Героев не убивают

Топильская Елена Валентиновна

— Зачем он приходил, Сережа? Что ему нужно было в доме?

— Конечно, что-то взять важное, — согласился со мной Крушенков. — То, чего мы с тобой так и не нашли. Ну что, после того как мы там засветились, может, взять курсантиков и прочесать дом? Каждый квадратный сантиметр проверим, а?

— Сережа, в любом случае, наверное, надо засаду там оставить. А вдруг наш киллер просто там живет? И спокойно вернулся домой после трудового дня?

Но по некоторому размышлению мы эту версию отвергли. Во-первых, даже если он не заметил, что замок в двери взломан, не заметить того, что дверь открыта, он не мог. Если он пробирался в дом через входную дверь, минуя холл, старушек

в холле он тоже не мог не заметить. Но все равно в дом проник; значит, что-то ему там было позарез нужно. И мне пришлось с прискорбием признать, что это «что-то» он вполне мог уже, найти и унести, пока я валялась за шкафом, беспомощная, как опрокинутый на спину жук.

Потом Крушенков ушел созваниваться, и в рекордные сроки отрапортовал, что засада будет. А сам изъявил желание отвезти меня домой и проследить, чтобы там мне не грозили никакие неожиданности.

— Сережа, а может, нужно подождать, пока твои люди не приедут? Вдруг он вернется еще до того, как они появятся?

— Не надо, Маша, — отговорил меня Крушенков, — так рано он туда снова не сунется. Не волнуйся, я все организовал.

И мы поехали в город.

Глава 14

От пережитого на вилле и от выпитого в кафе меня в дороге сморила дремота. Я и сама не заметила, как сползла по сиденью и запрокинула голову; временами, когда машину подкидывало на ухабах, я приоткрывала глаза и осматривалась. Постепенно ухабов стало меньше, и я перестала открывать глаза, сквозь сон мечтая, чтобы эта дорога подольше не кончалась. Один раз на крутом повороте я качнулась со своего сиденья и инстинктивно ухватилась за рукав Крушенкова. Он наклонился ко мне и тихо спросил, как я себя чувствую? Я с закрытыми глазами прошептала, что все нормально и что вот бы мы ехали подольше — так неохота вылезать из машины…

А потом мне стал сниться какой-то хороший сон и снился очень долгоНесколько раз я сквозь полуоткрытые веки взглядывала на дорогу, но не могла узнать, где мы едем, и снова проваливалась в теплую дремоту. Я отлично выспалась и отдохнула, но глаз не открывала, с замиранием сердца думая, что вот-вот машина остановится возле моего дома — по моим подсчетам, мы и так уже ехали вдвое дольше положенного. Но машина все не останавливалась и продолжала плавно катиться по дороге. Наконец я выпрямилась на сиденье и с недоумением уставилась на окрестный пейзаж.

— Сережа, а где мы едем?

— Ты все равно не знаешь, — с загадочной улыбкой ответил он. — Выспалась?

— Да-а, — протянула я. — Так ты… Ты специально катался по городу, пока я не высплюсь?!

Сергей пожал плечами:

— Отдохнула?

— И где мы катались?

— Да так… Ну что, домой тебя везти?

Я посмотрела на часы — получалось, что Сергей терпеливо катал меня, дожидаясь, пока я отдохну, лишних часа два. Я испытала к нему такую благодарность, что у меня слезы навернулись. Ровно через три минуты он тормознул у моего подъезда.

— До завтра? — сказала я, отворачиваясь, чтобы он не увидел моих мокрых глаз.

— Пока, — легко отозвался он. — Тебя до квартиры проводить?..

Поднимаясь по лестнице, я невесело думала о том, что все мои мужчины быстро привыкали к тому, что я — сильный человек (что им всем без исключения одновременно нравилось и безумно раздражало), и не давали мне возможности поплакать у них на груди: что в прямом, что в переносном смысле. Может, это и хорошо, но я устаю все время быть несгибаемой. Только мне много не надо: пять минут слабости — и все в порядке. И пусть лучше никто не знает, что у меня на душе. Придя к

такому выводу, я почему-то обозлилась на всех своих прошлых спутников жизни и в который раз решила уйти с головой в работу.

Дверь квартиры я открывала под оглушительный телефонный трезвон.

Трезвон был междугородным. Я подбежала к телефону, схватила телефонную трубку и услышала английскую речь с итальянским акцентом. Пьетро, бурно выразив радость оттого, что снова слышит мой голос, спросил, как у меня дела, и услышав дежурный ответ — «все нормально» (не рассказывать же мне ему было, что я сегодня столкнулась нос к носу с убийцей и получила от него по шее), сообщил, что его друзья из Интерпола готовы переправить в Москву гильзы вместе с заключением экспертов. Англичане выявили отпечатки пальцев на трех гильзах, правда, папиллярные линии кое-где прерываются, но материал для сравнения годный. Мы договорились, что интерполовец, который повезет гильзы, из Москвы позвонит мне, и мы найдем способ их забрать. Пьетро изобразил жгучую ревность, еще немного пошутил и покаламбурил, и угрожающе предупредил, что у него скоро отпуск и он намерен провести его в северной стране России.

— У вас, наверное, холодно, бедненькая? — сочувственно спросил он.

— А у вас? Какая у вас температура?

— О, у нас пекло, двадцать семь градусов.

— Ну что ж, можешь приезжать греться в наши края из своей заснеженной Италии. У нас — тридцать два.

Распрощавшись с Пьетро, я некоторое время поразмышляла над тем, не помешает ли он мне с головой уйти в работу, но отвлеклась на собственное отражение в зеркале. Полоса на шее уже померкла, платочек мне завтра не понадобится, но шея все равно болела. Я решила не говорить об этом даже шефу, на фиг мне это надо — становиться потерпевшей по делу. Внутренний голос, почитающий УПК гораздо больше, чем я, правда, возразил мне, что, когда злодея поймают, он вполне может дать показания, как он мне врезал в доме Асатуряна. Но я уела свой внутренний голос доводом, что вот когда злодея поймаем, тогда можно и потерпевшей становиться.

Выпив кефиру и решив, что сегодня у меня был слишком тяжелый день, чтобы доделать постановления, которые я не успела отписать вчера, я улеглась в постель и вертелась в ней до утра. Меня жгло и корежило желание во что бы то ни стало найти изуродованного киллера, и я истязала свои бедные мозги, пытаясь додуматься, где и как поймать его раньше, чем наступит второе пришествие. И снова и снова перебирала все, что мы знаем о нем. Молодой парень, лет двадцати, хотя внешность может быть обманчива, и ему, возможно, под тридцать. Лицо изуродовано выстрелом или взрывом. Умеет стрелять из автомата, причем достаточно профессионально, раз ему поручают серьезные ликвидации, и он с ними успешно справляется. Во всяком случае, за последний год я не припомню покушений на убийство с использованием автомата, где потерпевший остался бы жив. Более того, я не припомню покушений с использованием автомата, где имелись бы свидетели, видевшие киллера с изуродованным лицом.

Поехали дальше. Водит машину, предположительно — сине-зеленую «девятку». Может, пойти в экзаменационный отдел ГИБДД и поспрашивать — не помнит ли кто из экзаменаторов молодого парня с изуродованным лицом? Путь не стопроцентный. Он мог права получать не в Питере, не на свою фамилию, мог вообще не получать, а купить, да мало ли что…

Нет, надо придумать что-то такое простое и в то же время эффективное. И еще надо понять, зачем он поперся на дачу Асатуряна, зная, что там кто-то есть.

Что он хотел оттуда забрать? Оружие? Оружия там не было. Боеприпасы? Вряд ли.