнул и вскинулся.
– Да ведь я не знаю, что такое как дома! Ты явно имеешь в виду что-то хорошее, но для меня дом – это дыра, где меня бьют и обзывают, попрекая каждым куском хлеба… Я хочу увидеть это так, как видишь ты.
– Я постараюсь, – Ишка погладила Ванни по руке. – Хотя вряд ли я подходящая для этого персона. Видишь ли, в моей семье слишком близкие и тёплые отношения тоже не были приняты. Меня не били
Огромный и роскошный особняк со слугами, исполняющими любую прихоть, но не заменяющими родителей. Просторные настолько, что казались пустыми, коридоры. Лестницы, архитектор которых пожертвовал удобством в угоду величественности. Это был подлинный образец пышности, торжественности и древности благородного рода ди Гранелей, подтверждение их незыблемости – они всегда были и всегда будут, даже если государство падёт. Какое обманчивое впечатление, если учесть, что все они погибли, а сама Ишка выжила лишь чудом. Воспитанная как принцесса, но не просто жеманная красавица на балу, а та, кто поднимет знамя и пойдёт в бой первой – Ишка привыкла и стала стремиться лишь к одному – оправдать возложенные на неё как на единственную наследницу ожидания. Теперь там всё принадлежало ей, но стало ещё тоскливее, если учесть, сколькие погибли в том инциденте с философским камнем. Место буквально пропиталось смертью. Впрочем, весь Эсканолл был не лучше. Прорыв чудовищных сил камня разделил историю столицы на до и после, и хотя, казалось, всё событие заняло лишь несколько дней – последствия никогда не удастся устранить до конца. Даже когда раны города заживут – он станет другим. Слишком другим. Когда вырастет поколение без рухнувшего на них бремени травмы – их мир ничем не будет напоминать естественные для Ишки, Варатти, Старатоса, Ричарда и даже Его Величества реалии. И, если они доживут, то будут чувствовать себя лишними, словно попали без разрешения на чужую территорию.
– Я не твоя старшая наставница. Мы будем учить друг друга, – закончила свою мысль Ишка.
Как много она упустила, гонясь за тем, что казалось правильным, справедливым, рациональным, и пыталась превратиться в живое оружие? Да, способное на критическое мышление, самостоятельное, но всё же оружие – клинок, обязанный всегда попадать в выбранную им цель. Понадобилась встряска, чтобы она, Ишка, очнулась и посмотрела вокруг. Помимо чёрного и белого, помимо еле подъёмной горы долгов и обязательств, ей предстоит узнать невероятно много. Не отвлекаться на второстепенные мелочи, не позволять себе показывать, что накопилось на душе, не рассказывать личное – вот кредо ди Гранелей, впечатанное в их сознание так же глубоко, как рабское клеймо, выжженное на коже. Нечто простое и очевидное – то, что она вправе делать всё, что не мешает и не вредит окружающим, – далось Ишке как настоящее открытие.
– Вряд ли я могу научить чему-то такую блестящую леди, как вы, – проворчал Ванни, и в его тон вновь просочились едкие, настороженные, ершистые нотки. Он вёл себя так, словно воспринял фразу Ишки как тонкое издевательство.
– О, ещё как можешь. Я слишком леди и недостаточно человек, – только и сказала она.
– Мы почти приехали, – как бы между прочим сказал Старатос прежде, чем Ванни успел возразить что-то ещё.
Напускной вид скучающего аристократа никого не обманул – его спутники отлично знали, как он рад вернуться в столицу, к спокойным исследованиям и всему привычном. Старатос мог месяцами вести себя как самоотверженный аскет, презирающий излишества и целиком сосредоточенный лишь на своей работе, но на самом деле он был тем ещё эстетом и гурманом. Ишка узнала об этом, когда однажды получила приглашение на званый обед в его резиденции. Правда, там оказалось слишком много незнакомых алхиииков, она чувствовала себя неуютно и рано ушла. Но высшие силы, сколько он потратил на такую иллюминацию, превращающую безлунную ночь в светлый день, на изысканнейшие, редкие в их холодном краю и с величайшей бережностью привезённые издалека блюда из зелени и морепродуктов, на пышные фейерверки! Даже если часть этого Старатос организовал благодаря способностям алхимика, еду из ничего не создашь, это Ишке рассказывал ещё Ричард.
Ванни нетерпеливо и любознательно высунулся из окна. Бледное солнце приклеилось к выцветшему небу, деревья, будто мёртвые стражи, выстроились по бокам дороги, а вдалеке вставали резкие очертания зданий города, подсвеченных разными огнями. Эсканолл вовсе не выглядел гостеприимным – наоборот, казалось, он сожрёт любого и не подавится.
– Вы уверены, что это место не плохое? – Ванни поёжился. – Красиво, но неприятно. Он как будто угрожает.
– Этот эффект создают слишком резкие и яркие краски, а также острые углы, – кивнул Старатос. – Но ты адаптируешься. Забирайся обратно и окно закрой. Простудишься.
***
Эсканолл потряс Ванни шумом, гамом и суетой. Для него всё здесь происходило слишком быстро, и в то же время он хорошо понимал, что, если не будет успевать – останется далеко позади, на обочине жизни. Ванни осознал, как мало он в действительности знал и умел, кичась этим дома… но среди множества выдающихся эх столицы, алхимиков, рыцарей, дворян, художников, поэтов он почти ничего не представлял из себя. Все к чему-то стремились, шаг за шагом добивались результатов, а он даже не определился, чего от жизни хочет и о чём мечтает. Каждый из его спутников состоялся, завоевал себе имя, хорошее ли, дурное ли – неважно. Они уже не представители безымянной массы. И, как ни ощущалось это странным даже для него самого – Ванни боялся подвести и разочаровать леди Ишку, единственную, кто относилась к нему как к человеку и так бескорыстно приняла под крыло.
Всё двигалось, вращалось, поднималось и опускалось, каждый встречный невесть куда спешил, да так, словно с ним не могло произойти ничего хуже, чем опоздание хоть на какую-то жалкую минуту. Всё равно что попасть во власть течения бурной реки, которая потащит тебя за собой, на спрашивая, куда ты идёшь, зачем, и насколько торопишься. Если попытаешься плыть против общего направления – тебя затопчут и не заметят. Ванни никогда прежде не видел на одном участке улицы больше четырёх человек, и для его села это было настоящее столпотворение.
Войти в огромные резные ворота резиденции ди Гранелей принесло Ванни даже какое-то облегчение. Ему было интересно, тянуло всюду побывать и всё попробовать, однако, он стеснялся, давая себе отчёт, что со своими деревенскими замашками и отсутствием опыта непременно опозорится.
– В моём доме ты всегда получишь крови и пищу, ты можешь распоряжаться всеми его ресурсами, как если бы являлся моим младшим братом, – объясняла леди Ишка, проводя его по угнетающе помпезным коридорам особняка. – Но я не алхимичка поэтому, если ты намерен и дальше развиваться в этой области, Старатос представит тебя Акнлаву.
– Ты можешь задавать им любые вопросы, только не бойся, – добавил шедший рядом Старатос.
Быть членом семьи, почти наравне с хозяйкой… хотя леди Ишка сама разрешила, Ванни не чувствовал себя к этому готовым. Ему бы для начала хоть не дрожать, и чтобы язык не заплетался. А уж предстать перед могущественными властелинами и вовсе казалось Ванни невозможным, немыслимым. Те, кому подчинялся даже такой человек, как Старатос, пугали мальчика до подгибающихся коленей. Возможно, ему и правда недоставало веры в себя, но откуда бы она взялась, если Ванни с раннего детства, сколько он себя помнил, смешивали с грязью и ни во что не ставили. Они не хотели слушать, не хотели понимать, не видели в нём личность, и Ванни, лёжа в слезах на полу своей комнаты, поклялся, что заставит их разделить с ним всё, что ему пришлось вынести по их вине. Он будет бить их до крови, ломать кости, жечь, калечить, пока они не раскаются. Ванни надоело умолять, надоело заглядывать в глаза – их очередь валяться у него в ногах и захлёбываться рыданиями.
Даже теперь, когда его забрали в Эсканолл и предоставили новый шанс найти себя в жизни, Ванни не был уверен, сожалеет ли об участи, что едва не погубила всех жителей его деревни. В глубине души он всё ещё чувствовал, что правда на его стороне, а они получили по заслугам. Неудивительно – жизнь здесь, в столице, Ванни пока ещё не распробовал, а прежняя всё ещё слишком ярко стояла перед внутренним взором.
Вдобавок ко всему, Ванни боялся разбить или сломать один из этих бесчисленных больших и маленьких, хрустальных, фарфоровых, стеклянных предметов – зеркал, декоративных ваз, посуды, витражных окон и дверей. Он признавал, что леди Ишка ведёт себя как приятная хозяйка, она мягка и учтива с ним, и, кажется, намеревается всерьёз заботиться о нём как о члене семьи, но… останется ли она так же спокойна и отзывчива, если он испортит её драгоценное имущество, даже самая малая часть стоит гораздо дороже, чем Ванни весь. Если он останется здесь, ему придётся учиться обращаться со всеми этими сложными и странными вещами, но он не имеет ни малейшего представления об этом, и он непременно что-нибудь да повредит.