Генерал Деникин
Шрифт:
Из дела № 56 по Евпатории, где красные появились 14 января 1918 года:
Все арестованные офицеры (всего 46) со связанными руками были выстроены на борту транспорта. Один из матросов ногой сбрасывал их в море, где они утонули. Эта зверская расправа была видна с берега, там стояли родственники, дети, жены… Все это плакало, кричало, молило, но матросы только смеялись. Ужаснее всех погиб шт. ротм. Новацкий, которого матросы считали душой восстания в Евпатории. Его, уже сильно раненого, привели в чувство, перевязали и тогда бросили в топку транспорта…
Так было на транспорте «Румыния», а на «Труворе» офицеров раздевали
О красных расправах в Крыму очевидцы свидетельствовали:
В Севастополе… в феврале произошла вторая резня офицеров… убивали по плану и уже не только морских, но вообще всех офицеров и целый ряд уважаемых граждан города, всего около 800 человек.
Здесь перед казнью выкалывали глаза… В Ростове-на-Дону:
Штаб Сиверса категорически заявил, что все участники Добровольческой армии и лица, записавшиеся в нее, без различия степени участия и возраста их, будут расстреляны без суда… В штабе арестованных раздевали… Среди белого дня, по улице большого города гнали зимой по снегу голых и босых людей, одетых только в кальсоны, и, подогнав к церковной ограде, давали залпы… Многие крестились, и пули поражали их в момент молитвы…
Генерал А.И.Деникин в 1918-20-е годы
Расстреливали и четырнадцатилетних подростков. В Екатеринодаре и Новочеркасске офицерам рубили головы.
Даже тени таких зверств не смогли выискать советские историки у белогвардейцев. Кромешнее всего – как «большевистские сестры милосердия» убили в Таганроге тяжелораненого штабс-капитана. А потом эти «девушки», воспетые советскими кинематографистами в образе чапаевской Анки-пулеметчицы (хотя в действительности такой не существовало), наверное, ведь и рожали детей, выродками «напитывая» новое поколение, «замещая» распятых на красном кресте.
К концу августа армия атамана Краснова наступала в Саратовской и Воронежской губернии, а добровольцы освободили от большевиков часть Ставропольской губернии, большую территорию Кубанской области и почти всю Черноморскую губернию.
В Екатеринодаре Деникин восстановил власть краевого кубанского правительства, представители которого участвовали в своем Ледовом и белом Ледяном походах. Антон Иванович по этому поводу потом отмечал:
«Взятие Екатеринодара было вторым «роковым моментом», когда, по мнению многих – не только правых, но и либеральных политических деятелей, – добровольческое командование проявило «недопустимый либерализм», вместо того, чтобы «покончить с кубанской самостийностью», посадив на Кубани наказного атамана и создав себе таким образом спокойный, замиренный тыл».
Деникин вернул кубанцам полновластность, хотя его бойцов при въезде в Екатеринодар встретило такое воззвание:
«Долгожданные хозяева Кубани, казаки и с ними часть иногородцев, неся с собою справедливость и свободу, прибыли в столицу Кубани».
Подписал его генерал Букретов. Н. А. Букретов был из горских грузинских евреев-кантонистов
«Иногородец» Деникин, увидев подошедшего к нему на вокзале Букретова, сказал ему:
– Вы в своем воззвании отнеслись с таким неуважением к Добровольческой армии, что говорить мне с вами не пристало.
Более благосклонно отнесся командующий к Кубанскому атаману А. П. Филимонову, с которым был в Ледяном, и к другим кубанским правителям: Л. Л. Бычу, Н. С. Рябоволу, столпу кубанско-украинского сепаратизма, – которые в начавшихся застольях провозглашали или не возражали таким здравицам:
– Кубань отлично сознает, что она может быть счастливой только при условии единства матери-России. Поэтому, закончив борьбу за освобождение Кубани, казаки в рядах Добровольческой армии будут биться и за освобождение великой, единой России.
Лицемерие тостов выяснится позже. И в начале 1920 года Кубанская рада изберет войсковым атаманом именно Букретова, который в 1919 году будет арестован генералом Покровским по обвинению во взяточничестве и превышению власти на посту председателя Продовольственной комиссии кубанского правительства. Букретов приложит все усилия, чтобы ускорить разрыв между Кубанью и командованием белых, сдаст остатки Кубанской армии красным.
Тем не менее, все многотрудные взаимоотношения с кубанцами, которые на деле никогда не отрекались от своего «суверенитета», Деникин подытожит так:
«Ни генерал Алексеев, ни я не могли начинать дела возрождения Кубани с ее глубоко расположенным к нам казачеством, с ее доблестными воинами, боровшимися в наших рядах, актом насилия. Но помимо принципиальной стороны вопроса, я утверждаю убежденно: тот, кто захотел бы устранить тогда насильственно кубанскую власть, вынужден был бы применять в крае систему чисто большевистского террора против самостийников и попал бы в полнейшую зависимость от кубанских военных начальников».
В Екатеринодаре добровольцы определились и со своей формой власти, которая до этого диктовалась единоличной волей командующего и его окружения. Военным главой после Корнилова был Деникин, «внешней политикой» и финансами по-прежнему ведал Алексеев, который здесь, оставшись единственным из новочеркасского «триумвирата», издал свой первый приказ в качестве Верховного руководителя Добровольческой армии.
Этим приказом Алексеев учредил должность помощника Верховного руководителя, на которую встал недавно прибывший генерал А. М. Драгомиров. Этот сын знаменитого генерала окончил Пажеский корпус и академию Генштаба, был командиром 9-го Гусарского Киевского полка. На Первой мировой получил Георгиевские 4-й и 3-й степени, закончил ее в июне 1917 года главнокомандующим армиями Северного фронта. Алексеевым также был образован Военно-политический отдел с функциями канцелярии при Верховном руководителе.