Германские встречи
Шрифт:
Впрочем, девятнадцатого ноября он с семейством отбыл на место постоянного жительства куда-то под Бремен, где жил Юрка.
Уехали они как раз в то время, когда у Володьки с Алисой был термн в двадцать четвёртом доме. В кабинете, увешенном картами, сидел за столом немец, средних лет, с рыжими волосами и белёсыми бровями – ни дать, ни взять, истинный ариец.
– Мы рассмотрели вашу просьбу об отправке вас к тёте в Баварию и решили её отклонить. Бавария, Баден-Вюртемберг, Гессен – это земли, куда стремится большинство аусзидлеров 12 , они перенаселены. Мы предлагаем вам на выбор четыре Федеральные земли бывшей ГДР: это Бранденбург, Мекленбург-Передняя Померания, Саксония и Тюрингия.
12
Поздние переселенцы – немцы, уехавшие из бывшего СССР во время и после перестройки
– А Берлин?
– Нет, Берлин исключается, только эти четыре земли. Я не советую вам Мекленбурга – это самая депрессивная земля, доставшаяся нам от ГДР. Её вы можете выбрать, если любите поднимать, как вы там говорите, «целина». Бранденбург я вам тоже не советую. Для вас, на мой взгляд, лучше всего подходит Саксония. Там богатая природа. Большие города: Лейпциг, Хемниц, Дрезден. Ну вы знаете: Лейпцигская ярмарка, Дрезденская картинная галерея… Что вы скажете.
Володька и Алиса переглянулись.
– Я думаю, за нас уже сделали выбор. Не вижу разницы между тем, что вы нам предложили. Пусть будет Саксония.
– Очень хорошо. Тогда мы отправим вас двадцать четвёртого ноября в девять часов утра в лагерь Беренштайн. Там вам окончательно подберут место жительства. Отправление от багажного дома.
– А Беренштайн ещё не окончательное место жительства?
– Нет, это земельный распределительный лагерь. Переселенцы распределяются по населённым пунктам с учётом наличия жилья, рабочих мест и так далее.
– Понятно.
– Вы из Новосибирска? Меня в декабре направляют на работу в консульство в Новосибирске. Посоветуйте, какие достопримечательности можно посетить, где отдохнуть.
– Оперный театр, например, – сказала Алиса. – У нас хорошая филармония, есть зоопарк.
– О нет, нет, видеть, как мучаются звери – это не для меня. Я фанат велосипеда и лыж.
– У нас есть лыжная база имени Алика Тульского. Можно покататься на лыжах по зимнему лесу.
– Это, пожалуй, подойдёт. Спасибо, воспользуюсь. Да, чуть не забыл, вам надо сегодня ещё зайти в шесть часов вечера в двадцать шестой дом. Только вам, – обратился он к Алисе.
– А что там, в двадцать шестом доме?
– Ну, там BND – это наша специальная служба. Вы не пугайтесь, никто вас вербовать не будет. Вы ведь лейтенант медицинской службы? С вами просто побеседуют.
– Что им надо? О чём со мной беседовать? —волновалась Алиса, всё оставшееся время.
– Ты боишься?
– Конечно. Не каждый день встречаешься со спецслужбами. Они чьи наследники – гестапо, Абвера?
– Чёрт их знает.
– Пойдём на нашу площадку, дубы как-то меня успокаивают.
Но и дубы сегодня никого не успокоили.
– Ну, с Богом! – сказал Володька, когда пришло время, и Алиса собралась идти. – Смотри, не выдай военную тайну.
Вернулась она спокойной и повеселевшей.
– Ну что?
– Спросили: «Вы в поликлинике работали? Сколько у вас было койко-мест?» Я сказала, что в поликлинике нет койко-мест.
– И всё?
– И всё.
– Да, измельчали наследники Мюллера и Шеленберга! Такие дурацкие вопросы задают.
Цецилия Михайловна, Готлиб и другие
Среди первого самого сладкого сна шумно распахнулась дверь, вспыхнул резкий свет, и частый топот многих ног вкатился в комнату.
Алиса вскрикнула спросонья и взметнулась на верхней постели. Володька высунулся из-под одеяла, таращась перед собой и жмурясь от режущего света. Против него стояла красивая молодая казашка и смущённо улыбалась блестящими раскосыми глазами:
– Извините, пожалуйста, за вторжение.
– Ничего, ничего, – сказал Владимир.
По комнате по-хозяйски расхаживал младший хаусмайстер и давал приехавшим необходимые, как ему казалось, наставления, мало заботясь понимают его или нет.
– Соблюдать гигиену, – свиристел он, – не быть свиньями, проветривать комнату и не вонять п'oтом: мыться, мыться и ещё раз мыться! Вы кто? Чукчи или авары, что ходите с таким запахом?!
– Бабушка, что он сказал? – спросил высокий мужчина лет тридцати трёх с глубокой залысиной, и просвечивающим сквозь редкие серые волосы черепом, когда хаусмайстер удалился.
– Я не знаю по-немецки. Ничего не понимал, – ответила стоявшая рядом с ним старушка, снимая с головы шерстяной платок, под которым скрывались седые до белизны волосы.
– Давайте раздеваться, – предложил мужчина, – Марик, в уборную надо?
– Надо, пап, – ответил черноглазый мальчик лет восьми.
– Извините, – обратился к Владимиру мужчина, – где здесь туалет?
– В дальнем конце коридора: мужской налево, женский направо, – ответил тот.
Мужчина с мальчиком вышли из комнаты.
– Цецилия Михайловна, мы с Вадиком ляжем наверху, а вы с Мариком внизу, – сказала красивая казашка,
– Хорошо, Жанна. Я согласный.
В комнате было ещё две женщины: одна лет пятидесяти, с круглыми, выпуклыми как вишня, глазами, черноволосая, неимоверной толщины, тяжело дышавшая, с крашенными губами, в меховом полупальто и Павлово-Посадском платке на плечах, другая – согбенная восьмидесятилетняя старушка, в старинном плюшевом жакете, неизвестно как сохранившемся от моли и других невзгод времени.