Героические были из жизни крымских партизан
Шрифт:
— Так что же ты надумал — выкладывай без запиночки! — потребовал я от Македонского.
— Околотить «румынскую» роту, без боя войти в Шуры, добраться до самой мельницы, а там будет видно.
— Переколотят всех.
— Что ж, отдать себя голоду? — обозлился Михаил Андреевич.
Я думал, прикидывал, спрашивал у себя: разве помнишь случай, чтобы Македонский из пустого в порожнее переливал, занимался пустозвонством? Он из тех, кто семь раз отмерит...
Решили ещё раз разведать: что на самой мельнице,
Двое суток ждали Дусю, которая пошла прямо к мельничихе — в Шуры. Она знала её, вместе когда-то в сельской школе учились.
Вернулась Дуся, доложила, что мука есть, румыны живут, как случайно собранное стадо, приходят и уходят в Шуры команды, солдаты-одиночки, и никто даже их документы не проверяет. Ночью всё охраняется, но так — через пятое на десятое.
— Действуй, Македонский, — согласился я.
Выработали план операции. Я быстро обошёл отряды, собрал тех, кто ещё способен пройти два десятка километров, кто не струсит ни в каком бою. Встретился с Северским, договорился с ним, что он подбросит на помощь нам партизан Евпаторийского отряда.
Готовились торопливо, но тщательно; непрерывно следили за Шурами. Конечно, беспокоило нас «румынское подразделение». Отбирали в него самых сильных, но партизаны мало напоминали действовавших в тылу румын.
Командовать «румынами» будет Тома Апостол — это для виду, а главная ответственность ложилась на плечи Ивана Ивановича; с него спрос за настоящих румын и партизан, переодетых в румынскую форму, которую собирали в двух районах — в нашем и у Северского. Помощником у Ивана Ивановича — Николай Спаи, переводчик и правая рука Тома Апостол.-
А Македонский и Чёрный поведут основную партизанскую массу в обход — к сосновому бору, что темнеет напротив мельницы и отделён от неё бурной речкой Кача.
Итак, в путь, ни пуха ни пера.
Иван Иванович, прекрасно зная лес, наикратчайшим путём вывел «румынскую» роту к шоссе Бешуй — Бахчисарай, огляделся, через Спаи приказал Апостолу:
— Бери командование на себя, выходи на дорогу!
Вышли и марш — ать... два! Впереди «фельдфебель», маленького роста с весёлыми глазами. Им был Тома Апостол, который легко вошёл в роль и браво командовал по-румынски.
Партизаны шагали по сухому асфальту, их порой обгоняли машины с грузами, а то и с солдатами.
Из одной встречной, затормозившей перед «ротой», высунулся румынский офицер. Тома чётко шагнул к машине, по-уставному приветствовал офицера.
— Куда путь держите? — спросил офицер.
— В Шуры, господин капитан.
— Какой дурак туда вас направил?
— Начштаба полка подполковник господин Видражку, господин капитан.
— Вот болван! — Капитан посмотрел на часы. — Хорошо, ночуйте в Шурах, утром получите дальнейшее указание.
— С кем имею честь, господин капитан?
— С адъютантом командира дивизии.
— Так точно, господин капитан!
Машина укатила. Апостол — потный, ошеломлённый — досадливо повторил диалог с офицером Николаю Спаи, а тот перевёл его Ивану Ивановичу, у которого даже спина вспотела от волнения. Он не был из трусливого десятка, но боялся срыва операции пуще смерти.
Солнце спряталось за развалины древнего городка Чуфут-Кале. С гор струился сырой весенний воздух, напитанный ароматом тающего снега и хвои.
Наступал партизанский «день». В сумерках команда Апостола пошагала смелее. Разноголосый собачий лай встретил партизан на шурынской окраине.
Вошли в деревню. Патрули молча пропускали строй запоздавших румын. Тома устало и сердито отдавал команды, всем голосом своим показывая, как ему всё осточертело, как он нуждается в отдыхе и покое.
Шум падающей воды, мельканье огонька — мельница. Свернули к бушующей реке. Вдруг из темноты вынырнул ещё один патруль в составе целого отделения солдат. Высокий румын в папахе что-то выспрашивал у Тома, тот отмахивался от него и упорно продолжал подгонять растянувшуюся колонну.
Неожиданно высокий румын вскинул автомат, что-то скомандовал солдатам, стоявшим чуть поодаль от него. Тома срывающимся голосом закричал:
— Лупи!!!
Румынский патруль скосили автоматными очередями в один миг.
— Давай сигнал! И на мельницу бегом! — Команду взял на себя Иван Суполкин.
Пошла суматоха, беспорядочная стрельба, слышались отдалённые тревожные команды. Сигнальные ракеты взвились над всей долиной.
Македонский бросился форсировать буйную речку.
— Чёрный, гони всех за мной! — кричал он с речки комиссару.
Ноги скользили, партизаны с ходу падали в воду, захлёбывались,
но неудержимое движение к цели продолжалось. Девяносто человек оказалось на нужном берегу.
Стрельба на самой мельнице вмиг оборвалась, там уже хозяйничал Иван Суполкин. На покрытом мучной пылью полу лежали убитые.
Мельник, муж Дусиной знакомой, семенил рядом с Иваном Ивановичем, доказывал:
— Ты, балда, понимаешь, что я русский человек, значится, Пётр Иванович. А ты, тьфу, как напужал... Ведь чуть не ухлопали. Это как же понимать, в конце концов?
— Свой, а якшаешься с кем? Работаешь на кого, подлюга? — огрызнулся Иван Суполкин.
— «Работаешь, работаешь»... Жрать захочешь, так будешь работать, мил человек... — обиженно пробормотал мельник и отошёл. Вдруг увидел Василия Ильича Чёрного: — Товарищ секретарь райкома! А мне что, пропадать? Ведь фрицы кишки вымотают, как перед богом клянусь!
— Что ж с тобой делать, а?
— Бери к себе — в лес. Куды же мне деваться?
— Хорошо, а пока разрушай свой механизм.
— Это мы мигом, — заторопился Пётр Иванович.