Гений

Соловьев Всеволод Сергеевич

Я назвалъ себя.

— Та-акъ-съ!.. — протянулъ онъ. — Ну, а меня… вы, конечно, знаете?

Я даже смутился, откуда и какимъ образомъ я могъ знать его?

— Нтъ, до сегодня я не имлъ удовольствія васъ видть, — сказалъ я, стараясь не улыбнуться.

— Странно, я — Лидинъ-Славскій…

Невозможно выразить ту важность, съ какою онъ произнесъ эту фамилію. Ну, совсмъ какъ-бы онъ мн сказалъ: «я Бисмаркъ», или, по меньшей мр, «Фердинандъ Кобургскій».

«Лидинъ-Славскій?! что это такое?.. — соображалъ я. — Дланное имя… врно, актерское прозвище». Лидинъ-Славскій — какъ-будто я что-то такое слышалъ, но что именно, не могъ вспомнить. Однако, я видлъ ясно, что если

признаюсь въ своемъ невжеств, то создамъ себ въ немъ непримиримаго врага, а мн этого, хотя-бы ради его спутницы, не хотлось.

— А, очень пріятно! — проговорилъ я.

Онъ покровительственно пожалъ мн руку.

— Такъ вы меня никогда не видали, ни въ одной изъ моихъ ролей? — повидимому, съ очень искреннимъ, изумленіемъ вдругъ воскликнулъ онъ.

Теперь я вспомнилъ. Да, конечно, Лидинъ-Славскій, это провинціальный драматическій акторъ, имя котораго еще недавно попалось мн въ какой-то газетк.

— Я живу въ Петербург,- постарался я извиниться. Но и это не вышло.

— Да я игралъ и въ Петербург… въ «Клуб взаимнаго вспоможенія»… шекспировскія и шиллеровскія роли, — объявилъ онъ. — По, можетъ быть, вы искусствомъ не интересуетесь?

— Напротивъ, я очень люблю театръ.

— Пріятно слышать. Такъ вотъ что, сосдъ: теперь еще не поздно, зайдите ко мн, побесдуемъ, разопьемъ бутылку; я привезъ съ собою недурное вино…

Благосклонность послышалась въ его голос.

Я хотлъ сказать, что мн пора спать, что я лчусь и вина не пью, но я вспомнилъ прелестное и загадочное лицо его спутницы, и вмст съ нимъ вошелъ въ его комнату. Это была такая же комната, какъ и моя. Въ ней никого не оказалось. Та, ради которой я вошелъ сюда, ушла въ помщеніе рядомъ, бывшее очевидно спальней, и полузатворила за собою дверь, предварительно, однако, зажегши на стол дв свчки.

Лидинъ-Славскій оглядлся, тряхнулъ головою и крикнулъ:

— Софи, гд ты? поди сюда, да принеси намъ бутылку вина и два стакана. Садитесь… — величественно указалъ онъ мн на кресло возл стола.

У порога спальни показалась Софи. Она была блдна, тнь неудовольствія легла между ея сдвинувшимися тонкими бровями, сказалась въ уныломъ и въ то-же время строгомъ, на мгновеніе остановившемся на мн, взгляд.

Лидинъ-Славскій небрежно произнесъ мою фамилію и прибавилъ:

— Это моя жена, рожденная… — онъ назвалъ одну изъ очень извстныхъ старыхъ русскихъ фамилій.

Я поклонился. Она кивнула головою, скрылась и черезъ мгновеніе принесла и поставила на столъ бутылку и два стакана.

— Извините, ужасно голова болитъ, я лягу, — проговорила она своимъ нжнымъ голоскомъ, полувзглянувъ на меня, и исчезла, Дверь за нею заперлась.

— Мы еще встртимся и поговоримъ, — сказалъ я:- теперь-же нашимъ разговоромъ мы только обезпокоимъ вашу супругу…

Но онъ взялъ меня за руку и почти повелительно прохриплъ:

— Садитесь, дверь заперта, кричать мы не станемъ, во всякомъ случа нашъ разговоръ обезпокоитъ мою супругу меньше, чмъ дтскій крикъ въ сосднемъ помщеніи, рядомъ съ нашей спальней. Я васъ не выпущу, пока вы не выпьете со мною стаканъ вина.

— Да мн вино запрещается…

— Пустяки!

— Берите бутылку и хоть перейдемъ въ мою комнату, это все-же дальше, — ршительно объявилъ я.

Онъ хотлъ было протестовать, но я уже былъ у двери, уже вышелъ въ корридоръ.

VII.

Когда я зажегъ у себя свчи, его нелпая фигура, покрытая гофрировками и съ бутылкой въ рук, стояла передо мною.

— Вы, однако, попробуйте моего вина; этакого здсь, въ этомъ несчастномъ — ск, ни за какія деньги достать нельзя.

Онъ

нсколько дрожавшей рукою налилъ два стакана.

— Попробуйте!

Онъ какъ-то ввернулъ мн стаканъ въ руку, чокнулся и отпилъ изъ своего. Я глотнулъ почти машинально.

— Ну что, дурно винцо?

— Хорошо, но я все-же пить не стану, мн строго запрещено, и ужъ особенно красное вино.

— Какъ знаете, — мн не запрещено, и нить я буду!

Развалясь на моемъ диван въ самой невозможной поз, онъ приподнялъ на меня тяжелыя вка своихъ оловянныхъ глазъ.

— Да-съ, — сказалъ онъ, кривя ротъ въ какую-то неестественную усмшку:- трудно у насъ на Руси живется выходящему изъ общаго уровня, живому, истинному таланту!

— А разв ужъ такъ трудно?

— Это вы вотъ потому, что я не умираю еще съ голоду, что могу занять дв дрянныя комнаты, да выпить бутылку сноснаго вина? Поэтому вы полагаете, что не трудно? — возвысилъ онъ голосъ. — Такъ и то случайно-съ, былъ моментъ-съ, когда чуть съ голоду не померъ…

Онъ налилъ еще стаканъ и залпомъ его выпилъ.

— Да-съ, съ голоду! Да и притомъ, какъ это говорится… не о хлб единомъ живъ будешь… Какая-же оцнка? Какое пониманіе?.. приходится расточать вс эти перлы, весь огонь души передъ невждами, на скверныхъ подмосткахъ, въ какихъ-нибудь грязныхъ городишкахъ… Гд же оцнка? Гд пониманіе?

— А вы бы на столичную сцену… — произнесъ я, и даже испугался дйствія своихъ словъ.

Онъ вдругъ поднялся съ дивана, ноздри его раздулись, глаза готовы были выскочить. Онъ закричалъ:

— Что-съ? Какъ вы сказали?… На столичную сцену!.. Да разв у насъ, на столичныхъ сценахъ, можетъ появиться настоящій талантъ?! Вдь, тамъ торжествуетъ одна безнадежная бездарность… И эта бездарность сильна, она заполонила все, у нея все въ рукахъ… такъ разв она допуститъ?!.. Тамъ, батюшка, такая интрига, такъ вс сплочены, такая стна китайская, казенщина, чиновничество, что нечего и думать попасть туда таланту-съ!..

— А вы пробовали?

— Пробовалъ… — мрачно выговорилъ онъ.

Онъ выпилъ еще стаканъ и, такъ какъ бутылка уже оказалась пустою, то, врно безсознательно, протянулся къ моему стакану и — тоже его выпилъ.

— Пробовалъ! — еще мрачне повторилъ онъ:- нтъ, объ этомъ ужъ что говорить…

И замолчалъ.

Онъ упалъ на диванъ и костлявой рукою, сверкавшей фальшивыми брильянтами, подперъ себ голову. Онъ начиналъ нсколько хмелть.

— Такое время проклятое, — снова заговорилъ онъ: — что талантъ можетъ прозябать только въ провинціи, да и то нтъ… гд таланты? Ну скажите, гд таланты?… гд у насъ настоящіе артисты на драматическія роли?.. Нтъ ихъ!.. Вы скажете: есть Лидинъ-Славскій… Ну да, только, вдь, я одинъ… Одинъ… поймите!.. И этотъ одинъ чуть не умеръ съ голоду! Въ прошломъ году, въ Н… Съ антрепренеромъ я разошелся… ну, дня не могъ оставаться съ этой дрянью! Денегъ въ карман — ни гроша. Никто въ долгъ не вритъ — это, поймите, мн… мн! Съ квартиры гонятъ, жиды векселя ко взысканію подали… Ну хорошо, случай подошелъ… Софи… вотъ, барышня… громкой фамиліи… съ бабушкой жила безвыздно въ деревн, а тутъ на зиму пріхали въ Н… влюбилась безъ памяти… ну, я подумалъ, подумалъ — и ршился… убжала она со мною… Скандалъ вышелъ отчаянный… родные тамъ ее прокляли, съ бабушкой параличъ сдлался… Да все это пустяки… все это невжество, грубость нравовъ, подлость душевная… За счастье должны были почесть… Она вотъ это поняла и понимаетъ… да только всего тридцать тысячъ у нея въ рукахъ тогда было — остальное бабушкино… теперь врядъ-ли и увидитъ что посл бабушки, — наслдства ее старуха лишаетъ. Такъ вотъ только эти тридцать тысячъ и спасли отъ голодной смерти!