Гермоген
Шрифт:
Всё это длилось какое-то мгновение, но его было достаточно, чтобы вызвать тревогу в душе Гермогена, и без того неспокойной. Отчего он не подошёл к ним, как это бывало прежде? Отчего они, тотчас забыв о нём, пристально смотрят в сторону Спасских ворот? Но вот на их лицах появилось оживление: в Спасские ворота ворвалась толпа, от неё тотчас отделились дворянин Тимофей Грязной и дьяк Сунбулов. Они спешат к боярам. Гермогену не слышно, о чём они говорят, но он видит, как Тимофей Грязной [58] решительным жестом зовёт толпу за собой. Сомнения нет, толпа направляется к царскому дворцу. Гермоген молится Богородице, полагаясь на Её заступничество. Между
58
Грязной Тимофей,— 17 февраля 1608 г. вместе с воеводой Сунбуловым и князем Гагариным они созвали народ к Лобному месту и притащили Гермогена, требуя свержения Василия Шуйского, но, не поддержанные боярами, бежали из города. В 1610 г. Грязной принимал участие в посольстве к Сигизмунду III.
Царь Василий вышел с видом спокойным и полным презрения к мятежникам. Как свидетельствует летописец, он стал им в лицо и произнёс твёрдым голосом:
— Зачем вы, клятвопреступники, ворвались ко мне с такой наглостью?! Чего хотите? Если убить меня, то я перед вами и не боюсь смерти. Но свергнуть меня с царства вы не можете без думы Земской. Да соберутся великие бояре и чины государственные и в моём присутствии да решат судьбу отечества и мою собственную. Их суд будет для меня законом, но не воля крамольников!
Говорили потом, что над головой царя Василия появилось сияние. И те, кто увидел его, дрогнули в ужасе. Первым кинулся бежать князь Роман Гагарин. За ним остальные. А всего мятежников было триста человек.
Их бегство произвело сильное действие на толпу. Многие устыдились, что не стали на защиту своего царя. Всех поразил рассказ о его мужестве и святом венчике вокруг головы. Значит, Господу угоден подвиг царя Василия. В тот день к Красному крыльцу нескончаемым потоком шли люди засвидетельствовать свою верность царю Василию.
Карамзин впоследствии писал: «Вся Москва как бы снова избрала Шуйского в государи: столь живо было усердие к нему, столь сильно действие оказанного им мужества!»
...В тот день Гермоген в молитвах своих долго благодарил Богородицу-Заступницу за спасение царя и державы. Но душа патриарха оставалась неспокойной. Враг, какого Россия не знала от века, стоял под стенами Москвы, а царский дворец едва охранялся, заставы меж Москвой и Тушином свободно пропускали «перелётов». Когда это было, чтобы подданным свободно дозволялось прямить врагу?!
С этими сомнениями Гермоген и пошёл к царю. Он опасался, что, одолев мятежников на этот раз единственно лишь силою своего духа, царь успокоится, как то было после победы над Болотниковым. Но Гермогену довольно было одного взгляда на Василия, чтобы понять, как неспокойна его душа.
— Благословляю, государь, тебя и твой подвиг!
Гермоген перекрестил царя и, придвинув к нему скамейку, сел так, чтобы видеть лик Казанской Богоматери в киоте.
— Твоими молитвами спасаемся, святейший!
— Молю Заступницу нашу, дабы и впредь сотворила, как то было задумано для спасения отчизны!.. Владычица наша удостоила тебя сего подвига, ибо ты всё претерпел. Ты обличил расстригу и вора и не дрогнул, когда голова твоя лежала на плахе; велев перенести прах царевича Димитрия в Москву, ты совершил труднейшее из покаяний. Ты стал лицом к лицу с мятежниками — один, оставленный всеми... Да станут добрым напутствием тебе мудрые слова Иоанна Златоуста: «Кто приступает к подвигам, испытав всё и претерпев бесчисленные бедствия, тот бывает выше всех и посмеивается над угрожающими, как над каркающими воронами».
— На это скажу тебе, святейший, что я не был один, когда вошли мятежники. Я видел тебя рядом. Ты молился о спасении отчизны.
— И о твоём, государь. А ныне пришёл спросить тебя, что станем делать для пресечения смуты? Не потворствуем ли мы мятежникам, открывая заставы и давая волю «перелётам»? Творцы смуты тебя же и корят смутой...
— Знаю. Через царя-де кровь льётся... Свои вины на царя кладут. Да на чужой роток, как говорится, не накинешь платок... А смута долго на Руси держаться будет. Мятеж одолеем, а смута останется. У смуты крепкие корни, ибо ещё при Иване Грозном была насеяна. Царь Иван будто топором разрубил державу на земщину и опричнину. Топором да плахой и порядок держался. Посечены были древние боярские роды, и тем подрублены были столпы, что крепили державу...
— Понимал ли царь, что норовит мятежникам и губителям державы? — словно самого себя спросил Гермоген и ответил: — Видно, далее правления своего сына-наследника помыслы его не шли... Думал, что, казня великих бояр, он укрепляет единовластие сына. Да за кровные грехи послан был ему лукавый змий, льстец и угодник Борис Годунов.
Шуйский вспомнил, как отец его назвал Бориса Годунова «первым вельможным новиком на Руси». И ведь так оно и было... С того времени стали пробиваться к власти люди случайные и ловкие, силу начали брать неведомо откуда взявшиеся дворяне и дети боярские. Мог ли думать Борис, что они и царя своего захотят иметь?
— Доверчив наш народ, зело доверчив, — произнёс Василий, отвечая своим мыслям. — Многие знают Захара Ляпунова [59] , каким был вором, как сносился с воровскими казаками, а всё ж стоят вместе с ним за царя «природного». А Захару, как и брату его Прокопию, только и надо, чтобы самим боярство получить... Таковы Тимофей Грязной и дьяк Сунбулов.
И, не надеясь более, что народ поймёт, какая беда постигла державу, царь и патриарх решили положиться на грамоты-вразумления ради самих мятежников. Слову печатному на Руси испокон веков верили более, нежели слышимому слову. Люди как дети.
59
Ляпуновы Захар Петрович и Прокопий Петрович — деятели Смутного времени. При Лжедимитрии I Прокопий стоял за самозванца, позже соединился с Болотниковым. После смерти М. В. Скопина-Шуйского поднял восстание в Рязани, сначала был за «Тушинского вора», потом за Владислава. В 1611 г. соединился с Заруцким и посылал грамоты против поляков, призывая всех к объединению. Заключён поляками под стражу, освобождён Дмитрием Пожарским. Но был зарублен казаками, недовольными его грамотой, запрещавшей грабежи.
Захар Ляпунов участвовал в насильственном пострижении Василия Шуйского в монахи. Участвуя в посольстве к Сигизмунду III, он во многом повредил усилиям Филарета и Голицына.
29
Времена наступали воистину библейские. Кровь лилась рекой. Уже не осуждали злодеев, злодейству радовались. Одни связывали со злодеями надежду на обогащение, или на чины, или хоть какую-то перемену. Другие чаяли вырваться на волю, избыть ненавистное холопство. В море злодейства всяк творил свою волю. Летописец свидетельствует, что взбесились тогда и многие церковные люди и чин священства с себя свергли. Как сказано в Писании: «Бог дал им дух усыпления, глаза, которыми не видят, и уши, которыми не слышат».