Героев не убивают
Шрифт:
— Да? — Ленька как-то мрачно ухмыльнулся. — Для кого как. Для моего-то человечка как раз смертельно. Заказчик его хлопнул.
— Да ты что! — Я запереживала за Леню.
— Да. Застрелили его и язык потом отрезали. А может, сначала язык отрезали, а потом застрелили. В общем, пришел я к Царицыну и говорю ему: конечно, застрелить тебя, суку, я не могу. И язык тебе отрезать не буду. Но могу сделать так, что тебе больше никто никогда в этом городе ничего не скажет.
— А он?
— А он посмеялся только. Понимаешь, говорит, ведь чужого
После Ленькиного ухода я судорожно пыталась сообразить, как мне теперь вести себя с Царицыным. Если Ленька рассказал мне правду, то ведь это ужасно. С таким беспринципным человеком работать сложно…
Мои сомнения в некотором роде развеял сам Царицын, приехавший под вечер с протоколом обыска.
— Все в порядке, — весело отрапортовал он, кладя мне на стол бумажки. — А ты что, Маша, такая кислая? Кто тебе настроение испортил? Ты только скажи…
— Юра, — я решила действовать напрямик, — ты знаком с Кораблевым из РУБОПа?
Царицын мгновенно посерьезнел, — Знаком, — хмуро признал он. — Печальная когда-то у нас история вышла…
— А ты можешь мне рассказать эту историю?
— В принципе могу. Ты ведь звонить о ней не будешь, правда? Для Леонида это достаточно неприятно.
— Для Леонида?
— Ну да. Отмазал я его когда-то от одного дельца. У нас была информация, что он от одной фирмы деньги получает, — ну, там мобильник ему оплачивают, ремонт машины, даже в квартире ремонт делали за красивые глаза, но уже другая фирма… — Я слушала Царицына с возрастающим интересом. — Так вот, я уже готов был реализовать оперативное дело, но тут с ним контузия эта случилась, он же с тобой тогда работал? Ну, и пожалел я его, списал «корки», хоть и получил за это. Но я тогда Леонида честно предупредил: смотри, Леня, если что…
— И это все?
— Да нет, не все. — Царицын помрачнел еще больше. — После этого, из благодарности, — все-таки он себя чувствовал обязанным, — дал он мне человечка одного, с хорошей информацией по убийству. Человечек нам очень помог, но от Леонида, видимо, пошла утечка. И дошло до заказчика убийства. В общем, человечка нашли застреленным и без языка. Если бы ты знала, как Леонид это переживал! Но чисто психологически возложить на себя вину за провал своего агента он не может и изобретает разные версии, кто на самом деле виноват.
У меня тихо зашел ум за разум. Надо поспрашивать об этой ситуации кого-то третьего, объективного. Но пока я, чисто интуитивно, не стала рассказывать Царицыну про новости, которые привез Кораблев, — про парня с обожженным лицом.
Осуществляя свой следственный план установления молодого асатуряновского стрелка, я первым делом поехала в ГИБДД и запросила административную практику на «девятки» сине-зеленого цвета, который по паспорту машины гордо именуется «балтика». Когда я получила на руки огромные бумажные «простыни», содержащие искомые сведения, мне захотелось немедленно уволиться.
После длительной внутренней борьбы я призвала
Второй путь был таким же сложным и многотрудным. Я планировала методично объездить все учебные заведения в городе и поспрашивать про студента или курсанта с обожженым лицом. Если в институте или училище такой есть, в деканате не могут про него не знать. Это если он студент. А если вольный стрелок…
Вопрос: где он учился стрелять из автомата? Самоучка? Любитель? Или?..
Или он только что демобилизовался из армии по причине ранения, в результате которого ему изуродовало лицо? Надо запросить все военкоматы о комиссованных в последние годы солдатах срочной службы. Впрочем, надо запрашивать и военные училища — об изуродованных курсантах. Может, еще в лицевой хирургии поспрашивать; если только его у нас лечили…
Прикинув объем работы, я отчетливо осознала, что если я справлюсь хотя бы к Новому году, то это будет просто подарком от Санта-Клауса. После мучительных раздумий, могу ли я довериться Крушенкову — все-таки знаю его давно, намного дольше, чем Царицына, и ничего плохого про него не слышала, — я рискнула.
Выманив Крушенкова из его кабинета на улицу под предлогом выпить кофе (который не люблю и пью только в политических целях), я утащила его в маленькое кафе, где все время играла громкая музыка, и осторожно рассказала ему про молодого киллера, которого в последнее время пестовал Осетрина. Я ожидала, что Крушенков предложит все рассказать Царицыну и объединить усилия, но Сергей повел себя вопреки моим ожиданиям. Он озабоченно спросил:
— Чья это информация? И кому ты еще рассказывала про это?
Я честно призналась, что это информация Кораблева и об этом еще знает Леша Горчаков.
— Хорошо, — сказал Крушенков. — Не надо больше никому говорить.
— А твоему напарнику?
— Знаешь, Маша, — медленно сказал Крушенков, — давай оставим его в покое. У него много других проблем.
Я начала злиться.
— Сережа, — начала я сварливым тоном, — согласись, что есть разница — не говорить человеку чего-то потому, что он загружен, или потому, что он предатель. Ты же фактически меня подставляешь, тем, что держишь в неведении.
— Хорошо, — резко ответил Крушенков. — Ты права. Я не доверяю ему. Я не сказал бы тебе этого, если бы…
— Если бы что?
— Если бы не знал, что он играет в свои игры.
Ничего конкретного он мне так и не сказал.
— Ладно, — сменила я тему, — что мне делать? Ты же представляешь, сколько я провожусь одна со всеми этими гаишниками, солдатами-курсантами. и студиозусами?
— Маша, — серьезно сказал Крушенков, — конспирация дороже. Давай не будем рисковать. Ты слышала страшную историю про то, как агенту язык отрезали?