Герцогиня-дурнушка
Шрифт:
Так что сейчас Тео молча опустила голову на грудь и просто радовалась прикосновениям, казавшимся такими нетребовательными и все же очень приятными. Получать удовольствие от прикосновений Джеймса было вполне естественно, а вот утешаться прикосновениями Амелии – немного грустно. Ведь она платила служанке за ее услуги.
Когда Джеймс намылил ее плечи, Тео пробормотала:
– У меня спина ужасно тощая по сравнению с твоей. А у тебя на ней столько мускулов…
– Надо думать.
– Можно узнать, если ты не против… Скажи, у тебя болит горло?
– Нет. А почему ты спрашиваешь?
– У
У Джеймса были настолько широкие ладони, что он мог бы закрыть ими всю ее спину. А под его мыльными пальцами кожа у нее стала необычайно чувствительной – словно каждое его прикосновение было нежнейшим поцелуем. Странно, но с Амелией она никогда ничего подобного не чувствовала.
Тут Тео чуть наклонилась вперед, чтобы муж не заметил, как отвердели и напряглись ее соски. А на него и впрямь не действовала ее нагота. Он дышал так же ровно и размеренно, как и раньше. А ведь когда-то…
Из их постельных игр она отчетливо помнила: когда Джеймс возбуждался, его дыхание учащалось, грудь тяжело вздымалась, глаза пылали, руки дрожали. Тео взглянула на его руки. Они оставались совершенно спокойными. Легкий вздох сорвался с ее губ. Что ж, такова жизнь.
Если она чему-то и научилась после того, как сердце ее было разбито, так это тому, что жизнь для нее на этом не закончилась. Можно пережить и потерю мужа, и смерть матери, и то, что ее называли гадкой герцогиней, – все это можно пережить, все это можно вынести…
– Твою ногу, пожалуйста, – сказал Джеймс. Голос его по-прежнему звучал болезненно хрипло, но Тео не стала снова упоминать об этом.
Амелия никогда не прикасалась к ней ниже талии, но все же Тео вытянула одну ногу и положила лодыжку мужу на ладонь. В конце концов, ноги были лучшей частью ее тела – стройные, с красивыми округлыми коленками и изящными лодыжками. Было ужасно глупо гордиться этим, но когда ты, мягко говоря, не красавица, то и лодыжки имеют значение.
Джеймс неспешно намыливал ее ногу. Когда-то он утверждал, что они у нее очень красивые.
– Мне нравятся мои лодыжки, – сказала Тео, желая, чтобы он снова это заметил.
Он провел пальцем по ее пятке, и она взвизгнула, хотя это было ужасно глупо.
Тео судорожно сглотнула. А ведь когда-то это не выглядело бы так глупо…
– Здесь ужасно жарко, – заметил Джеймс, утирая лицо тыльной стороной ладони. Он заметно раскраснелся.
– Остальное я могу сделать сама, – сказала Тео, убирая ногу обратно в воду. – Ты доказал свою правоту, Джеймс. Я вижу это.
– Видишь – что?
– Что я тебя совершенно не привлекаю. Так что отдай мне мыло. – Она протянула руку.
– Ты это серьезно, Дейзи?
– Совершенно серьезно, – пробурчала Тео. Настолько серьезно, насколько была способна, не разразившись воплями и рыданиями оскорбленной женщины.
Джеймс возвел глаза к потолку.
– Но если я не вымою тебя до конца, то у тебя все равно будут на уме какие-то… подозрения. Я хочу, чтобы мы оставались мужем и женой. – Он протянул свою мыльную руку и взял ее за подбородок. – Наши дети, вероятно, будут точно, до минуты, знать время, когда им позволительно пачкать пеленки, но я все равно хочу, чтобы их матерью была ты.
Тео почувствовала, что криво улыбается.
– Ох, благодарю вас, милорд…
Джеймс использовал вдвое больше мыла, чем обычно Амелия, так что теперь пена клочьями стекала с груди Тео. В какой-то момент они одновременно взглянули вниз. Мыльные пузырьки медленно скользили по выпуклостям ее грудей.
– Ну… что ж… – произнес Джеймс и передвинулся за ванну позади нее.
А затем Тео вдруг услышала какой-то звук, похожий на стон.
– С тобой все в порядке? – спросила она.
– Просто я не привык стоять на коленях на вымощенном плиткой полу, – сказал Джеймс, и ей показалось, что он усмехнулся. – Я бы стал ужасным ворчуном, если бы был служанкой знатной леди.
– Амелия не ползает на коленях вокруг моей ванны, – заметила Тео. – Так что…
Она осеклась. Ладони Джеймса заскользили по ее плечам – и дальше к груди.
– Не думаю, что это необходимо, – сказала Тео, чувствуя, что задыхается. Теперь его ладони лежали на ее груди.
– Груди – это просто груди, – улыбнулся Джеймс. – Конечно, твои груди… – Его голос внезапно прервался.
Ее соски напоминали бледные бутоны розы, проглядывавшие сквозь его смуглые от загара пальцы, и Тео подумала, что они выглядели очень мило. А затем он вдруг принялся осторожно теребить ее соски, и это было так изумительно, что Тео невольно застонала и перестала гадать, возбужден ли Джеймс или нет, – потому что сама-то она точно возбудилась. И действительно, голова ее откинулась назад, на его руку, а глаза закрылись. Джеймс же продолжал ее ласкать, и Тео даже не думала возражать; сейчас она наконец-то почувствовала части своего тела, о которых временами уже начала забывать. Когда же внезапно заныло ее интимное местечко между ног, Тео вцепилась в руки мужа и пробормотала:
– Что ты делаешь?…
– Ты сказала, что меня не влечет к тебе, Дейзи? – Его губы коснулись ее уха. – Ты ошибаешься. Твои груди всегда сводили меня с ума и ты знаешь это, верно? Ты ведь все помнишь? – прошептал Джеймс, снова целуя ее в ухо.
– Да, – ответила Тео. – За обеденным столом…
– Сидя в столовой, я мечтал коснуться твоей груди, – продолжал Джеймс, и сейчас голос его звучал как ласка. – Иногда, когда ты разговаривала с кем-нибудь, я думал о том, какая ты красивая и умная. Но если честно, то чаще всего я любовался твоей грудью. Случались моменты, когда я думал, что вот-вот потеряю над собой контроль – прямо там, в столовой.
Тео продолжала удерживать его руки, но все-таки снова откинулась назад, на его плечо.
– Наверняка нет, – пробормотала она.
Смех его был резким и хриплым, но в то же время необыкновенно чувственным.
– Дейзи, уверяю тебя, так и было. Я мог мечтать о тебе на протяжении всего обеда. А после десерта мне было сложно выйти из комнаты.
Тут Джеймс снова принялся поглаживать ее соски, и Тео шумно выдохнула; ей сейчас было бы трудно даже вспомнить собственное имя – где уж тут вспоминать о том, как выглядел Джеймс за обеденным столом много лет назад.