Герцогиня и "конюх"
Шрифт:
* * *
После свадьбы дочери Петра Михайловича Бестужева, красавицы Аграфены Петровны, вышедшей замуж за князя Никиту Федоровича Волконского, уныние и пустота воцарились в его дворце. Но в последние дни дворец резидента стал неузнаваем. Какая-то лихорадочно-суетливая жизнь била в нем ключом. То приезжали курьеры, по-видимому, с весьма важными донесениями, то прибывали влиятельнейшие обер-раты во главе с маршалом. Помещение Бестужева в эти дни походило на штаб-квартиру
Бестужев нервно расхаживал по кабинету.
Избрание Морица Саксонского герцогом Курляндским совершилось.
Для Бестужева это не явилось неожиданностью, потому что он более, чем кто-либо иной, был в курсе выборов и сам активно помогал этому. Но теперь, когда это совершилось, неясное, но властное предчувствие какой-то грядущей беды и неприятностей закрадывалось в душу ловкого, хитрого царедворца.
– - А как взглянут на это там, в Петербурге?
– - шептал он, схватываясь по привычке за голову.
Сегодня у Бестужева уже побывал Мориц. Новоизбранный герцог шумно благодарил его за "содействие" и обещал никогда не забыть этой услуги.
– - Мы встретимся с вами, Бестужев, у Анны сегодня вечером, -- смеясь, проговорил Мориц на прощание.
Бестужеву подали записку. Он распечатал конверт.
"Мой милый Петр Михайлович! Что же ты не торопишься ко мне?.. При всей важной оказии желательно и любезно бы для меня было видеть в моем замке моего гофмаршала".
Бестужев в раздражении скомкал и бросил на пол записку.
– - Дура! Эк как обрадовалась!.. Точно простая старая дева, выскакивающая замуж... Вдова... соскучилась, расторопилась, подумаешь, горемычная...
В дверь постучали.
– - Войдите!
– - гневно крикнул Бестужев.
В кабинет быстрой, уверенной походкой вошел Бирон. При виде своего ставленника ко двору светлейшей герцогини озлобление резидента еще более усилилось.
– - А-а... Это вы, Эрнст Иванович?
– - сухо проговорил он.
– - Как видите, господин обер-резидент и обер-гофмаршал!
– - с насмешкой в голосе ответил выскочка, сын придворного конюха, непостижимым образом обратившийся в обер-камер-юнкера.
– - Вы, кажется, не в духе? Это меня удивляет: в Митаве ликование, целое море огней -- и вдруг тот, кто способствовал всему этому, мрачнее тучи. Donner-wetter! Was soll das bedeuten, Excellenz? {Черт побери! Что же должно это означать, ваше превосходительство? (нем.).}
– - Что это за тон, который вы приняли в последнее время?
– - затопал ногами Бестужев.
– - Теперь уж я спрошу вас: что должно это означать?
– - Только одно: я чувствую под собой твердую почву.
– - И... и давно вы стали чувствовать ее, любезный Бирон?
– - С тех самых пор, как вы, ваше превосходительство,
породнились со мной через мою сестру секретным браком, а главное -- с тех пор, как вы затеяли вашу двойственную игру с Петербургом по поводу "курляндского дела".
– - Бирон!
– -
– - Господин резидент!
– - в тон ему ответил Бирон.
Они встали друг против друга, словно два смертельных врага, измеряющие свои силы, готовые к прыжку друг на друга.
– - То есть как это: я вмешался в "курляндское дело"?
– - первым нарушил тягостное молчание Бестужев.
– - Не сошли ли вы с ума, мой любезный друг Эрнст Иванович?
– - Нисколько.
– - Как же я, резидент ее величества, мог бы обойтись без вмешательства в это дело, во главе которого я стою?
– - спросил Бестужев.
Бирон насмешливо улыбнулся:
– - Вы правы, Петр Михайлович, но вы только одно упустили из виду: нельзя в одно и то же время быть и строгим резидентом-дипломатом, свято отстаивающим интересы русского двора, и обер-гофмаршалом вдовствующей герцогини,! изнывающей по отсутствии постоянного супруга.
Слова "постоянного супруга" Бирон резко подчеркнул и насмешливо поглядел на своего покровителя.
"Ого! Этот "конюх" действительно зазнался", -- подумал Бестужев.
А "конюх" невозмутимо продолжал:
– - Слушайте меня внимательно, Петр Михайлович. Да будет вам известно, что все "митавское действо" известно мне досконально, до последнего шнура на запечатанных конвертах курьеров.
– - В самом деле, мой милый?
– - насмешливо бросил Бестужев, изменяясь помимо своей воли в лице.
– - Да, да, уверяю вас, ваше превосходительство!
– - Виноват, Эрнст Иванович, -- вдруг круто перебил Бирона Бестужев.
– - Ответьте мне только на один вопрос с той откровенностью, на какую я, кажется, имею право: вы-то, вы почему так близко интересуетесь и принимаете к сердцу это "курляндское дело"?
На секунду в кабинете воцарилось молчание.
– - Хорошо, я вам отвечу прямо и откровенно,-- произнес наконец Бирон.
– - Я потому против всего этого, что не хочу никому -- понимаете, никому!-- отдать Анну.
Это признание было до такой степени неожиданным и дико-странным, что Бестужев буквально замер в немом изумлении.
– - Что? Что вы сказали, Бирон?
– - не веря своим ушам, пролепетал пораженный резидент.
– - Вы здоровы? В своем уме?
Бирон расхохотался:
– - Совершенно здоров! А если бы и был болен, то во всяком случае не обратился бы к тому доктору, которого вы изволили вчера привести к ее светлости. Я ведь знаю, что это за лечитель телесных недугов, ха-ха-ха! С ним я сведу счеты, будьте уверены!..
– - Ах, вы знаете? Это делает честь вашей проницательности и исключает всякую возможность сведения между вами каких-либо счетов, -- пробормотал совсем сбитый с толку Бестужев.
– - Это- почему же?
– - надменно выпрямился "конюх" .
– - Не потому ли, что он -- не то граф, не то принц? Но, дорогой Петр Михайлович, не забывайте, что этот граф-принц не настоящей крови и что таких господ величают...