Гера
Шрифт:
– Что тогда?
– Я словно споткнулась…
Он пожимает плечами и снова оглядывает площадь.
– Не хочу быть ничьим хобби.
– Это я поняла.
– И не хочу чувствовать свою вину.
– Ты не виноват. Брось! Мне просто захотелось встретиться с тобой, потому что ты – это ты. Ничего больше. Пойдем…
И вдруг Сашка понимает, что ей не девятнадцать лет. Что она – опытная и мудрая женщина, совершившая ошибку в первом браке, получившая образование за границей и вернувшаяся после всех своих мытарств на Родину. Что она, действительно,
Сашка останавливается и в сгустившихся сумерках смотрит на нее. Темнеет быстро, и небо хмурится, снова угрожая дождем. Липкая ночь подкрадывается к сердцу…
– Я не хочу отпускать тебя, – говорит он, продолжая смотреть ей в глаза.
– А как же твоя девушка?
– У меня нет девушки.
– Этого мне не говори!
Сашка снова качает головой.
– У меня никого нет. Просто больная память.
И она улыбается, поднимает букет к самому лицу и целует алую розу...
– Тогда поедем лучше ко мне. Покажу тебе свою квартиру…
Сашка соглашается. Садится рядом с ней в ее авто, скрываясь за черным стеклом машины от подступающей ночи, словно ныряет в другую, более уютную черноту. Лека живет в новом элитном районе, в высотке на четырнадцатом этаже. У нее большая пятикомнатная квартира – теплая, дорого меблированная, хорошо освещенная, но какая-то пустая.
– Ты здесь живешь? Или с отцом?
– Здесь. Просто я не всегда тут ночую, – она пожимает плечами.
Уходит на кухню заваривать кофе. Квартира наполняется крепким кофейным ароматом и перестает быть пустой.
– А где ты ночуешь? – спрашивает Сашка, беря из ее рук маленькую кофейную чашечку с ночью внутри.
– В клубах. Или… как карта ляжет.
– Ты очень красивая…
Она снова улыбается, но так, словно прощает шалости заигравшемуся мальчугану.
– И ты красивый, Гера, только очень сосредоточенный парень, скованный, словно ты на строевой службе. Ты хмуро живешь. И деньги, скорее всего, никуда не тратишь, потому что у тебя нет никаких желаний.
– У меня есть желания.
Он склоняется к ее полным губам, пахнущим кофе. Но она прикладывает ладошку к его рту.
– Мы же договорились, что ты спишь на диване для гостей.
– Для этого я приехал?
– Да.
– Хорошо.
Он обнимает ее, и ее юное, ароматное тело приникает к нему, она целует его в губы и обхватывает руками, боясь отпустить обратно в темноту. Ее черные глаза обжигают искрами.
Сашка увлекает ее на диван для гостей, и ночь падает сверху.
10. УТРО
А утром он не знает, что сказать. Бывает, что время идет очень быстро, а бывает – замедляется, пространство разрежается, и разреженный воздух не дает вдохнуть полной грудью. Ее улыбка имеет такое свойство – замедлять время.
Она улыбается Сашке, и от этого ему становится тяжело.
– Жалеешь? – спрашивает она, продолжая улыбаться.
– Так обычно у женщин спрашивают.
– Ты же у меня
– Жалеешь?
– Нет.
Он поднимается и начинает одеваться.
– Спешишь?
– Нет.
– Позавтракаем в «Лауре»?
– А где «Лаура»?
– Рядом с моим домом.
– Позавтракаем. А ты не работаешь?
– Нет.
И только оказавшись за столиком роскошного кафе, словно попав в свою привычную атмосферу, она берет его за руку и говорит мягко:
– Я не хочу, чтобы ты переживал из-за этого, Гера. Ты не обманул меня ни в чем, не разочаровал. Вчера я очень хотела тебя – так хотела, словно была пьяна. А ты хороший парень, скромный, честный, я это вижу.
– Честный?
– Я это вижу, – повторяет она. – И если ты сейчас исчезнешь навсегда – я не буду больше тебя искать, обещаю.
Он отворачивается, а потом снова смотрит ей в глаза, словно завороженный ее грустным темным взглядом.
– Я вовсе не хочу исчезать.
И ее глаза, которые все «видят», и все «понимают», мгновенно переполняются сияющей радостью.
– Я не хочу исчезать, Лека, – повторяет Сашка, ловя каждую искру ее взгляда. – Наоборот, я хочу удержать тебя. И самому удержаться… с тобой.
Разреженный воздух царапает его сердце, но Сашка слушает сейчас только свой мозг. И мозг подсказывает ему, что Лека – умная, красивая, самостоятельная женщина, обеспеченная и самодостаточная. И в то же время – хрупкая, одинокая девочка, которая нуждается в его любви и заботе.
Все это происходит осенью. Может, осень принимает за Сашку это решение и говорит за него эти слова. А может, улыбка Леки – и есть осень его жизни, наступившая раньше срока.
Он подносит ее смуглую ладошку к губам.
– Все будет хорошо, милая…
Он не может быть один этой осенью. Не может – с осенью наедине. Он не выдержит больше ожидания звонка, который не прозвучит, ожидания стука в дверь, который не раздастся. Он не вынесет больше ни одной мысли об Ане, о том, где она теперь, и что с ней стало.
Пусть засветится солнечной радостью лицо Леки, пусть засверкают искры в ее взгляде – пусть закончится, наконец, это ожидание.
– Спасибо, – говорит вдруг она и отводит глаза, затуманившиеся слезами.
Сашка снова чувствует себя зыбко. Лека – интеллигентная, образованная женщина, модель и миллионерша, стоит перед ним едва ли не на коленях, словно дешевая шлюха, и молит его о чувстве. Потом… потом, опомнившись, она ни себе, ни тем более ему не простит этого.
Ситуация странная. Гипнотическая. И очень опасная.
Она увлеклась им, и он знает, что обязательно ее разочарует. Кто он? Бандит? Преступник, почувствовавший вкус к беззаконию? Безмозглый робот? Орудие чужой воли? Чем он заслужил этот умоляющий взгляд прекрасной женщины? Только тем, что красив и хорошо сложен? Тем, что очки делают его интеллигентнее? Тем, что ему нет и тридцати, а у него счета в швейцарских банках? Или тем, что он подлец, который использовал ее и с удовольствием вышвырнул бы на рассвете?