Герцогиня Пять Мешков
Шрифт:
– А еще нам рассказывали про разбойников, - жаловалась вторая швея. Они всегда сначала жаловались, а потом собирали сплетни. – Они тут повсюду! Мы когда ехали через лес, мы дрожали от страха!
«Вы когда вошли в замок должны были дрожать от страха!», - усмехнулся Бертран, видя, как ловко обмеряют его супругу.
– А еще нам рассказывали про дракона! Правда, что в этих горах живет настоящий дракон? – округлила глаза третья, самая молодая.
«Не живет, а последнее время выживает!», - согласился герцог, и ответил обольстительной улыбкой, которая служила ответом на любой каверзный
– А вы так и собираетесь смотреть, как мы тут шьем? – спросила старшая швея, уперев руки в боки. – Вообще-то, мужчинам не стоит смотреть на такое! Это неприлично!
– Вы сами попросите меня вернуться, если я уйду, - заметил Бертран, слыша, как клацают ножницы и хрустит ткань.
– Будьте так любезны! – настаивали швеи. – Это – сугубо женское дело!
– Я бы на вашем месте не был столь скоропостижен в заявлениях, - снова загадочно заметил Бертран.
– Вы нам мешаете, - произнесла младшая, шурша тканью.
Дверь со скрипом открылась, в ней показался Гиос.
– Я бы на вашем месте, перед тем как уходить отобрал бы у них ножницы и иголки… - заметил старик, косясь на швей. – И проверил узлы на веревках!
Герцог мучился другим. И сердце его было не на месте. Мысль о том, что он связал жену ради платья, заставляла его бросать нервные взгляды на Пять Мешков. Никогда ему еще не было так странно. Он понимал, что по-другому шансы пошить платье снижаются до нуля. А без красивого платья ей нечего делать на королевском бале.
В конце-концов, Бертран решился, и отогнал швей, как мошкару, чтобы развязать узел и вынуть кляп. Он уже искал слова извинения, перебирая словарный запас. Он так редко извинялся, что в его арсенале не было ничего похожего. Стоило ему вытащить кляп из очаровательного ротика, как из глаз Пять Мешков потекли слезы.
Веревки спали, а она смотрела на него и плакала. Сердце Бертрана впервые в жизни подавало признаки сочувствия, милосердия и желания как-то загладить свою вину. Глядя на эти прекрасные, полные слез глаза, герцог нервно сглотнул.
– Зачем… - прошептала Пять Мешков, утирая слезы.
Вот сейчас Бертран был близок к тому, чтобы выдавить из себя извинения, которых мир от него еще ни разу не слышал.
Она открыла рот, растирая рукой глаза и мокрые щеки, а Бертран застыл, словно под секирой палача.
– Зачем вы меня развязали? – едва ли не заревела она, стоя на мягком пуфике. – Это так… так…
Бертран стиснул зубы, готовясь к заслуженному удару судьбы.
– Трогательно, - икнула герцогиня Пять Мешков, снова пуская слезу. – Папа маму тоже связал, когда они женились! На свадьбе мама сидела связанной… Я слушала его рассказы и понимала, что вот это – настоящая любовь… Значит, вы меня любите! Как папа маму!
Герцогу понадобилось еще минуты три, чтобы смысл ее слов дошел до него.
– Значит, вы все-таки меня любите, - всхлипнула красавица, повиснув у него на шее. – Никогда бы не подумала, что так прям сильно!
Бертран тоже не подумал бы, что сила любви измеряется длинной веревки. Для него это было открытие! Раньше он, наивный, думал, что женщины измеряют силу любви цветами и комплиментами. Иногда ценными подарками и поцелуями!
–
Уже в тот момент, когда он крутил узел, до него дошло, что в первый раз красавица не сильно сопротивлялась. И вот этот факт мог бы его насторожить.
Глава сорок третья
– А теперь-то вы можете выйти! – заявили швеи, которым присутствие мужчины явно не нравилось.
И герцог вышел. Он вышел за дверь и посмотрел на старинные часы. Где-то за дверью послышался звон стекла, крики и чей-то болезный «Ай!».
Дверь открылась. Одна швея заматывала бинтом руку, вторая вытаскивала из задницы третье иголки, а Пять Мешков что-то ободряюще мычала, искоса глядя на всю эту картину. На полу лежало разбитое зеркало.
– Вы знаете, - заметила швея с перемотанной рукой. – Ваша супруга неудачно повернулась и разбила зеркало! Это сулит вам семь лет несчастий. Примета такая!
«Семь лет просто несчастий…», - мечтательно подумал Бертран. – «Обычных несчастий… И целых семь лет!». Он знал, что многие аристократы любили ездить «на воды», чтобы поправить здоровье. Так вот эти семь лет показались ему курортом.
К вечеру платье было готово. В роскошный зал, которым почти никогда не пользовались, робко вошла ослепительная красавица, а Бертран от изумления даже забыл, что хотел сказать. Платье идеально подчеркивало фигуру, искрилось драгоценностями и казалось таким легким и воздушным, словно зефир.
В этом зале еще ни разу не задерживались дольше, чем на десять минут восторженных: «Ах, какая прелесть! Я такого не видела даже в столице!». Единственной, кто задерживался дольше одного «Аха!», была служанка, которая его мыла. Она тоже ахала, но уже по другому поводу.
Этот роскошный зал передавался по наследству уборщицам, так что внучка вполне могла найти местечко, куда ее бабушка собирала пыль. И вот, впервые в жизни замка, этот зал пригодился.
Бертран вспомнил о нем совершенно случайно, когда прикидывал, как не войти в историю невольным свидетелем покушения на жизнь его величества. Поэтому он решил рассчитать все до мелочей. А для этого ему нужен был похожий зал. Гиос отдал ключ нехотя. И сообщил, что поищет на чердаке проекты для последующего восстановления зала.
Позади красавицы, которая открыла рот в изумлении, стояли три швеи. У одной был замотан глаз, у второй рука на перевязи, а третья почти лысая в обгоревшем платье.
«Значит, свечку они все-таки нашли!», - подумал Бертран. А он предупреждал. Но швеи были ужасно довольны, унося с собой огромные мешки с золотом и рассказывая будущим правнукам о том, что работать им не придется.
– Я так понимаю, это – ученица! – переглянулись учителя танцев, этикета и прочих наук, как не лишиться репутации и девственности на первом же балу. Все как один были подтянутые, одетые по последней моде и выглядели ужасно строго. Все они говорили с ужасными иностранными акцентами, хотя родились и выросли в столице. Потому что так звучало намного солидней!