Гермоген
Шрифт:
И вдруг дверь палаты широко распахнулась, и ворвались люди неведомо какого звания, но с наглыми манерами и угрожающими выкриками. Хуля патриарха, они кинулись к нему. Митрополиты, архиепископы и архимандриты тотчас же стали тесным кольцом вокруг него. Но двое казаков выхватили шашки, и Гермоген сам двинулся навстречу им, дабы избежать насилия и, не дай Бог, кровопролития.
27
Насилия, однако,
— Вы нашего воеводу Вельяминова каменьями побили... О расплате-то вы не подумали. Мы вас, потаковников царя Василия, со света сживём...
Затащив Гермогена на Лобное место, заговорщик, одетый в кафтан с чужого плеча, объявил зычным голосом на всю площадь:
— Царь Василий — блудник, нечестивый пьяница, человек непотребный и глупый, а это его потаковник патриарх Гермоген. Что станем с ним делать?
Мятежник ожидал, видимо, одобрения толпы, но услышал протестующие голоса:
— Ты пошто насилие творишь над светлейшим?
— Сам-от ты кто? Откель будешь? Эй, стрельцы! Свести его в приказ да хорошенько допросить!
Мятежник немного смутился, сказал уже несколько опавшим голосом:
— Я вам о царе, блуднике нечестивом, веду речь... Его с престола ныне сводить станем...
— Ты откель такой самовольник взялся? — раздались протестующие голоса.
— Никакого пьянства и прочего неистовства мы за царём не ведаем...
На Лобное место выскочил ещё один мятежник, по виду из молодых детей боярских:
— Слушайте меня! Царь сел на престол незаконно. Его потаковники посадили, без согласия всей земли...
— Самоволом вскочил на царство, — поддержал второй мятежник.
Толпа зашумела, раздались протестующие голоса:
— Сел он, государь, на царство не сам собою. Выбрали его большие бояре и вы, дворяне и дети боярские, и всякие служилые люди...
— А ежели он вам неугоден, то нельзя его без больших бояр и всенародного собрания свести...
Тут на Лобное место вскочил ещё один смутьян, похоже, что пьяненький, и закричал надтреснутым голосом:
— Шуйский тайно побивает людей и в воду сажает братью нашу, с жёнами и детьми.
— Побивает, верно слово, побивает, — поддержали его смутьяны из толпы. — И таких побитых будет с две тысячи...
Молчавший до этого Гермоген (он внимательно изучал лица: кто такие? откуда их нанесло?) вдруг спросил, и голос его прозвучал сильно и властно:
— Как же это могло статься, что мы ничего не знали? В какое время и кто именно погиб?
Не отвечая на вопрос, заговорщики снова стали кричать:
— И теперь повели многих, нашу братью, сажать в воду. За это мы и стали бунтовать...
Патриарх настаивал:
— Да кого же именно повели в воду сажать?
В ответ заполошно закричали:
— Мы послали уже ворочать их. Сами увидите...
— Да кто такие? И откель ждать их? — спросил насмешливый голос из толпы.
Увидев, что уловка не удалась, какой-то чёрный дьяк стать читать грамоту якобы из московских полков:
— «Князя Василия Шуйского одной Москвой выбрали на царство, а иные города того не ведают. А князь Василий Шуйский нам на царстве не люб, и для него кровь льётся, и земля не умирится. Да выберем на его место другого царя!..»
Гермоген с первых слов понял, что это не грамота, а наглодушное измышление, подобно той «грамоте», что якобы написана из Владимира от протопопа и хранится у попа Харитона. Но ни попа Харитона не сыскать, ни тех московских ратников. И видно, в толпе о том же подумали, потому что послышались требовательные голоса:
— А ну, кажи нам ту грамоту, кто её подписывал!
— Думаешь, то грамота? То одно мечтание лихих людей...
Тем временем патриарх вышел к самому краю Лобного места, и толпа разом стихла, готовая слушать святейшего.
— До сих пор ни Новгород, ни Казань, ни Астрахань, ни Псков и ни какие города не указывали, а указывала Москва всем городам, — начал Гермоген, словно бы чеканя каждое слово. — Государь царь и великий князь Василий Иванович возлюблен и избран и поставлен Богом и всеми русскими властьми и московскими боярами и вами, дворянами, всякими людьми всех чинов и всеми православными христианами, изо всех городов на его царском избрании и поставлении были в то время люди многие, и крест ему, государю, целовала вся земля, присягала добра ему хотеть, а лиха не мыслить.
И, выделив в толпе группу дворян и детей боярских, которые, он знал, завидовали боярам и хотели подняться выше, оттого и смутьянили, Гермоген задержал на них взгляд и, словно обращаясь единственно к ним, продолжал:
— А вы забыли крестное целование, немногими людьми восстали на царя, хотите его без вины с царства свести, а мир того не хочет, да и не ведает. Да и мы с вами в тот совет не пристаём же.
Последние слова он произнёс, обращаясь к многочисленной толпе, которая к этому времени заполнила всю площадь, затем с сознанием, что он сумел пристыдить мятежников и вразумить неразумных, Гермоген спустился с Лобного места и направился в Кремль.
28
Выйдя на Спасскую улицу, Гермоген заметил бояр, о чём-то оживлённо толкующих. Боярин Салтыков, стоявший к нему спиной, оглянулся. Увидев Гермогена, дёрнулся короткой шеей и подался тучным туловищем вперёд, словно собрался бежать, но удержался. И тотчас же на Гермогена оглянулись другие бояре. Патриарха поразило заискивающе неуверенное выражение красивых глаз князя Голицына, столь противное его сановитой осанке. Зато с дерзким вызовом обернулся надменный князь Роман Гагарин.