Герман Аляскинский. Светило православия
Шрифт:
«Если же скажешь, что некоторые отцы писали о том, что такое чистота души, и что такое здравие души, и что такое бесстрастие, и что видение: то писали не с тем, чтобы нам с ожиданием домогаться этого прежде времени. Ибо написано, что не приидет Царствие Божие с соблюдением (Лк. 17, 20). И в ком оказалось такое намерение, те приобрели себе гордость и падение. А мы вместо сердца приведём в порядок делами покаяния и жительством, благоугодным Богу. Господнее само собою придёт, если оное место сердца будет чисто и неосквернённо. А то, чего ищем с ожиданием, разумею Божиим высокие дарования, сие отвергается Церковию Божиею; и приемшие это приобрели себе гордость и падение. И это не есть признак того, что человек любит Бога, но недуг души. Да и как нам домогаться высоких Божиих дарований, когда и божественный Павел хвалился скорбями и общение в страданиях Христовых почитает
Всякого человека, который прежде совершенного обучения в первой части переходит к сей второй – умозрительной, привлекаемый её сладостию, не говоря уже леностию, постигает гнев Божий за то, что не умертвил прежде уды свои яже на земли (Кол. 3, 5), то есть не уврачевал немощи помыслов упражнением в терпении поношений креста, но дерзнул возмечтать в уме своём о славе креста… У кого ум осквернён бесчисленными страстями и кто стремится наполнить ум свой мечтательными помыслами; тому заграждаются уста запрещением, то есть он наказанием возбраняется от сего, что не очистил прежде ума скорбями и не покорил плотских вожделений; но, положившись на то, что слышало ухо и что написано чернилами, устремился прямо вперед (устремился по своему смышлению) идти путем, исполненным мраков, когда сам слеп очами. Ибо и те, у кого зрение здраво, будучи исполнены света и приобретя наставников благодатных, день и ночь бывают в опасности, тогда как очи их исполнены слёз и в молитве и плаче труждаются они весь день и ночь по причине страха в путешествии, и стремнин ужасных, встречающихся им, и образов истины, оказывающихся смешанными и обманчивыми образами. Божие само от себя приходит, неощутительно для тебя. Да! Но если место сердца будет чисто, а не осквернено. Если же зеница (мысленного) душевного ока твоего нечиста, то не дерзай воззреть на округ Солнца, дабы не лишиться тебе и самого того малого озарения, то есть простой веры и смирения и сердечного исповедания, и малых по силе твоей дел и не быть извергнутым в одно с мысленными (врагами) место, которое есть тьма кромешная, внешняя от Бога, носящая образ ада, по подобию того, кто не устыдился войти на брак в осквернённых одеждах».
Святой Исаак Сирианин (Сирин) явно показал, что ищущие в молитве сладостных ощущений духовных с чаянием, и особенно стремящиеся преждевременно к видению и созерцанию духовному, впадают в прелесть вражию и в область тьмы и помрачения смысла, будучи оставлены помощью Божиею и преданы бесам на поругание паче меры и достоинства своего.
Пример тому – это жалкая повесть о прельщенных диаволом: сирийский ересиарх, родоначальник евхитов Малпас (Малпа) и сочинитель духовных песнопений из города Едесса в Месопотамии Аспнас, о них святой Исаак Сирианин говорит:
«Не напрасно я сказал здесь это, но дабы разуметь поругание бесов, жаждущих погибели святых, и не возжелать не во время высоты умного жительства и не быть нам в посмеянии лукавого и супостата нашего.
Ибо и теперь я вижу, что юные без страха суесловят и учат о тайнах бесстрастия».
Святой Первоверховный Апостол Павел, когда узнал об учениках, которые пренебрегли заповедями и не победили страстей, но желали блаженства и созерцания тайн, бывающих по очищении, сказал:
«Совлекитесь прежде ветхого человека страстей, и тогда возжелаете облечься в нового, обновляемого познанием тайн, в подобие Творцу. И не желаете оного моего и прочих Апостолов в действительности бывшего благодати (дарования), потому что Бог его же хощет, милует, а его же хощет, ожесточает (Рим. 9, 18). Ибо кто противостанет лицу Его или воспротивится воле Его? Бывает, что иногда Бог дарует просто, а иногда ищет дел и чистоты и потом уже подаёт дар; иногда же и после дела очищения не подаёт здесь, но хранит, дабы подать его на своём месте».
Ревностный учитель умного делания, возобновитель исихазма в XIII веке, преподобный Григорий Синаит в главах о безмолвии писал:
«Близ и около навоначальных и самочинных бесы обыкновенно распростирают сети помыслов и пагубных мечтаний и уготовляют рвы падений; так как град их находится ещё под властью варваров. И нечего дивиться, если кто из них заблудился, или выступил из ума, или принял и принимает прелесть… В том, что новоначальные ошибаются и после многих трудов, ничего нет дивного… Ибо память Божия, или умная молитва, выше всех деланий… Но бесстыдно и дерзостно желающий внити к Богу и исповедать Его чисто и нудящийся стяжать Его в себе удобно умерщвляем бывает от бесов, если попущено им будет сие… Господь же, милосердный к нам, видя, как скоры мы на высокое, часто не попускает нам впасть в искушение, чтоб каждый, сознав своё высокоумие,
Не всякого должно и можно учить умному деланию молитвы. Добре также говорят и те, кои совсем не держат псалмопения, если они преуспевают. Таковые не имеют нужды в псалмопении, но должны пребывать в молчании, непрестанной молитве и созерцании, если достигли просвещения. Ибо они с Богом соединены и не должны отторгать ум свой от Него и ввергать Его в смущение (или в толпу помыслов)… Научить же и других сему чину не всех возможно. Послушливых (не по простому обычаю так называемых, но в повиновении находящихся у духовного отца с отсечением своей воли и разума) простецов и неграмотных – да, потому что послушание ради смирения ко всякой добродетели способно. Не послушливым же, простецы ли они или ученые, не преподаётся эта наука, чтобы не впали в прелесть; ибо самочинный не может избегать самомнения, которому обычно сопутствует прелесть, как говорит святой Исаак. Некоторые же, не помышляя об имеющем быть вреде, всякого прилучающегося учат своими усилиями держать память Божию (то есть Иисусову молитву) для того, чтобы ум навык сей памяти возлюбил ее, что невозможно, особенно для привыкших жить по своему чину. Ибо, так как ум их нечист по причине нерадения и высокомудрия и не предочинен слезами: то они узревают паче срамные образы помыслов, нежели молитву; между тем как гнездящиеся в сердце их нечистые, будучи тревожимы страшным именем (Божиим), скрежещут, желая погубить уязвляющего их».
Оживший интерес к умному деланию давал рост цельным духовным всходам. Монашеская жизнь Валаама выстроилась по уникальным определениям отца Назария с принадлежащими ему точными высказываниями, непревзойдёнными по глубине и лаконичности, точно определяющие дух святорусской монашеской традиции:
Смирение – утверждение,
Терпение – ограждение,
Любовь – покров.
А где любовь – там Бог,
Идеже Бог – тамо и вся благая.
На Валааме – в этом Божественном сосуде слились аскетические подвиги и христианская сострадательная любовь, то есть та потерянная миром жемчужина, которую благоговейно сохраняло во все века православное русское иночество, в Божественном служении не поддаваясь духу мира сего. Святые отцы – святые молитвенники за всё грешное человечество, оживили интерес к умному деланию, несли свет исихазма, сохраняя в мощном внутреннем российском святоотеческом течении древние аскетические традиции иноческого жития, собирая выращенные отеческие самобытные духовные плоды.
Глубина любви к умному деланию, трезвению, исповеданию помыслов, послушанию – эти основные условия прохождения «узкого пути» освещали дорогу спасающимся от духовной гибели.
«Любовь познали мы в том, что Он положил за нас душу Свою» (1 Ин.3, 16), – так свидетельствует о Божественном подвиге Искупителя, «вземшего греха мира», Апостол Любви Святой Евангелист Иоанн Богослов.
Проповедь в день его памяти звучавшая из уст игумена Валаамского, преподобного Назария, до глубины души волновала монаха Германа. Каждое слово настоятеля врывалось в его сердце, не обращая внимания на льющиеся по лицу слёзы умиления, он славословил Всеблагую Троицу:
«После того, как Божественный Учитель Своим Евангельским благовестием открыл всему миру „глаголы вечной жизни“ (Ин. 6, 68) и преподал новую заповедь „любить друг друга, как Он возлюбил нас“ (Ин. 13, 34), наступило время Его мессианского подвига – упразднить смерть… и даровать миру живот вечный».
Когда этот час наступил и Спаситель Мира, несмотря на все Его дела, свидетельствующие, что Он есть «Христос, Сын Бога Живаго» (Мф. 16, 16), был предан «в руки человеческие» (Мф. 17, 22), с одним лишь требованием – «да будет распят» (Мф. 27, 22), не только те, кого Христос еще недавно посещал, исцелял и даже воскрешал, отступили от Него, «егда на кресте пригвоздиша беззаконнии Господа Славы», но даже ученик, клявшийся за Тайной вечерию душу положить за Него (Ин. 13, 37), смалодушествовал, говоря «не знаю человека Сего» (Мк. 14, 71).