Генерал Деникин

Черкасов-Георгиевский Владимир Георгиевич

31 августа 1918 года организовалось правительство – «Особое совещание» при командовании Добровольческой армии. Его председателем стал Алексеев, первым замом – командующий армией Деникин; помощник председателя – Драгомиров, помощник командующего – Лукомский, нач-штаба – Романовский. Задачами добровольческого правительства стали: разработка вопросов по восстановлению управления и самоуправления на территориях власти и влияния армии; обсуждение и подготовка временных законопроектов госустройства как текущих, так и по воссозданию великодержавной России; сношение со всеми областями бывшей империи и союзническими странами, а также

с видными деятелями, необходимыми для возрождения России.

Столица добровольцев, Екатеринодар теперь магнитом притягивал к себе нужных людей. В начале сентября прибыл сюда барон П. Н. Врангель. Генерал-майора он получил «за боевое отличие» при командовании в 1916 году 2-й бригадой Уссурийской конной дивизии. В июле 1917-го Врангель был командиром сводного конного корпуса. За доблестное прикрытие им отхода пехоты к реке Збручь при Тарнопольском немецком прорыве корпусные «думы» наградили барона солдатским Георгием 4-й степени.

Деникин, видя псрвостепенность кавалерии на Гражданской войне, стремился создать мощную конницу, и на это талантливейший кавалерийский начальник Врангель отлично подошел. На первой же их встрече Антон Иванович спросил барона:

– Как же мы вас используем? Не знаю, что и предложить, войску нас немного.

31-летний Врангель ответил по-белогвардейски:

– Как вам известно, ваше превосходительство, я в 1917 году командовал кавалерийским корпусом, но еще в 1914 году был эскадронным командиром, и с той поры не настолько устарел, чтобы вновь не стать во главе эскадрона.

Деникин усмехнулся.

– Ну, уж эскадрон… Бригадиром согласны?

– Слушаю, ваше превосходительство.

Врангель стал командиром бригады в 1-й конной дивизии, в ноябре будет командиром 1-го конного корпуса, в декабре барона произведут в генерал-лейтенанты «за боевые отличия». Ростом на голову выше толпы, поджарый генерал Врангель являлся аристократом с головы до пят, но обладал командирским зычным голосом. Баронская порода его была такова, что Петр Николаевич выглядел своим в любой великосветской гостиной, но имел такое железо характера, что ему безоговорочно подчинятся даже «разинские» генералы Покровский и Шкуро.

Изысканно-волевые черты врангелевского лица: крутые густые брови, точеный прямой нос, щеточка усов, скала раздвоенного подбородка – озарялись «шведской» сталью выпуклых глаз, которые не ведали и тени страха, какой-то боязни. Это был прирожденный вождь с великолепной, родовитейшей манерой держаться, монархист кроя графа Келлера. Поэтому в его последний шанс поверит Белая гвардия, разочаровавшись в мягкотелом на вид Деникине, о котором говорили, что он левее своей армии.

* * *

Со времени 2-го Кубанского похода Добровольческая армия без отдыха дралась на своих фронтах. Тысячами гибли белогвардейцы, их части по многу раз переменили свой состав, но теперь постоянно шло пополнение с севера и юга России, от Кубани. В этой битве насмерть бойцы не жаловались, их командиры только просили «по возможности» патронов и людей, «если есть».

К 10 сентября главная масса Северо-Кавказской Красной армии стратегически была почти в окружении. На севере у станицы Петропавловской дивизия Врангеля готовилась опрокинуть войсковую группу красных и наступать на Урупскую. У Армавира перекрывал путь Дроздовский. На западе Покровский прижимал большевиков к реке Лабе, целясь в Невинномысскую. Река

Кубань и части Боровского у Невинномысской отсекали восток. Юго-восток закрыли полки Шкуро, взявшие Баталпашинск и Беломечетскую.

Несмотря на свои таланты, красный «генерал» Сорокин терял надежду на возвращение Кубани и старался пробиться к Минводам. Весь сентябрь с переменным счастьем дрались белые и красные в Армавирском районе. Вот хроника этих бешеных боев после того, как 8 сентября донские казаки Краснова взяли город Калач, а добровольцы – Майкоп.

11 сентября – занятие Сорокиным Белореченской у Майкопа. 15 – захват и оставление Невинномысской добровольцами. 16 – занятие Майкопа красными. 19 – занятие Армавира белыми. 20 – занятие Майкопа добровольцами Покровского. 21 – занятие Невинномысской белыми. 25 – занятие Кисловодска отрядом Шкуро. 26 – занятие Армавира красными. 28 – занятие Нсвинномысской отрядами Сорокина. 27–30 сентября – бои белых Покровского с красными у реки Лабы… И в конце месяца терские казаки восстали против Советской власти!

8 октября 1918 года скончался генерал М. В. Алексеев. Все свои последние силы он вложил в создание правительства «Особого совещания». В этом Верховному руководителю Алексееву помогал генерал Драгомиров. Михаил Васильевич так болел, что уже не мог выходить из своих комнат в особняке пивовара Ирзы на Екатерининской улице. Тут по утрам с ним и работал Драгомиров, фактически замещавший Верховного руководителя. Этот генерал всецело разделял алексеевские «конституционные» идеи.

Генерал Антон Иванович Деникин с генералами и офицерами русской армии. 1919 год

Что чувствовал Алексеев в последнее время своей жизни? Об этом есть безупречное свидетельство Железного Степаныча Тимановского. Он расскажет его через год после алексеевской кончины добровольцу А. Битен-биндеру, как раз перед своей кончиной, и тот отметит: «Генерал Тимановский инстинктивно предчувствовал близкую смерть и затеял весь разговор с целью передать слова генерала Алексеева кому-то другому, чтобы они не исчезли бесследно».

Битенбиндер описывает:

«На одной из дневок я по делам службы явился к генералу Тимановскому, начальнику дивизии. По окончании доклада генерал совершенно неожиданно для меня заговорил о генерале Алексееве, начальнике штаба Ставки Государя Императора.

– Вы ведь знаете, что я командовал Георгиевским батальоном при Ставке. Генерал Алексеев очень любил и ценил меня, не забывал и на Кубани. При редких встречах со мной он в откровенной беседе изливал мне свою наболевшую душу, – рассказывал генерал Тимановский.

Затем генерал придвинул свой стул ближе ко мне и продолжал:

– Однажды вечером генерал Алексеев и я сидели на скамейке под окном дома, в одной из станиц на Кубани.

Мы погрузились в свои думы. Генерал Алексеев поднял голову, тяжело вздохнул и промолвил: «Николай Степанович! Если бы я мог предвидеть, что революция выявится в таких формах, я бы поступил иначе».

И генерал Тимановский добавил от себя:

Старик не предвидел возможности Гражданской войны, а теперь предчувствовал ее катастрофический исход.