Герои пустынных горизонтов
Шрифт:
— Где побывал? — спросила его мать, присаживаясь в ногах постели; она принесла ему утреннюю чашку чаю и не прочь была побеседовать, пока он будет пить.
— Повсюду, — ответил он.
Весь вчерашний день, день приезда, его щадили, не задавали никаких вопросов. Но теперь нужно было отвечать, как ни претила ему задушевная интимность этого проявления материнской заботы. Незачем ей было самой приносить ему утренний чай. Это ей вовсе не к лицу. И потом он любил включаться утром в жизнь один, без посторонних глаз — стряхнуть с себя сон, крепко растереть тело во время мытья, побриться, энергично помахать руками, разминая одеревеневшие мышцы. Но он покорно сел на постели и рассказал ей то, что она хотела знать.
— Я видел Тесс, — сказал он.
— В самом деле? Чудесно. Ну как она — все такая же умная, милая, простая?
— Я бы не назвал ее простой…
— Она все еще работает в этой нелепой консультации?
Он кивнул и соскочил с постели. Даже ради матери он больше не мог оставаться в этом мертвящем сонном оцепенении. — Да. Она по-прежнему там работает.
— Не понимаю, зачем такие девушки, как Грэйс и Тесс, растрачивают свои способности на подобную ерунду. Неужели им кажется, что, превращая себя в наемных рабынь, они служат человечеству? Впрочем, Грэйс уже бросила свою, дурацкую библиотеку. Она теперь дома, Нед. Мне кажется, она переживает какой-то глубокий внутренний кризис. Попробовал бы ты поговорить с ней.
Он засмеялся и пожал плечами. — Вы слишком серьезно к этому относитесь, мама, — сказал он.
Она не настаивала. — Мы завтракаем в восемь, — сказала она с ободряющей улыбкой, в которой, однако, была тень укоризны. — И не позволяй мне слишком тебе докучать, — добавила она уже у дверей.
Ему не хотелось бродить одному, но Джек, как обычно, скитался где-то в поисках денег или выгодных сделок (вернее, каких-либо видов на то и другое). Гордону повстречался Мур, компаньон Джека. Это был человек, во внешности и во всей повадке которого сразу чувствовалась его техническая профессия, чем он и понравился Гордону. Он был застенчив, постоянно теребил кронциркули и микрометры, торчавшие у него из карманов скромного, но опрятного синего костюма, и в разговоре кивал головой на каждое третье или четвертое слово собеседника. Как и у Джека, у него был вид сельского жителя. Но сила и ловкость коротких толстых пальцев и наблюдательный взгляд выдавали в нем человека, привыкшего иметь дело с машинами. Мур подошел к Гордону и, преодолевая смущение, сказал, что хотел бы поговорить с ним о делах предприятия.
— Должен вам признаться, что наше положение гораздо хуже, чем думает Джек, — сказал он.
— А в чем, собственно, причина? — спросил Гордон; его неизменно раздражал любой разговор, связанный с этим предприятием.
Мур печально покачал головой. — Застой в делах, мистер Гордон. Заказов нет.
— А почему Джек не может раздобыть их? Он что, не справляется?
— Даже если б я так думал, я бы вам этого не сказал, — ответил Мур. — Я знаю, что Джек не бросает завода, потому что не хочет никого подвести — ни своих близких, ни меня. Но не об этом сейчас речь. Тут другое…
Мур выжидательно посмотрел на Гордона, и Гордон насторожился, чувствуя, что сейчас услышит нечто важное.
— Что — другое? — с беспокойством спросил он.
— Во-первых, — сказал инженер, — одна фирма в Ковентри предлагает купить наше предприятие.
Гордон глупо уставился на него. — Это хорошо или плохо?
Мур невесело усмехнулся. — Сам не знаю.
— А Джеку известно об этом предложении?
— Нет. Они обратились ко мне.
— И вы за то, чтобы продать?
— Это единственное, что может спасти нас от краха. Пожалуй, нам даже удалось бы вернуть свои деньги.
— Так что же вас смущает? Вы боитесь, что Джек не согласится? Хотите, чтобы я поговорил с ним?
— Нет, нет. Я думаю, он согласится.
— Тогда я ничего не понимаю. Говорите толком.
— Видите ли, если мы продадим предприятие этой фирме, я лично ничего не потеряю, потому что я инженер и могу работать для новых владельцев, делая то же, что делал раньше. Они загрузят предприятие заказами, а я буду их выполнять. Но Джека они держать не станут! Конечно, на первых порах он им пригодится. Но я знаю, как эти крупные фирмы ведут свои дела, мистер Гордон; даже если Джек заключит с ними контракт, это будет ненадолго. Он очень скоро окажется ненужным. Вот я и не знаю, что делать. Джек всегда был очень порядочен по отношению ко мне — не могу же я оказаться непорядочным по отношению к нему! Я не решаюсь даже сказать ему об этом предложении, потому что твердо уверен: он захочет продать, чтобы спасти меня. А так продолжаться тоже не может; чем дольше мы будем тянуть, тем тяжелее будет надвигающаяся катастрофа. Что бы вы сделали на моем месте, мистер Гордон? Что бы вы сделали?
Гордон и Мур сидели на скамейке у стены покосившегося сарая, подставив лица неяркому зимнему солнцу, проглядывавшему сквозь гонимые ветром облака. В сарае помещался генератор, и стена гудела и дрожала, лаская их спины крохотными частицами уходящей впустую энергии.
— Джек, вероятно, пытается раздобыть денег, чтобы спасти положение, — сказал Гордон.
— Да. Но деньги уже положения не спасут.
— А почему?
— Чтобы производство окупалось, мистер Гордон, нужно вкладывать деньги в машины, которые потом возмещают вам эти деньги с избытком. Чем больше вы получаете денег, тем больше должны тратить на оборудование; только тогда вам от этих денег будет польза. А те деньги, которые Джеку удастся занять, пойдут на оплату жалованья рабочим, аренды, электроэнергии и текущих расходов. Это мертвые деньги, от них только растут наши долги, а возможности выпутаться из долгов они не дают, как не дают и возможности вернуть затраченное. Чем больше он занимает, тем сильней мы запутываемся.
— И вы все же допускаете, чтобы он продолжал занимать!
— У нас нет другого выхода — если мы не продадим.
— О господи! И вы еще спрашиваете меня, что вам делать.
— Я обратился к вам как к человеку, с которым Джек считается больше всех.
— Но мне ли решать такой вопрос?
— Вы мне посоветуйте только, рассказывать ли Джеку об этом предложении. Только это скажите мне, и я уже буду знать, что мне делать. Что-то ведь делать нужно!
— Сколько времени вы еще можете продержаться?
— Нисколько!
— Нельзя ли подождать с решением неделю или две?
— А что? Вы надеетесь найти какой-нибудь выход?
— Не знаю. Какой тут может быть выход! Если б подвернулись новые заказы, вы бы выкрутились?
— Да, да! Но их неоткуда взять.
— Так что же я-то могу? — рассердился Гордон.
Мур со вздохом посмотрел на часы, встал и протянул Гордону руку. — Вероятно, ничего. Простите за этот разговор, — сказал он, — но Джек…
— Понимаю, все понимаю! — нетерпеливо прервал его Гордон. И Мур поспешно ушел, но не обиженный, а скорее с чувством облегчения, словно отбыв какую-то неизбежную, хоть и неприятную повинность.
Гордон все безучастнее относился к окружающей жизни («Я совсем окостенел», — писал он Тесс), томимый неизбывной, лихорадочной, мучительной тоской о тепле, о пустыне. Так сильна была эта тоска, что он целыми днями мог перебирать в мыслях обрывки воспоминаний, живые образы утраченного прошлого. И чем дальше и безвозвратней отходила от него пустыня, тем призрачней казалась ему вся та жизнь, которую он вел до и после пустыни. Эта почти физическая тоска не давала ему покоя; стремясь заглушить ее, он каждое утро делал пробежки по мокрым, посыпанным гравием аллеям. И вот однажды, точно ожившее воспоминание, точно дурной отголосок прошлого, к нему явился Фримен. По праву старого знакомца он приехал запросто, без всякого предупреждения.