Гера
Шрифт:
И она еще долго сидит одна и думает. Любовь к Сашке – это, скорее всего, ее долг, ее обязанность, а любовь к Владу – то живое чувство, которое ей хотелось бы продолжить. Она совсем не хотела с ним расставаться. Для нее он привлекательнее, умнее, красивее Герасимова. Он более опытен, он раскован, он уверен в себе. И она хотела его так, как никогда никого не хотела.
Но Сашка – это ее память. Это память о ней самой. А она – это память о нем. Неужели и ее любовь к нему – только память о любви? Память об их
Забыв машину на стоянке, Аня бредет домой пешком. Чувствует, что ошиблась в чем-то, и из-за этой ошибки компьютерная игра закончилась. Она выпала из виртуального счастья, и у нее нет ни одного шанса туда вернуться. Нет для этого новой жизни.
Она спит одна. Ей холодно. И мысли о Сашке совсем не греют. Влад прав, она даже не знает, каков он в постели. Она никогда не видела его раздетым. Она плохо помнит вкус его губ. И неизвестно, встретятся ли они снова. Но ради этой встречи, которая может и не состояться, она рассталась с Владом.
Герасимов… Любить его – все равно, что петь всю жизнь одну и ту же песню. Не иметь с ней успеха – и все равно петь. Чем она обязана ему? Аня пытается разозлить себя, но злости нет…
Сашка жив – и это главное. Они увидятся… и обязательно будут вместе. Она родит ребенка… Только когда это случится? Где искать его?
Снова снится вода. Но теперь она уходит куда-то, и Аня ступает босыми ногами по острым камням. Одежда мешает, волосы прилипают к лицу, но она, забыв о боли, упорно идет вслед за водой, за ее журчанием.
Просыпается и подходит к окну. Это дождь… Дождь… И нелегкий путь, который лежит перед нею. Она прижимается лбом к стеклу и чувствует, как осенний холод проникает в ее тело. Мысли остывают.
Еще вчера все было чудесно. Они собирались с Владом в театр на какую-то комедию. Но жизнь преподнесла такой сюрприз. Откуда-то возник этот Шубин. И этот дождь. Словно из ее снов…
Осенняя любовь окончилась. И в то же время она чувствует, что Влад ей дорог еще больше… что все, чего она не знала в других мужчинах, нашла в нем и – была бы ее воля – ни за что бы не потеряла…
Нет, осенняя любовь не закончилась! Просто ее сердце попало в паутину этой осени. И растерялось. Обычная женщина не решила бы так сгоряча, а она поторопилась…
Аня вспоминает, что оставила машину у парка и вызывает такси. В дождь пациентов меньше… Начинается обычный день с его заботами. И она, глядя на потоки дождя за окном, думает о том, чем сейчас занят Герасимов. Чувствует ли он этот дождь?
6. СТАРЫЕ ПРИЯТЕЛИ
– Все равно, что после бури, – говорит Сашка. – Не могу поверить, что уже не штормит. Что все, что происходит – так, мелочи жизни…
– Считай, что ушел на заслуженный отдых. Хотел бы я выйти на пенсию в тридцать лет. А мне еще.., – Шубин подсчитывает, – еще прилично осталось.
О
– Приехал в ваш Киев, и погода испортилась. А я вчера, кстати, Аню видел… Рассказал ей, что пациент скорее жив, чем мертв…
– Зря…
– Зря? Да брось! Пусть… это самое… пострадает немного. Женщинам очень полезно. Это омолаживает. А ты потом как-то утрясешь…
– Не надо было говорить, – мотает головой Сашка.
– Я и про серба этого хотел ей рассказать, но подумал – слишком уж красиво получается с моей стороны. Благородно!
Шубин опрокидывает стопку и смеется.
– Не понял я, что за серб, – говорит Герасимов. – Откуда он взялся?
– А черт его знает. Прилетел к ней из Мельбурна – серб какой-то. Зовут Дарко.
– Дарко?
– Ну. И, короче, думаю, сгодится этот Дарко для дела. Мой шеф распорядился к ней хвост нехилый привесить: мол, все, кто входят в контакт, – на подозрении. За пациентами даже следили! Ну, думаю, надо это как-то прекращать. А тут – этот Дарко. Мы и устроили захват по полной. Серб в непонятках, на английском что-то бормочет. Я его прямо к Шефу – говорю вот, так сказать, результат нашего бдительного наблюдения. Это что ж, всех, кто в контакт с Полетаевой вступает, вот так теперь отлавливать? Так и на международный скандал нарваться недолго. А он скандалов только и боится – больше ничего. Все, говорит, ну ее на, эту слежку. Пусть живет себе… К матери твоей тоже съездили – она уверена, что погиб, плачет. Это для дела тоже хорошо.
– Да уж, – соглашается Сашка невесело.
– Ну, все, забудь! – обрывает сам себя Шубин. – Рассосалось же! И тебе – на пользу…
– «Спасибо» я тебе уже говорил?
– Так, сквозь зубы…
Они еще выпивают. Год назад Сашка, пожалуй, и представить себе не мог, что будет выпивать с Шубиным и встречаться с ним не по делу. Сначала думал ради бабла Игорь его прикрыл. Элементарно, чтобы поделился Сашка. На Шубина это было бы похоже. Но когда встретились в Киеве, и Сашка прямо спросил: «Сколько хочешь?», Шубин только прищурился, и кулаки сжались.
– Не обостряй, Гера, наших теплых дружеских отношений. Из нас двоих свинья все-таки ты.
Сашка так и ждал подвоха, а его не было. Главное, что от Международной Амнистии спасся, от ФБР, от начальства Шубина в ФСБ, от Витковского. И от бабушки ушел, и от дедушки. И все – только благодаря Шубину. С другой стороны, эти игры выбивают Сашку. Не понимает он их.
Зачем нужно было тогда, чтобы Аня звонила? Шубин просто хотел предупредить, что дает ему уйти, а она… страдала, переживала, считала, что предает кого-то. Любит он такие фокусы, ничего не скажешь. Вот и сейчас – зачем было запутывать ее, заставлять выбирать. Странная склонность к психологическим экспериментам…