Гений
Шрифт:
Я выбралъ удобное мстечко, такъ чтобы никому не мшать я все видть, и соображалъ, что, несмотря на открытыя окна, невыносимо жарко и что, когда начнутся танцы, нечмъ будетъ дышать. Вотъ раздались первые звуки милаго вальса, носящаго названіе: «Невозвратное время». Зала мгновенно наполнилась кавалерами и дамами, появившимися съ балконовъ. Нсколько паръ закружилось. Мимо меня пронеслась одна изъ шустрыхъ двочекъ съ армейскимъ подпоручикомъ, потомъ «адамова головка» съ гвардейскимъ адъютантомъ. Все знакомыя лица… За вальсомъ слдовала полька, за полькой — кадриль. Жара становилась
Я уже ршилъ уйти съ бала, какъ вдругъ, невдалек отъ себя, увидлъ нчто совсмъ мн незнакомое и меня заинтересовавшее. Это была пара — мужчина подъ руку съ дамой. Онъ… но я сразу даже глазамъ своимъ не поврилъ, до такой степени необычна и дика была эта фигура. Человкъ довольно высокаго роста, худой, съ длинными руками и ногами, лтъ сорока, а можетъ и больше. Гладко выбритое измятое лицо: длинные волосы по плечамъ, сильно вылзшіе кругомъ лба и уже, посредин головы, съ значительной плшью. Можетъ быть, и даже вроятно, человкъ этотъ въ молодости былъ красивъ, но, очевидно, безпутная жизнь до времени исказила его, а главное, онъ производилъ впечатлніе какой-то маски.
Одтъ онъ былъ въ черный фракъ съ длиннйшими фалдами; блое гофрированное жабо покрывало всю грудь его, и изъ-подъ рукавовъ фрака, чуть не на четверть аршина, до половины кисти рукъ, болтались такія-же гофрировки. Вс его пальцы такъ и сверкали сомнительными брильянтами. По жилету, на дв стороны, была выпущена толстая золотая цпочка, и цлая коллекція брелоковъ такъ и звенла при каждомъ его шаг. Шелъ онъ необыкновенно гордой и величественной походкой, сложивъ тонкія, безцвтныя губы въ презрительную мину, полуопустивъ вки выцвтшихъ, оловянныхъ глазъ. Вообще вся его фигура, походка, нарядъ представляли смсь высокомрія, чванства и комизма.
«Что-же это за скоморохъ? — подумалъ я. — Откуда онъ взялся?… Врно какой-нибудь пріхавшій давать здсь представленія чревовщатель, фокусникъ, профессоръ блой магіи»…
Но я мгновенно совсмъ забылъ о немъ, взглянувъ на его спутницу. Эта была очень молоденькая женщина, самое большое лтъ девятнадцати. Противуположность ея съ тмъ, кто велъ ее подъ-руку, поражала своей невроятностью. Назвать ее хорошенькой было слишкомъ мало — мн давно не приходилось встрчаться съ такимъ симпатичнымъ, милымъ, граціознымъ и изящнымъ созданіемъ. Она ровно ничего не сдлала для того, чтобы поднять и оттнить свою красоту. Нарядъ ея былъ очень, очень скроменъ. Темное, изъ лтней дешевой матеріи платьице, кое-какъ сшитое, могло-бы испортить почти всякую фигуру, но ее — не портило, а напротивъ — только еще боле выдляло стройность ея таліи, гибкость движеній, прекрасную форму плечъ.
Блокурые густые волосы были скручены въ низкоположенную косу, прикрпленную большой черепаховой гребенкой. Ни браслета, ни брошки, — ничего, одна красная ленточка на нжной, будто изъ севрскаго фарфора ше, да маленькій букетикъ живыхъ цвтовъ у корсажа. И все-же она казалась сказочной Сандрильоной передъ всми этими шустрыми двочками и «адамовыми головками», Глаза большіе, голубые, съ длинными рсницами и мечтательнымъ, какимъ-то идеальнымъ выраженіемъ.
Я не замтилъ въ ней смущенія, неловкости, робости, но чувствовалось въ ней что-то странное, что
Вотъ они прошли мимо меня.
— Ты должна танцовать! — разслышалъ я его хриплый голосъ.
— Зачмъ?.. Уволь!.. Зачмъ я танцовать стану? — прошептала она, останавливая на его чванномъ, противномъ лиц свой чудный взглядъ.
Что-же въ этомъ взгляд?.. что это? Неужели любовь?.. Да нтъ, быть того не можетъ! А въ голос мольба, и страхъ… почти отчаяніе.
Я забылъ о жар, обо всемъ, слдилъ только за ними. Онъ заставилъ-таки ее танцовать, и она кружилась по зал то съ однимъ офицеромъ, то съ другимъ. Потомъ произошло что-то странное: я увидлъ на лиц ея внезапно вспыхнувшую краску, а затмъ мертвенную блдность. Она подошла къ «чревовщателю». Я рядомъ съ ними, явственно слышу — она шепчетъ дрожащимъ голосомъ:
— Громко, вдь… вс слышали… она сказала, что съ такими какъ мы нельзя быть въ одной комнат… Уведи меня… я не могу больше…
— Когда я, наконецъ, отучу тебя отъ этихъ пошлостей! — отвчаетъ онъ раздраженнымъ полушопотомъ. — Ты пойми, мы должны быть выше всего этого!
Но выраженіе ея лица такъ было краснорчиво, вся она такъ трепетала, что онъ все-же сдался. Онъ взялъ ее подъ-руку и направился къ выходу изъ залы.
Я послдовалъ за ними.
VI.
Ночь была душная и совсмъ темная. Нсколько жалкихъ фонарей, поставленныхъ въ парк на громадномъ разстояніи другъ отъ друга, были зажжены, очевидно, съ цлью раздражать больныхъ и здоровыхъ. Эти фонари наглядно указывали на то, что гд-нибудь, въ какомъ-нибудь благоустроенномъ парк, свтло, и люди не принуждены подвигаться среди кромшнаго мрака, рискуя на каждомъ шагу свалиться въ оврагъ, выколоть глазъ какимъ-нибудь сучкомъ, и вообще свернуть себ шею. Но я хорошо изучилъ вс дорожки парка, да и до дому было недалеко.
Не въ такомъ, однако, положеніи оказались «чревовщатель» и его спутница. Они медленно двигались передо мною, останавливаясь на каждомъ шагу и соображая. Вотъ онъ споткнулся, чуть не упалъ и крикнулъ:
— Однако, чортъ возьми, этакъ мы живыми до дому не доберемся!.. Да и гд домъ, куда теперь?.. И спросить-то не у кого!
Я, конечно, ршилъ придти имъ на помощь.
— А вы въ чьемъ дом живете? — спросилъ я.
Онъ назвалъ домъ.
— И я тамъ живу, — сказалъ я. — Идите за мною.
Путешествіе наше было окончено, хотя и медленно, но благополучно. Мы добрались до освщеннаго корридора и, когда я остановился у своей двери, оказалось, что «чревовщатель», мой ближайшій сосдъ. Комнаты наши рядомъ и отдляются только тонкой стною. Тогда я сообразилъ, что утромъ кто-то перебрался въ это, до сегодня незанятое, помщеніе и что я уже слышалъ, возвратясь съ утренней прогулки, хриплый и недовольный голосъ новаго сосда.
— Такъ и вы тутъ! — съ необычайной важностью выпрямляясь передо мною, въ то время какъ его спутница проскользнула въ двери, произнесъ онъ. — Ваша фамилія?