Герои должны умирать
Шрифт:
– Заходи.
Войдя в комнату, сержант вытянулся по струнке перед молоденьким лейтенантом, сидевшим за столом, заваленным бумагами, и доложил:
– Сэр, этот рекрут желает служить в нашей славной части на благо Империи!
Филипп ошарашено попытался возразить:
– Извините, но меня уже принял под своё командование капитан.
– Какой капитан? – лейтенант поднял бесцветные глаза на Филиппа.
– Не знаю, из какой он части, но…
– Значит, ты отказываешься служить Империи? – спросил лейтенант тихим, невыразительным голосом. – Пытаешься придумать байку, чтобы выгадать время и дезертировать? Не получится. Сержант Паркер, приказываю
Сержант Паркер с сатанинской улыбкой повернулся к Филиппу.
– Пойдем, милок. Сейчас все оформим, а потом уже и на "губу" пойдешь. Да ты не особо расстраивайся – гауптвахта у нас хорошая: сырая и холодная.
Филипп поплёлся следом за сержантом, размышляя по пути, почему ему так не везёт и куда делось его хорошее настроение.
Через полчаса все документы на него были оформлены, Филипп был поставлен на довольствие в военную часть? 35676, зачислен в роту механиков наземных средств передвижения и посажен под арест. Как сержант и обещал, гауптвахта оказалась сырой и холодной. Но, поскольку на дворе стояла жаркая погода, то в какой-то степени это было даже приятно. Кроме него, в камере оказалось еще двое солдат. Сидеть было не на чем, потому что после подъема спальные нары задвигались в стены. Один из собратьев по несчастью угостил Филиппа сигаретой и принялся расспрашивать о том, как он сюда попал. Найкель пожал плечами и рассказал, как было дело.
– У меня такое впечатление, – завершил он свой рассказ, – что этот сержант Паркер – полная скотина. Чего ему от меня надо было?
– Запомни такую вещь: прав тот, у кого больше прав. Так что лучше не спорить вообще ни о чем. Скажи: "будет сделано", а сам можешь не делать ничего. А вообще-то ты легко отделался. Обычно с нас снимают жалование – это проще и больнее. Служишь, служишь, а в конце месяца получаешь жалкие гроши. Сколько тебе назначили?
– Паркер сказал, что сто пятьдесят кредитов в месяц. И полное обеспечение питанием и обмундированием.
– Ну, разумеется. Форма неплохая, прямо надо сказать, а вот с питанием дело обстоит похуже. Кормят почти дрэком. Да и вообще, обстановка в нашей части нехорошая.
– В каком смысле?
– А в таком! – в разговор вмешался солдат помоложе. На его левом глазу красовался черно-фиолетовый синяк, размером с футбольный мяч. – Вот, видишь? Служба здесь тихая: ни боев, ни стычек с туземцами, вот все и дерутся друг с другом. Мой тебе совет: сразу ставь себя, как надо, иначе опустят, ниже некуда. Здесь все друг другу волки.
Филипп озадаченно осмысливал услышанное.
– А куда смотрят офицеры?
– Туда же, куда и сержанты. А те глядят так, как им выгоднее. Им выгодно, чтобы мы грызлись между собой в промежутках между тренировками на выносливость и выживание, если, конечно, у нас остается энергия на это.
– Но зачем? – Филипп все никак не мог понять, для чего создана подобная система.
– А затем, что они не хотят, чтобы мы когда-нибудь…
Филипп так и не узнал, что хотел сказать солдат, потому что раздался лязг двери, и внутрь камеры ввалился сержант Паркер. За его спиной стоял начальник караула и конвойные.
– Ха, субчик, ты думаешь, что тебя сюда отдыхать посадили? Или ты решил, что можешь безнаказанно дерзить сержанту Паркеру? Ну-ка, выходи.
Филипп встал с корточек и вышел из камеры, щурясь на яркий свет коридорных ламп. Позади солдаты сочувственно вздохнули. Дверь с ржавым лязгом захлопнулась.
– Вперед! – услышал Филипп и получил сильный удар по спине прикладом винтовки. Он обернулся, но лишь затем, чтобы получить еще один в грудь. – Давай, шевелись!
Конвойный с явным удовольствием ткнул стволом в ребра заключённому. Филипп мрачно посмотрел на них: два сержанта и два конвойных. Он мог бы уложить их в течение тридцати секунд, но под трибунал попадать не хотелось. Филипп ещё надеялся, что капитан Клин всё-таки отыщет его и заберёт с собой. А если Найкель сейчас устроит мордобой, то Клину вытащить его из дисбата будет невозможно. Поэтому Филипп подчинился и пошел по коридору. Его завели в дежурную комнату и Паркер, гнусно ухмыляясь, сказал:
– Ну, солдат Найкель, сейчас мы займемся твоим воспитанием.
Сразу же после этих слов Паркера один из конвойных с хаканьем нанес удар Филиппу по почкам. Филипп взбеленился и даже думать забыл про угрозу трибунала. Он вырвал винтовку из рук конвойного и пнул его в пах. Солдат согнулся вдвое и затих в углу. Филипп, разворачиваясь, ударил прикладом Паркера в лоб. Сержант отлетел к дверям, схватившись за лицо – между ладоней у него сочилась кровь. Филипп приготовился уже к драке с оставшимися двумя, но… Второй караульный даже не думал вступать в драку, а просто спустил предохранитель винтовки и прицелился в Филиппа. Сержант, начальник караула, тоже держащий заключённого под прицелом, спокойно сказал:
– Аккуратно положи оружие на пол, иначе сейчас станешь трупом. Мы скажем, что ты пытался совершить побег. Ты будешь мертв, а мы получим премии за бдительность. Слышал, что я сказал?
Филипп мучительно осознал, что так всё и будет. Двоих он вырубить сразу не сможет – кто-нибудь его точно пристрелит. А потом выдадут историю за попытку к бегству с похищением оружия. Найкель нагнулся и положил "Гаузер" на бетонный пол, а затем, избегая удара сапогом, следом упал и сам. На него градом посыпались удары. Сначала он уворачивался, но потом получил ботинком по голове, и в глазах заблистали сверхновые. Филипп перестал ощущать удары. Два сержанта и караульный ногами и прикладами избивали бесчувственное тело, и только второй солдат все еще стонал в углу, свернувшись в клубок и сжимая распухшие гениталии.
Филипп пришёл в сознание и невольно застонал – все тело ломило, а голова болела так, будто по ней проехался тяжелый танк. Он попробовал приподняться, но в глазах мельтешили кровавые звёздочки.
– Лежи, тебе еще рано вставать.
Над ним кто-то склонился. Филипп узнал солдат, с которыми он успел коротко познакомиться перед экзекуцией.
– Прилично они тебя отделали. Это ты так подъехал Паркеру?
– А что, по нему заметно? – едва шевеля распухшими губами, спросил Филипп.
– Не то слово. Его левый глаз полностью заплыл, совсем как у тебя, и здоровый шишак на лбу.
Филипп потрогал свой левый глаз и поморщился. После короткой ревизии он обнаружил на себе массу побоев, синяков и ушибов. Переломов, слава Богу, не было. Он со стоном сел и огляделся. Вокруг те же стены, зато сам Филипп приобрел несколько "украшений". Он поднялся с пола (нары были убраны в стену) и потряс головой. Шея болела, но его не тошнило, значит, сотрясения мозга нет.
– Долго я тут валялся?