Германские встречи
Шрифт:
– Пойдём уж пообедаем заодно.
Вахтенный Цербер ругала женщину, прошедшую, якобы не погасив талончика. Видно от природы бранчливая старушка.
После обеда пошли домой.
– Ты идиот! – услышали они, подходя к своей двери. – Давай сюда эту гадость! Ты сядешь! Ты надолго сядешь! – кричала Валентина. – Мало ты мне нервов дома помотал!
– Тихо! Эти идут! – видимо Николай услышал цоканье Алисиных каблучков.
Шпехты были в сборе.
– Ну так вот, – сказала Валентина, мгновенно переменив тон, – в субботу приедет мама.
– Одна? – также, как ни в чём не бывало, осведомился Генка.
– Ещё дядя Антон и тётя Элла с Рудиком и Любой, дядя Егор и тётя Фрида с детьми, не знаю только с Кларой или Костиком.
Алиса легла на кровать и стала читать Пушкина. Володька, сидя в Rollstuhl, смотрел в окно. Вдоль забора тянулись вереницы лагерных жителей: налево – порожняком, обратно с оттягивающими руки пакетами. Рядом с лагерем был расположен небольшой городок, в магазинах которого переселенцы спешили оставить деньги, заработанные в России, Казахстане, Киргизии. Из окна была видна окраина городка. Когда окно бывало открыто для проветривания, оттуда доносились петушиные крики. А на лугу перед крайним домом обыкновенно пасся жеребёнок и белый пони. Домик был похож на Володькин дом в Сибири, только он на одного хозяина, а не на два. На крыше матово белела круглая чаша телевизионной антенны.
В субботу, восьмого ноября, с утра было солнечно. Алиса нашла-таки поляну, окружённую красными дубами и клёнами, теперь уже они не забудут дорогу к ней. Там появился новый кузов для листьев. Другие уже были затянуты плёнкой. Погуляли. Потом в первый раз отважились выйти за ворота лагеря. Обогнув ограду, оказались у мостика через неглубокий ров, на той стороне которого, стояла табличка: «Город Х…. Основан в 1150 году». Всего на три года моложе Москвы!
В город вела дорожка, выложенная маленькими чистыми брусочками песочного цвета: словно не в город, а в дом входишь.
– Хочется даже обувь снять, – сказала Алиса.
По брусчатой дорожке вошли на улицу. Был выходной, городок словно вымер. Пользуясь может последними погожими осенними днями, жители куда-то уехали: кто на природу, кто в гости, да Бог знает куда: нет никого. Стоят открытые гаражи – люди уверены, что никто не зайдёт, ничего не возьмёт. Алиса с Володькой уже слышали об этом, а теперь сами видят. Дома хорошие, большей частью одноэтажные. Во дворах цветы, всякие декоративные кустарники – наверное, красиво, когда они цветут весной. В некоторых окнах видны лебеди, слоники, – всё то, что считалось когда-то на их Родине мещанством и безвкусием. У одного хозяина вместо обычных цветочных клумб Кляйны увидели капустную грядку. Круглые белые кочаны с футбольный мяч смотрелись тоже неплохо.
Хороший городок. Всё продумано: посередине улицы проезжая часть, по бокам тротуары: полоса коричневого цвета для велосипедистов, белая – для пешеходов. Вступили было на коричневую полосу: сзади «дзинь, дзинь» – велосипедист: долой с моей дорожки. Ба! Да это старушка из столовой рассекает – на работу спешит, чтоб не дай бог прожорливые русаки не утаили от погашения съеденную трапезу и не съели её ещё раз.
Вот и площадь с магазинами, русских тянет сюда как магнитом: вот уже идут с покупками. Такое впечатление, что сегодня в городке одни эмигранты.
Можно бы и Кляйнам в магазин заехать: пандус есть, но зачем – им ничего не нужно. Повернули домой.
На входе в лагерную калитку обнаружилось, что пробили колесо на рольштуле. Наверное, острый камешек попался. Что делать?
– Попадёт нам! – испугалась Алиса. – И как теперь гулять?
Шпехты ждали гостей. Если ещё не приехали, можно посидеть до обеда в комнате. Гостей не было. Дома только Валентина с Ирочкой.
Очень хорошо! Володька открыл том Пушкина:
«Если жизнь тебя обманет,
Не печалься, не сердись,
В день уныния смирись,
День веселья, верь, настанет!
Сердце будущим живёт,
Настоящее уныло.
Всё мгновенно, всё пройдёт,
Что пройдёт, то будет мило».
Неужели когда-нибудь сегодняшние дни будут ему милы?
– Мои опять пиво глушат, – пожаловалась Алисе Валентина. – Как бы того… Чего похлеще не отчебучили. В Киргизии Генку то и дело приходилось отмазывать. То подерётся, то… Вы случайно, не слышали вчера?
– Случайно слышали, но никому не скажем.
– Там начал баловаться. Он работящий, но попадёт шлея под хвост – дурак дураком. Не придумаю, что с ним делать. Мы из-за него чуть не погибли там… На Родине…
– А как?
– Избил одного блатного, и родственники пришли нас сжигать.
– Ничего себе! И что?
– Соседка защитила. Встала перед ними: «Кого хотите жечь! Девочку инвалида? Меня? Я же с ними сгорю! Наши дома рядом!» Генку искали, но не нашли. Успел уехать. У нас уже от мамы был вызов, документы готовы. А местные кричали: «Не покупайте у них дом! Уедут – нам всё бесплатно достанется!» Но всё же я продала! За копейки! Уехали ночью, тайно, в страхе. Генка к нам уже в аэропорту присоединился.
Пришёл Николай.
– Вы совесть-то поимейте! Сейчас мама приедет, а вы пьяные.
– Да мы ничего, разве мы пьяные. От банки пива – какие пьяные?
Пришёл Андрей. Подсел к Ирочке. Видно, что он её любит. Взял за ручку. Ирочка издала какой-то звук.
– Мам, давай я с ней погуляю.
– Потом, сейчас бабушка твоя приедет. Посиди, или сходи Генку позови, да Маринку загони, хватит ей бегать.
– Генка бухой, он не пойдёт!
– Горе вы моё! Ни помощи от вас, ни благодарности!
– А чего тебя благодарить? Я и дома неплохо торчал.
– Да уж! Так хорошо, что чуть не прибили вас, а заодно и нас.
На улице похолодало. Набежали тучи. Пошёл дождь. С обеда пришлось ехать домой. Гулять на спущенном колесе нельзя – можно пожевать камеру и погнуть обод. Но гостей Шпехтов ещё нет. Валентина нервничала:
– Давно пора им приехать.
– Ничего, приедут. Дороги хорошие, встречных на автобанах не бывает, – сказал Николай.
Он тоже пришёл из столовой:
– Иди пообедай, а я с Ирой посижу.