Герои русского броненосного флота
Шрифт:
Николаевские университеты
В Николаеве Бутакова ждали убитые горем из-за гибели брата Дмитрия родители. Много было переживаний и о медленно идущем на поправку Владимире. Конечно, как и всякий отец, Иван Николаевич был рад стремительной карьере Григория. Подумать только, всего за три года из капитан-лейтенанта он стал капитаном 1-го ранга и флигель-адъютантом, георгиевским, аннинским и владимирским кавалером, да еще с золотой саблей «За храбрость». Такой карьеры не сделал больше ни один из офицеров Черноморского флота, а ведь храбрых и толковых было немало!
Но воевать больше не пришлось. Вскоре начались мирные переговоры, завершившиеся подписанием печально знаменитого Парижского мира. Россия не теряла ни пяди своей земли,
Вскоре после окончания войны Бутаков был там же в Николаеве переподчинен вице-адмиралу Метлину на правах начальника его штаба. Метлин являлся заведующим морской частью в Николаеве и губернатором города.
Боевых судов на Черном море не осталось, зато остались многочисленные береговые и портовые конторы, с которыми теперь надо было разбираться: что-то сокращать, что-то реформировать. Помимо этого предстояло решать массу вопросов по пенсиям убитым и увечным, и прочим нескончаемым тыловым делам.
Тем временем в Петербурге младший брат императора Александра II генерал-адмирал Константин Николаевич провозгласил курс на создание нового парового флота. Двадцативосьмилетний генерал-адмирал желал видеть рядом с собой молодых и энергичных помощников, героев только что закончившейся войны. Бутаков, как никто другой, подходил для этого. Возможно, сыграло свою роль и то, что ближайшими помощниками Константина были в ту пору Александр Головнин, Алексей Грейг и Николай Краббе, с которыми у Бутакова были приятельские отношения.
В подчинении у Метлина Бутаков пробыл недолго. Скоро старого адмирала забрали в столицу, и бывший командир «Владимира» принял его дела и остался один на один со всем ворохом местных проблем. В августе 1856 года Бутаков был произведен в контр-адмиралы с зачислением в свиту Его Императорского Величества, и это всего в каких-то тридцать пять лет.
17 февраля 1857 года после вручения 17 флотским экипажам Георгиевских знаменных флагов с надписью «За оборону Севастополя с 13 сентября 1854 г. по 27 августа 1855 г.» Бутаков объявил следующий приказ: «…Море вас приготовило, дорогие друзья и сослуживцы, море приучило вас не уметь бояться чего бы то ни было, оно сделало из вас чудо-богатырей, и приходится сожалеть об одном, что флоту нашему недовольно привелось на море же оказать те чудеса молодецкой удали, которые праправнуки теперешнего поколения будут ставить в пример другим из рода в род, в пример военного порядка, послушания, исполнительности, святого выполнения долга службы и присяги, от которых родятся все доблести, столь заслуженно прославившие вас, гг. адмиралы, штаб– и обер-офицеры Черноморского ведомства. Распорядители торжества 7 февраля, выражая чувства морской семьи нашей, пожелали мне иметь как можно более таких сотрудников, каких незабвенный адмирал Лазарев имел в Нахимове, Корнилове и других, отчасти несуществующих и отчасти продолжающих трудиться и ныне на пользу Отечества и флота русского. Я имею вас всех сотрудниками и радуюсь и горжусь этим. Ни Нахимов, ни Корнилов не родились, а сделались Нахимовым и Корниловым, сделались потому, что постоянно ли себя всеми силами прежде службе, а погодя себе, а не прежде себе, а потом службе; и никакие преграды, никакие огорчения, неизбежные в быту человеческом, не могли отклонить их… от этого пути. Вот весь секрет этих знаменитых вождей наших, завещанный нам в огне и пламени Севастополя, но который не был для вас секретом, как знает целый свет. Будем же помнить этот секрет, будем дружно стремиться к благой общей цели, и тогда я буду окружен все Корниловыми, все Нахимовыми…»
В силу своего нового положения Бутаков перебрался в дом, который некогда занимал незабвенный Михаил Петрович Лазарев, хотя и по-прежнему старался как можно чаще бывать у родителей.
Помимо бумажных дел, в это время Бутаков воссоздает Днепровскую флотилию. Правда, это были всего каких-то пять гребных канонерских лодок. Но все же лучше, чем ничего.
В это время великий князь Константин приходит к мысли о создании на Черном море «Русского общества пароходства и торговли» (РОПиТ). Директором
Верный корабельной привычке, он требовал от подчиненных, чтобы те делали доклады, излагая краткий конспект на маленьком листке бумаги. Многие считали это чудачеством нового начальника, Бутаков же искренне верил в то, что его начинание заставляет подчиненных лаконичней формулировать свои мысли.
Из Петербурга помогали советами товарищи по севастопольской обороне – бывший командир парохода «Тамань» Андрей Попов и бывший адъютант Корнилова Иван Лихачев. Лучшим же наставником был в ту пору отец, прекрасно знавший за много лет службы всю николаевскую «кухню». Именно он зачастую наставлял сына, уберегая его от скоропалительных необдуманных решений.
Григорий Иванович досадовал:
— Надо же было мне попасть на свою должность в такое время!
Не обходилось без терний. По Парижскому договору Россия имела право держать на Черном море всего шесть паровых и четыре парусных судна. Строительство их шло уже полным ходом, но все лучшие офицеры ушли к Аркасу в РОПиТ, где больше платили. Приходилось ругаться и с Аркасом, и с другими. Как бы то ни было, но все новые суда Бутаков укомплектовал. Несколько офицеров были отправлены в Англию для приемки новых пароходов и механизмов к ним.
Бутаков, знавший до этого только корабельную службу, был в тыловых делах не искушен, и приходилось нелегко. Молодой контр-адмирал почти в одиночестве вступил в неравную битву с казнокрадами и взяточниками, которыми кишело Николаевское адмиралтейство и местные тыловые конторы. Сам Бутаков описывал тактику своих действий против казнокрадов и взяточников так: «Зная, что мое бедное отечество подтачивается страшным червем взяточничества, этою повсеместною нашею гангреною, выбрал удобный случай, чтобы нанести в пределах вверенного мне управления удар всеобщему врагу… Мне нужна была для этого решимость, не содрагающая даже глаз на глаз со смертью, которая одна в состоянии понуждать на столь смелый шаг, не боясь поднимать против себя, неопытного в законоведении, целую стаю опытных кляузников, прошедших на этом поприще огонь и воду и как акулы чующих жирную добычу от раненого кита-подрядчика, совершенно готового сорить тысячами и десятками тысяч, когда в опасности его сотни тысяч и миллионы. Удобность выбранного мною случая состояла в том, что подрядчик был кругом виноват и не заслуживал никакого сожаления, а главные из снисходительных к нему чиновников давно пользовались, и совершенно справедливо, плачевною репутациею и, следовательно, также не заслуживали сожаления в том отношении, что на них разразится удар, прежде их миновавший и минующий поныне столь многих не менее их виноватых и запятнанных».
Не сложились отношения с интендантом контр-адмиралом Швенднером, который был намного старше и пытался подмять под себя молодого начальника. Все закончилось скандалом, когда Бутаков обнаружил заведомо поставки гнилой муки. По делу Швенднер был отстранен от дел, а его компаньон купец Киреевский арестован.
Но у Швенднера нашлись заступники в столице. Наехали комиссии, и все утонуло в бумагах. Пошли слухи, что в отношении Швенднера Бутаков сводил личные счеты. Отчаявшийся Бутаков сгоряча написал рапорт об отставке, но великий князь Константин не принял:
— Если мы будем из-за мешка гнилой муки выгонять в отставку боевых адмиралов, то с чем останемся? С мешком муки!
И рапорт Бутакова порвал.
Бутаков в Николаеве вызывал восхищение смелостью и решительностью одних и неприкрытую ненависть других. И хотя, видя расположение к Бутакову в высших сферах, недруги открыто схватываться с ним боялись, но пакостили, где только можно. Так, в один из дней Бутаков обнаружил в своей почте анонимный стихотворный пасквиль:
С Николаевым что стало: все в нем вдруг переменилось,