Геноцид
Шрифт:
– Да разбудите вы его, – ответил Виираппан и пошел к краю плоту.
Раф с Феггаттурисом переглянулись.
– В самом деле, – облегченно улыбнулся Раф. – Утро уже.
Ни слова не говоря, Феггаттурис спрыгнул с крыши, обежал надстройку, схватил спальный мешок и вытряхнул из него сонного еще Таурриммаса.
– Вставай, Таур, проспишь самое интересное! – заорал он во всю глотку.
С трудом продрав глаза, Таурриммас ошалело уставился на Феггаттуриса.
– Что? – только и смог вымолвить он.
– Утро уже, – спокойно ответил Феггаттурис, кинул мешок и пошел прочь.
– Так, значит, плоскоглазых
– Нет, – Раф вылез из-под одеяла и поднялся на ноги. – Похоже, нам удалось их обойти.
– Но мы все еще плывем по отравленной воде, – заметил Феггаттурис.
– Должно быть, Ядовитая отмель тянется в северном направлении. – Раф спрыгнул на палубу. – После полудня можно будет сменить курс, чтобы идти прямо по направлению к Тихой заводи.
Все произошло так, как и предполагал Раф. Через пару часов вода за бортом сделалась прозрачной, и Феггаттурис, взяв удочку, уселся ловить рыбу. Ядовитая отмель закончилась, а плоскоглазых по-прежнему не было видно. После полудня плотогоны изменили курс. Ветер теперь сносил их чуть севернее нужного направления, но Раф заверил Виираппана, что если погода не испортится, то даже при таком ветре они за три дня доплывут до Тихой заводи.
Рафа так и подмывало спросить Виираппана, а что потом? Что мы будем делать, добравшись до селения плоскоглазых? Но он не стал это делать. Главным образом потому, что понимал, старик знает ненамного больше других. Придуманный им план основывался не на достоверных фактах, а на догадках, ничем не подкрепленных. Виираппан не знал, что ждет их в Тихой заводи. А потому и не хотел прежде времени говорить об этом. Он следовал правилу, гласящему, что все должно идти своим чередом, а, забегая вперед, ты рискуешь опоздать. Спорить с этим было бессмысленно и глупо уже хотя бы потому, что оставаться на Ядовитой отмели было все равно, что самому перерезать себе глотку. Смерть там была лишь вопросом времени. А так у них оставался хотя бы шанс на спасение. Довольно призрачный, но – шанс.
Всех тревожил вопрос, что происходит сейчас на оставшихся плотах? Решились ли плоскоглазые пересечь отравленную воду и напасть на людей? Или сделали ставку на долговременную осаду? Но вслух об этом никто не говорил. Какой смысл?
Виираппан нашел простой и эффективный способ борьбы с приводящим всех в трепет храпом Таурриммаса. Старик предложил Таурриммасу выпить перед сном чашку холодного хмеля, в который добавил несколько капель настойки зап-запа, после чего плотогон спал как убитый. И, что самое главное, не издавал при этом ни звука.
На рассвете четвертого дня плавания Раф забрался на крышу надстройки, поднялся во весь рост и окинул взглядом горизонт. Чуть левее курса, которым следовал плот, стелили ветви по воде плывущие деревья. До Тихой заводи оставалось часа три ходу.
Всех охватило нервозное беспокойство. Чтобы справиться с ним, каждый пытался чем-то себя занять. Феггаттурис то и дело пересчитывал, а может быть, просто перебирал стрелы, для которых сшил из рыбьей кожи специальный узкий чехол. Раф сматывал веревки, которые сейчас ему были совершенно ни к чему. Таурриммас взялся жарить пойманную накануне рыбу, хотя есть никто не хотел. А Виираппан так и вовсе принялся чистить ножом бортовые поручни, что было совершенно не в его правилах.
– Обычно плоскоглазые
– То было раньше, – процедил сквозь зубы Феггаттурис.
– Гниль сырая! – не выдержав, выругался Раф. – Мы тут, как на ладони! Если в селении есть плоскоглазые, они давно уже нас заметили!
– И что? – спросил Виираппан.
Раф посмотрел в бинокль.
– Ничего не видно.
– Спокойно, мальчики, – нервно усмехнулся Виираппан. – Скоро мы все узнаем. Очень скоро…
Раф достал из ящика багры.
– Держи, – кинул он один багор Таурриммасу.
Плот приблизился к дереву.
Раф опустил парус. Глубина здесь была не больше метра – можно вести плот, работая баграми.
Край плота коснулся полощущихся в воде листьев. Раф и Феггаттурис с двух сторон осторожно приподняли длинные, гибкие ветки. Листва зашуршала по палубе. Затем по крыше надстройки.
И словно иной мир предстал взорам людей.
Крона дерева, огромным, полукруглым шатром вознесенная на пятиметровую высоту, накрывала водяное зеркало и три дома на сваях, пристроившиеся возле ствола. Лучи солнца едва пробивались сквозь плотную листву. Из-за разлитого вокруг зеленоватого полумрака вода казалась темной, непрозрачной. К изогнутым ветвям, опускавшимся едва ли не к самой воде, лепились воздушные корни, похожие на блестящих белых червей толщиной в палец, а то и два. Над водой плыл запах чуть подсохшей на солнце рыбьей чешуи. Все вокруг казалось чужим, нездешним. Мир словно затаился. Или уснул, забыв о том, что ему это не полагается. Но, как ни странно, чувства тревоги или хотя бы настороженности не возникало ни у одного из людей.
В кажущейся нереальной тишине гулко ударилась о воду капля, сорвавшаяся с багра, что держал в руке Раф. Звук поплыл над водой, будто круги от брошенного камня.
– Ну-у? – тихонько протянул Таурриммас.
– Что? – переспросил Феггаттурис, решивший почему-то, что вопрос адресован ему.
– Что-то плоскоглазых не видно, – озадаченно почесал шею Раф.
– Здесь всегда так тихо? – спросил Виираппан.
– Да нет, – дернул плечом альбинос.
– А что если покричать? – предложил Таурриммас. – Или в ладоши похлопать?
– Попробуй, – безразлично пожал плечами Феггаттурис.
– Я бы не стал этого делать, – возразил Виираппан.
– Почему?
– Глупо будем выглядеть.
Борт плота тихо зашуршал, скользнув по деревянной свае.
Раф, обхватив сваю рукой, быстро обернул вокруг нее конец веревки.
– Где они дерево такое нашли? – Таурриммас с завистью похлопал ладонью по ровному, крепкому, почти без сучков столбу в две руки толщиной.
– Настил тоже деревянный, – отметил Виираппан.
С баграми наперевес люди ступили на настил.
Тихо скрипнули доски под ногами.
Стены дома плоскоглазых были сделаны из тростниковых циновок, в два слоя натянутых между угловыми опорами. Крыша – из сухих водорослей. Что, в принципе, было вполне оправданно, – спрятавшемуся под кроной плывущего дерева домику были не страшны ни ветер, ни дождь. Наверное, здесь было тихо и спокойно, даже когда снаружи свирепствовал шторм. В дверном проеме не было двери, но в доме царил полумрак, и рассмотреть хоть что-то, стоя за порогом, было невозможно.