Генрих VIII и шесть его жен. Автобиография Генриха VIII с комментариями его шута Уилла Сомерса
Шрифт:
– Чепуха, – возразил я. – Нельзя позволить вашей красоте пропадать в Йоркшире. Вы нужны нам здесь.
– В Линкольншире, ваша милость.
Началась новая мелодия; вступили барабаны. Девушка поспешила прочь от меня. Она не стала больше танцевать и ускользнула в темный уголок.
Когда все гости (за исключением старых и немощных) наконец присоединились к балу, мы перешли к новым, малоизвестным танцам и мелодиям. Французского посла с легкостью уговорили показать вольту, этот танец под народную музыку вошел в моду при дворе Людовика XII только прошлым летом. Там отплясывали все, за исключением самого старичка Луи, у которого уже не гнулись ноги.
Когда все поголовно увлеклись исполнением незнакомых фигур и поворотов, я выскользнул из зала, дабы проверить, как идет подготовка к костюмированному представлению. Проходя по верхней галерее, что вела из Большого зала в приемную, я заметил за стенами огромную толпу. Народ ждал обещанного зрелища. Вдали на холмах полыхали красно-рыжие костры, языки пламени взлетали ввысь, словно призывая сами небеса присоединиться к нашей радости.
– Ваша милость…
Быстро оглянувшись, я увидел испанского посла дона Луиса Кароса.
– Por favor [31] , можно сказать вам пару слов?
– Конечно, – с улыбкой ответил я, разрешая ему продолжить.
– Я хотел бы лично высказать вам мои поздравления. Это великий день и для нашей страны.
– Дочери Испании великолепны, – признал я, – и дарят Фердинанду прекрасных внуков.
Старшая сестра Екатерины Хуана уже растила десятилетнего сына Карла, который, судя по слухам, был умен. В нем уже видели будущего императора Священной Римской империи. Конечно, если он не унаследовал душевной болезни матери: ведь она получила прозвище la Loca [32] .
31
Пожалуйста, будьте любезны (исп.).
32
Безумная (исп.).
– Si, si, – согласно пробурчал он, ему явно не терпелось перейти к беспокоящему его делу. – Ваша милость, вы уже решили, сколько стрелков дадите в помощь королю Фердинанду для отправки в Гвиану и Северную Африку, где опять взбунтовались мавры? Ведь он крайне заинтересован, чтобы вы, его дорогой зять, разделили с ним славу новых завоеваний.
– Гм. Да. Ему было обещано… – я бросил взгляд в окно на пляшущие языки костров, на праздничную толпу, – полагаю, пятнадцать сотен стрелков. С большими луками, безусловно.
Для короля не существовало ограничений, я мог делать все, что угодно. Меня охватили неведомые доселе чувства, и душа моя пела и ликовала.
– Но по-моему, лучше послать тестю на подмогу три тысячи солдат, – добавил я, дав волю своим желаниям, – с новыми пушками. Мы испытаем их на поле боя.
– О! Ваша милость!
Разве я не поклялся отцу, который лежал на смертном одре, сражаться с неверными? Мог ли я мелочиться сейчас, когда Господь так явно выказал мне благоволение?
– Я почту за честь сразиться с врагами Христа, – заверил я посла.
За окнами колыхалось людское море. Казалось, по нему ходят волны, переливаясь, подобно змеиной чешуе. Кстати, о змеях… Необходимо проверить готовность представления. Я кивнул Каросу, показывая, что наш разговор закончен. Но он стоял как вкопанный, уставившись на меня округлившимися, почти остекленевшими глазами.
– Ваша милость… – повторил он, – ваш наряд… великолепен. Он ослепил меня!
Мне сшили огромный плащ из золотой парчи, весивший около десяти фунтов. Я с удовольствием представил, как выглядел бы в нем этот низкорослый испанец. Простаков потрясает блеск золота, они не задумываются о том, насколько тяжелы подобные наряды.
– Он ваш, – сказал я, расстегивая аграф и накидывая плащ ему на плечи.
Посол едва не согнулся, изумившись весомости подарка. О, видели бы вы выражение его лица!
Не дав ему опомниться, я открыл дверь приемной, служившей репетиционным помещением, где повторяли роли уже переодевшиеся лицедеи.
– Продолжайте, продолжайте! – повелительно произнес я.
Мне не терпелось увидеть, как они разыграют задуманный мной сюжет: миф о том, как младенец Геракл сражался со змеями, подосланными ревнивой Юноной, которая задумала убить его еще в колыбели. Я сам выбрал исполнителя главной роли. Сын сэра Джона Сеймура Эдвард, мальчик довольно рослый для своих шести лет, уже нарядился в младенческую рубашку и практиковался в удушении «змей» – длинных рукавов из переливчатого бархата, в которые для оживления этой бутафории запустили резвых молодых хорьков.
– Мне ненавистно это дитя! – вскричала Юнона, указывая на колыбель. – Юпитер согрешил, и плод его греха нужно умертвить!
Разумеется, наш младенец победил, и о счастливой развязке возвещала величественная героиня, олицетворявшая Британию:
– Так погибнут все недруги королевского отпрыска, все те, кто стремится повредить ему. Ревность, зависть и злоба не в силах противостоять воле богов, ибо их защита придает нашему принцу сверхъестественную силу.
Персонажи собирались вокруг колыбели и, воздев руки к небесам, исполняли затейливую ритуальную пляску. В заключение я появлялся среди них, облаченный в маскарадный костюм Юпитера.
Мы хотели показать свою мистерию на сцене, а затем спуститься в зал и представиться Екатерине. Ибо именно в честь нее устраивалось лицедейство; в богине, породившей на свет могучего героя, должны были узнать королеву. Пусть скажут: мол, не подобает монарху выступать в роли комедианта… Я намерен делать то, что мне нравится.
После соответствующего распоряжения народ пригласили в Большой зал. Я уже слышал, как эхо разносит гул людских голосов, перерастающий в радостный гвалт.
– Давайте начинать! – крикнул я, и в зал выкатили оснащенную колесами сцену.
Представление получилось превосходно! Всех изумили костюмы, а особенно – бутафорские змеи. В мерцающем факельном свете они выглядели как живые: зловещие, поблескивающие золотом твари вполне подходили для орудия мести ревнивой богини. Закончив выступление, мы выстроились перед зрителями, и тут меня понесло неведомо куда. Слова, которые я вовсе не собирался говорить, начали сами собой слетать с языка.
– Я вызываю на поединок любого рыцаря нашего королевства, – выкрикнул я. – Турнир состоится завтра на Вестминстерском ристалище. Приезжайте же и сразитесь с вашим королем!