Гэллегер Бис
Шрифт:
– Есть.
– Двор, - заявил робот, не совсем точно цитируя Томаса Вулфа, - это не только двор, но также и отрицание двора. Это встреча в пространстве двора и в пространстве его отсутствия. Двор - это конечное количество грязной земли, это факт, детерминированный отрицанием себя.
– Ты сам-то понял, что намолол?
– спросил Гэллегер, желая и сам это узнать.
– Да.
– Отлично. Ну, хватит болтать о грязи. Я хочу знать, зачем я сделал эту машину.
– Вопрос не по адресу. Ты меня выключил на много дней и даже недель.
– Да, помню.
– Это был вопрос артистической интегральности. Плоскости моего функционального лица гораздо конкретнее и экспрессивнее твоих.
– Слушай, Нарцисс, - сказал Гэллегер, стараясь держать себя в руках, - я пытаюсь узнать хоть что-нибудь. Могут понять это плоскости твоего хренова функционального мозга?
– Разумеется, - холодно ответил Нарцисс.
– Я ничем не могу тебе помочь. Ты включил меня только сегодня утром, перед тем, как заснуть пьяным сном. Машина была уже закончена, но не включена. Я прибрал дом и принес тебе пиво, когда ты проснулся, как всегда, с похмелья.
– Ну так заткнись и принеси мне еще.
– А что с полицейским?
– О-о, совсем забыл. Гмм... Пожалуй, лучше поговорить с этим типом.
Нарцисс тихо вышел, а Гэллегер подошел к окну и еще раз взглянул на невероятную дыру. Почему? Откуда? Он попытался вспомнить, разумеется, без толку. Его подсознание, конечно, знало ответ, но надежно хранило его. Ясно было, что он не сделал бы эту машину без важной причины. Впрочем, так ли? Его подсознание обладало собственной логикой, причем довольно своеобразной и запутанной. Нарцисс, например, был всего лишь консервным ножом.
Робот вернулся. Следом за ним в комнату вошел мускулистый молодой человек в хорошо скроенном мундире.
– Мистер Гэллегер?
– спросил он.
– Да.
– Мистер Гэллоуэй Гэллегер?
– И снова я вынужден ответить утвердительно. Чем могу служить?
– Вы можете принять эту повестку в суд, - ответил фараон и вручил Гэллегеру сложенный вдвое листок бумаги.
Запутанная юридическая фразеология мало что сообщила Гэллегеру.
– А кто такой этот Делл Хоппер?
– спросил он.
– Я никогда о нем не слышал.
– Это уже не мое дело, - буркнул полицейский.
– Повестку я доставил, и на этом моя роль кончается.
Он вышел, оставив Гэллегера таращиться на бумагу.
Высмотрел он в ней немного.
Наконец, не придумав ничего лучшего, он переговорил по видеофону с адвокатом, соединился с картотекой юристов и узнал, что юрисконсультом Хоппера является некий Тренч, шишка из Законодательного Собрания. Тренч располагал взводом секретарш для ответов на звонки, но с помощью угроз, уговоров и прямой лжи Гэллегеру удалось связаться с самим шефом.
На экране появился седой, худой и засушенный человечек с коротко подстриженными усами. Голос у него был пронзительный, как полицейская сирена.
– В чем дело, мистер Гэллегер?
– Видите ли, - начал изобретатель, - мне только что принесли повестку...
– Значит, она уже у вас? Прекрасно.
– Что значит "прекрасно"? Я понятия не имею, в
– Да-ну?
– притворно изумился Тренч.
– Попробую освежить вашу память. У моего клиента мягкое сердце, и он решил не обвинять вас в обмане, угрозе применения силы, нападении и избиении. Он просто хочет вернуть свои деньги или получить то, что ему причитается. Гэллегер закрыл глаза.
– Он х-хочет? А я... гмм... я его оскорбил?
– Вы назвали его, - сказал Тренч, заглянув в толстый блокнот, - тараканом на утиных ногах, вонючим неандертальцем и грязной коровой. Кроме того, вы его пнули.
– Когда это было?
– прошептал Гэллегер.
– Три дня назад.
– Гм... вы что-то говорили о деньгах?
– Тысяча кредитов аванса, которые он вам уплатил.
– В счет чего?
– В счет заказа, который вы должны были выполнить. Детали мне не сообщили. Я знаю лишь, что вы не только не выполнили заказ, но и отказались вернуть деньги.
– Ой-ой-ой! А кто такой этот Хоппер?
– Делл Хоппер, владелец "Хоппер Энтерпрайсиз". Но вам, конечно, все это известно. Встретимся в суде, мистер Гэллегер. А сейчас извините, я занят. Я сегодня выступаю обвинителем по некоему делу и, надеюсь, что подсудимый получит изрядный срок.
– А что он натворил?
– слабым голосом спросил Гэллегер.
– Обычное дело о нападении и побоях, - ответил Тренч. До свидания.
Когда лицо адвоката исчезло с экрана, Гэллегер схватился за голову и потребовал пива. Потягивая пиво из пластиколбы со встроенным охладителем, он просмотрел корреспонденцию. Ничего. Никаких следов.
Тысяча кредитов... он нe помнил, как получал их. Может, что-то найдется в приходной книге...
И верно, нашлось. Под разными датами двухнедельной давности значилось:
Получ. Д.Х.
– зак.
– ав.
– 1000 к.
Получ. Дж. У.
– зак.
– ав.
– 1500 к.
Получ. Толстячок - зак.
– ав.
– 800 к.
Три тысячи триста кредитов! А на счету - ни следа этой суммы. Там нашлась только запись о выплате семисот кредитов, после чего на счету осталось еще всего пятнадцать. Гэллегер застонал и вновь обыскал стол. Под пресс-папье оказался конверт, а в нем - акции, как обычные, так и привилегированные, какой-то фирмы под названием "Любые Задания". Сопроводительное письмо подтверждало получение четырех тысяч кредитов, на каковую сумму мистеру Гэллоуэю Гэллегеру и были отправлены акции, согласно заявке...
– Проклятье, - пробормотал Гэллегер.
Он продолжал сосать пиво. В голове был полный кавардак. Неприятности надвигались сразу с трех сторон. Делл Хоппер заплатил ему тысячу кредитов, чтобы он что-то там сделал. Кто-то с инициалами Дж.У. заплатил за то же самое полторы тысячи. А скряга Толстячок дал всего восемьсот кредитов аванса.
За что?
Только безумное подсознание Гэллегера могло ответить на этот вопрос. Это оно, проклятое, заключило договоры, собрало деньги, опустошило банковский счет Гэллегера, практически ликвидировав его, и на кой-то черт купило акции фирмы "Любые Задания". Ха-ха!