Гера
Шрифт:
Сашка уходит, продолжая думать о Луне Грома. Это и не сделка вовсе! Это обычная подстава в необычных условиях. И его пригласили вовсе не как «суперпрофи», а как безбашенного хохла, которому все равно – жить или удобрить своими костями песок пустыни. Вот и все дело. Даже песку это не поможет.
Вечером Сашка набирает номер Леки и, словно с другой планеты, слышит ее радостный голос.
– Я должен уехать…
– Когда?
– Завтра утром.
– Я хочу тебя видеть, – радость меркнет.
Он едет к ней. Объясняться бесполезно, и не хочется.
Она – в серебристом костюме, с каким-то рассеянным выражением лица. Из обычной гладкой прически выбились пряди волос и закрыли лицо, словно вертикальные жалюзи.
– Ты это выдумал? – спрашивает она спокойно, но жалюзи закрываются еще плотнее.
– Нет, – говорит Сашка, подходя к окну. – Я, действительно, лечу завтра – с рюкзаком и автоматом. И если вернусь – вернусь только к тебе. К тебе одной.
Она отодвигает темные пряди от лица.
– Можешь не вернуться?
– Кто его знает. К ноябрю – должен…
Ночь словно подхватывает его вместе с окном, как картину в галерее полуреальных образов и вмешивает в свой коллаж. В окне напротив мужик гладит брюки и матерится – видно по губам. Рассматривает стрелки на свет и снова ругает свои штаны…
– Лека, погладь мне брюки, – просит вдруг Сашка.
– Эти?
– Ну.
– Снимай.
Он снимает брюки и обнимает ее хрупкие плечи.
– Для этого ты разделся? – усмехается она.
– Да.
– Только не говори, что мы прощаемся навсегда.
– Не скажу.
В постели она очень хороша. У нее упругое, спортивное тело и гладкая, ароматная кожа. Все, что она делает, она делает с чувством – исключительно для него. В ней нет зашлифованности женщины, долгое время жившей в браке. Наслаждение, которое она получает от близости с ним, заставляет его поверить не только в ее искреннее чувство, но поверить и в себя самого как творца этой женщины.
С ней очень хорошо, очень. Ее прикосновения обжигают, как молнии, потому что переполнены жаром страсти.
Сашка, не помня себя и не ощущая реальности, выдыхает ее имя, которое совсем недавно казалось ему фальшивым. Теперь он чувствует ее имя на губах, как что-то сладкое, душистое, одурманивающее вязкой нежностью. Лека, Лека…
– Проводить тебя завтра? – спрашивает она, откинувшись на подушки и прижимая к губам его ладонь.
– Нет. Я военным самолетом лечу с контрактниками.
– Ты же не военный.
– Немного военный.
– Береги себя, Гера. И не верь никому, – предупреждает она всерьез.
– Кому-то же я должен верить…
– Верь мне.
Сашка целует ее в губы и поднимается.
– Не люблю уходить среди ночи, но нужно еще собраться.
Она, нисколько не стесняясь наготы, тоже встает и провожает его до двери. Снова Сашка целует ее и привлекает к себе, поглаживая ее маленькую попку.
– Ты восхитительна.
Она отвечает так жадно, словно их прощальному поцелую не предшествовал многочасовой секс.
– Может, не пойдешь? – спрашивает, заглядывая в глаза.
– Тебе же не нужен нищий любовник…
–
Он усмехается.
– Вон живых бомжей вокруг полно.
– Дурак!
Сашка извиняется поцелуем.
– Знаю. Сорри.
12. БАГДАД
В Багдаде все спокойно – почти. Сашка прилетел военным самолетом, но в штатском. Поздоровался с встречающими военными и сразу же попрощался.
Официальная часть военной кампании окончена. В Ираке уже действует национальный контингент. Работают миротворцы, но военные госпитали переполнены ранеными.
С падением режима Саддама не произошло чуда, которого так ожидали. Доверие к оккупационным властям утрачено. Насилие, безработица, голод и эпидемии по-прежнему царят в стране.
На центральных улицах пустынно: Багдад исчез с туристической карты мира. Богом данный город, значит, такова его судьба.
Осень приходит в Ирак незаметно, только ветер меняется с северо-западного на северо-восточный, и небо, как и дома, хмурится тучами. Страна фиников и нефти. И неутихающей войны. Сашку на каждом шагу останавливают американские патрули – он смело предъявляет документы. Нет претензий.
Вечером того же дня встречается со связным Касимом. Похоже, этот плохо говорящий по-английски чурка и будет представлять сторону заказчиков.
– Ты знаешь, когда придет товар? – спрашивает он без всяких предисловий.
– Завтра, – кивает Сашка. – А ты знаешь, где тут можно перекусить?
– Рядом с американским госпиталем, здесь, в Ас-Сауре, есть ресторан. Это ближе всего. И там безопасно – для тебя.
После этого Касим исчезает. А Сашка остается наедине со своими мыслями. Отсюда, из эпицентра мировой трагедии, он видит ситуацию несколько иначе. Действительно, нужен был человек, который встретил бы груз и был свидетелем его передачи: доверять этим партизанам нельзя. Но похоже, что за простое посредничество Грому пообещали очень солидный куш. С другой стороны, не так и много на свете желающих ехать сейчас в Ирак и ловить пулю в затылок. Что стоит тому же Касиму убрать Сашку и заявить, что никакого груза не было, и никакого Сашки – тем более не было. Неизвестно, как они настроены. Пока – все ждут вместе с Сашкой. Значит, день у него есть – наверняка.
В ресторане малолюдно. Он ест обычное жаркое и не чувствует вкуса войны. Просто пустынно. На то и пустыня. Говорят, летом тут и миражи бывают: оптические обманы, вызванные неравномерным прогревом воздуха.
И вдруг – прямо из окна ресторана, осенью, в сезон дождей – Сашка видит перед собой мираж. Видение раскачивается. Переходит дорогу, кутаясь в какой-то длинный жакет, из-под которого выглядывает подол белой юбки. И, наконец, начинает таять в спускающихся сырых сумерках.
Сашка, схватив рюкзак, выскакивает и гонится за миражом. Хватает его за руку, готовый к тому, что ощутит холод небытия. Но в тот же миг чувствует другой холод – дрожь озябших, тоненьких пальчиков, дрожь пульса, дрожь испуганного сердца.