Героический эпос народов СССР. Том второй

Автор неизвестен

Вскоре Кобланды, устроив большой свадебный той, выдал свою сестру Карлыгаш за батыра Орака. Вслед за этим объявил свою свадьбу и Караман. Он сказал: "Я женюсь на двух сестрах Алшагыра — Каникей и Тыникей и хочу, чтобы Кобланды и Кортка прибыли ко мне на свадебный той".

Кобланды и Кортка собрались в путь, в край Карамана, на свадебный той. И вот по пути в полуденный час они увидели юрту, поставленную Карлыгой.

Карлыга приглашает Кобланды и Кортку в юрту, просит остаться ночевать как гостей.

Обращаясь к Кобланды и Кортке, Сказала она несколько слов: "У меня верховой конь Акмоншак, Кунья шапка на моей голове, Я пускаю зеленую стрелу. Кобланды, я из-за тебя Рисковала своей головой, Вместе с тобою принимала бой, Завязав волосы на макушке узлом. Теперь одиноко живу на горе, Горькие слезы я лью. Неужели ты этого хотел? Чем же провинилась перед тобой? Ты на муку меня обрек". У красавицы Карлыги Сердце пылает огнем. Красавица Кортка, Увидев, что плачет Карлыга, Говорит: "Остановимся у нее!" В Арке сосна растет, Жестоким создал его бог — Не завернул к ней Кобланды, Уехал, взяв с собою Кортку. Плачет, всхлипывая, Карлыга, Вспомнив обо всем, что пережила. Опираясь на белое копье, С трудом дошла Карлыга До своего белого шатра. Уехали Кобланды и Кортка К Караману на свадебный той. Пробыли два месяца на тое у него. Когда возвращались в свой родной край, Проведя в пути несколько дней, Снова увидел Кобланды Юрту, поставленную Карлыгой. Карлыга, выйдя навстречу им, Сказала батыру Кобланды: "Я приготовила чай, вам подам, В золотой чаше масло подам. Есть у красавицы Карлыги Угощенье, есть, где вас принять. И родным отцом, и краем родным Ради кого пожертвовала я? Знаешь ли ты, Кобланды?" У красавицы Карлыги Сердце пылает огнем. Упрашивала: "Остановитесь у меня! В горах я одиноко живу". Как ни молила слезно его, Не завернул к ней Кобланды, Уехал, взяв с собою Кортку. Когда возвратились в родной край, Когда увидели в благоденствии народ, Когда со дня соединения Кобланды С несравненной красавицей Корткой Прошло девять месяцев и десять дней, Вот настала пора, и родился сын, Макушкой о землю стукнулся он, Лоб его на солнце сверкнул. Сорок женщин, окружавших Кортку, Подняли ребенка с земли, Запеленали его в белый шелк; Когда затрепыхалось дитя, Все пеленки в клочья порвались. Сказали: "Ведь

родился лев!" Очень обрадовался весь народ, Во все края послали радостную весть. Посланники со стягом в руках Девять дней созывали людей. По случаю наречения сына Устроил той Кобланды-батыр. Со стоянки Есимбай, у озера Елик, С зимней стоянки Бухаржай Много кипчаков и ногайцев пришло, Знатные люди вместе сошлись, Ребенку дали имя Букенбай.

Букенбая, когда исполнилось ему шесть лет, отправили к Естемесу, к табунам. Там его обучали верховой езде, умению держать копье. Мирно шли дни у Кобланды с Корткой. Вдруг внезапно появился враг. Богатырь по имени Шошай, собрав сорокатысячное войско, пошел на кипчаков, чтобы отомстить за смерть своего дяди — хана Кобикты.

Когда красное солнце взошло, Когда еще спал Кобланды, Недалеко, у подножья горы, Где была привязь кобылиц, Поднялась густая пыль. Услыхав топот коней, Кортка подумала: "Это кызылбаши". Пришли они, напирают копьем На дверь, за которой спит Кобланды. Красавица Кортка Не хочет батыра будить, Нежно голову его обхватив, На свои колени положив, Ярко-красным шелковым платком Обмахивает богатыря. О Козы Корпеш! О Баян! Ощутив аромат ее платка, Заслышав крики врагов, Пробудился Кобланды-батыр. Всем телом вздрогнул он, Похолодело, забилось сердце у него. Испытанный батыр Кобланды Приподнялся, с ложа вскочил. Без шапки, в одной тюбетейке он. Без чапана, в одной рубашке он, Без шаровар, в одних штанах, Схватил копье, что стояло у двери, Выбежал из юрты Кобланды, Громким голосом закричал. От голоса батыра Кобланды Разверзлась вся земля. Утренний крик богатыря Разнесся на расстояние месячного пути. Грозно он кричит, Кричит, словно могучий нар. Врагов своих, что были у дверей, Напугал он криком своим, Подмял их, словно нар камыш. Поволок свое копье за собой, Вышел он на простор. Богатырь стал взывать К семи покровителям своим. Вскричал: "Кто же известит Сына Букенбая, что при табунах, Что враг напал на наш аул?" Выбежала из юрты Кортка, Бурыла, что у кормушки стоял, Быстро оседлала она, Вынесла доспехи богатыря. Кортка несравненной красоты Спешит, сбилась она с ног. Когда на Бурыла сел верхом, Когда доспехи на себя надел, Когда пророки силу ниспослали ему, Стал батыр, словно бурлящий поток. Напавшие на стоянку кызылбаши, Испугавшись гнева богатыря, Бежали, укрылись за горой. Остановились у подножья горы. Кобланды, родившийся львом, Вскочил на Тайбурыла-коня, Он издал грозный крик, Ударил в барабан, притороченный к седлу, Горячится его конь Тайбурыл. "Кызылбаш, выходи на поединок!" — кричит. Вплотную приблизился к врагу. Хан кызылбашей Шошай: "Изготовлюсь-ка к бою", — сказав, У богатыря Кобланды Сроку три дня попросил. Сказав: "Все равно не добьется своего", — Дал согласие Кобланды-батыр. На этом остановим рассказ.

Семь полных лет прожила Карлыга в одиночестве, в горах, потеряв надежду встретиться с Кобланды, не познав счастья в любви. Но, узнав о предстоящем бое Кобланды с кызылбашами, Карлыга снова вышла на поле битвы.

Увидав вдали густую пыль, Услыхав клич богатыря, Узнав, что пришел враг, Карлыга вскочила на коня, Прискакала на Акмоншаке своем. Следом за Карлыгой Сын Сеила Караман, Увидав вдали густую пыль, Услыхав большой шум, Услыхав клич богатыря, Узнав, что пришел враг, На сивом пятилетнем коне, Что был братом Акмоншаку-коню, Прискакал следом за Карлыгой, И он присоединился к богатырю. За Караманом вслед Едет Орак, от обычая не отступясь. Он — родник, что с гор течет. Сестра Кобланды Карлыгаш, Поднявшись рано поутру, Выйдя в широкую степь, Увидев пыль, услышав шум, Услыхав клич брата своего, Сказав: "Это голос моего коке, — Сказав: — Что-то случилось с ним", — Ораку покоя не дала Мудрая красавица Карлыгаш, Что вместе с батыром родилась. Сказала: "Иди быстрее, мой батыр, Ради коке моего и ради тебя Да буду жертвою ради вас!" Карлыгаш оседлала рыжего коня, Снарядила в дорогу богатыря, И Орак спешно поскакал На зов батыра Кобланды. Следом за Ораком-храбрецом, Услыхав клич богатыря, Увидав вдали густую пыль, Узнав, что пришел враг, Выехал и сын Кобланды, Шестилетний батыр Букенбай. Кунья шапка на его голове, Под ним саврасый конь, С батыром Естемесом скача, Сурово нахмурив бровь, Как ясный сокол, устремился вперед. За Букенбаем вслед На гнедом гривастом коне, С куруком в руке, В доспехах с ног до головы Прискакал и батыр Естемес. Все шестеро собрались, Словно сайгаки, стремглав понеслись. Кончился срок, что испросил Шошай, Для хана Шошая и Кобланды Настал поединка час. Когда один на другого кинулись с копьем И стали друг друга копьями колоть, Приблизилась Карлыга, сказав: "Не осудят, если месть за месть, Не осудят, если зло за зло, — У хана Шошая на глазах Я отомщу обидчику своему", — Ударила Карлыга Кобланды, Ударила копьем по бедру. Сбросила батыра с коня, Опозорив его у врага на глазах, Довольная собой и силой своей, Даже ни на кого не взглянув, Поскакала к своему белому шатру, Что поставила на горе Караспан. Когда упал с коня Кобланды, Окружили Бурыла враги, Не выпуская из своего кольца, Сказали: "Поймаем богатырского коня". Не дался Бурыл в руки врага. Кружит возле раненого богатыря, Говорит: "Сможешь ли сесть на меня?" Когда воины окружили его, Как волк, бросался он на врагов, Не дал им себя поймать, Бурыл с шумом взлетел в небеса. Коль не смогли его поймать на земле, Кто же настигнет его в небесах? И вот Бурыла увидал Сын Сеила Караман, Догадался, что упал с коня батыр, Устремился прямо в гущу войск. Коня Бурыла увидал Храбрец — богатырь Орак, Догадался, что случилась беда, И на поджаром гнедом коне Устремился прямо в гущу войск. Тайбурыла увидал, Догадался, что упал батыр, Юный Букенбай, сын Кобланды. В куньей шапке на голове, Сурово нахмурив бровь, На своем саврасом коне, Как ясный сокол, устремился вперед, Засучив рукава, полы подобрав, Букенбай, родившийся львом, Устремился в гущу войск. Увидели все, как он Проложил путь к раненому отцу, К тому месту подскакал, Где упал раненый Кобланды.

Подоспел на помощь и Естемес, храбрый из храбрейших. Увидя раненого батыра, он тут же повернул коня и поспешил к юрте Кортки.

К Кортке прискакал Естемес, Подошел к ней и говорит: "Ранен богатырь, — говорит, — Что же ты сидишь? — говорит. — Чтобы рану батыру перевязать, Возьми из медвежьей желчи мазь, Скорее бери и скачи к нему, — Если он кровью истечет, Обессилет совсем, — говорит. — Скорее садись на коня, Ранен мой батыр, — говорит, — Исцелим его", — говорит. Растерялась Кортка, услыхав, Что упал богатырь в бою, Льются слезы у нее из глаз, Видно, как засуетилась она — Споткнулась, наступила на подол. Сказала красавица Кортка: "Пусть иноходца приведут". А старик наш Естемес Все кричит, торопит людей, Кричит: "Поспешите! Скорей!" Лицо его горит, он не ждет, Он как туча на небе перед дождем. "Над лежащим Кобланды Быстрей шатер поставьте", — говорит.

Кобланды лежал без сознания. Когда он очнулся, позвал к себе сына и дал ему наказ преследовать хана Шошая и убить. Юный Букенбай, проявив храбрость, в поединке победил хана Шошая.

Встретив сына, возвратившегося с поля битвы, Кортка рассказала ему о душевных муках Кобланды, о том, что он не может забыть коварного удара Карлыги.

"Отец не в силах сесть на коня, Не в силах взять копье наперевес, Не может подняться он После удара огромного копья. Сетует твой отец, говоря: "Перед ханом не преклонял я колен, Перед батыром не преклонял я колен, Перед женщиной рухнул на колени я". Лежит твой отец, опозорен он, Разгневан повелитель мой, Он не ест и не пьет. Карлыгу, пронзившую отца копьем И скрывшуюся в горах, Если хватит у тебя сил, Сбрось с коня, пешей сюда приведи. Милый мой Букенбай! Такая у меня просьба к тебе. Красавицу Карлыгу Не ударь, не мучай ее. Много добрых дел сделала она Для отца твоего. Вдруг нечаянно ее убьешь, Я этого тебе не прощу!" Славный батыр Букенбай Вскочил на Тайбурыла-коня И отправился по следу Карлыги. Крикнул Тайбурылу: "Чу!" Помчался чалый, как вихрь, гудя, Копытами не касаясь земли, Уздечка золотая поблескивает, Нагрудник из золота самородного Позвякивает у него на груди. Скачет и видит Букенбай — На вершине горы Караспан, Сидя верхом на Акмоншаке-коне, Что на месте не стоит, Показалась красавица Карлыга. Крикнул, увидев ее, Букенбай: "Не беги, Карлыга, не беги!" Батыр Букенбай устремился к ней. Сказала: "Не теряйся, Букен, не беги", — Карлыга выехала навстречу ему.

Букенбай говорит Карлыге, что он получил наказ матери не причинять ей зла, не вступать с ней в бой. Он звал ее следовать за ним, явиться к отцу. Но Карлыга не смогла унять свой гнев, безжалостно ударила его копьем.

Убедившись, что Карлыга не настроена мирно, Букенбай вступил с ней в бой, столкнул копьем с коня. Затем посадил ее на коня.

Ведя на поводу коня Карлыги, Букенбай въезжает в аул. Топот двух богатырских скакунов Услыхала красавица Кортка. Сказала: "Приехал, привез Карлыгу", — Батыру об этом весть дает. Ведя за руку Карлыгу, Входит в юрту его сын. Истосковавшись по сыну своему, Богатырь Коблан смотрит на него, Приподнявшись на ложе своем. Увидал он и Карлыгу, Которую привел его сын. Семь лет прожила она в горах, Горевала красавица Карлыга, Понял это богатырь. Когда ударила его копьем, Сильно разгневался он, Но теперь гнев его прошел, Успокоился, радостно стало на душе. Сказал: "Где же мулла в этих краях? Карлыгу и меня пусть соединит". Весть об этом услышал народ, услышал и ровесник батыра Караман. Зарезал шестьдесят кобылиц, Призвал народ из шести родов. Зарезал семьдесят кобылиц, Призвал народ из семи родов. Тут воздал хвалу народ Караману-богатырю. У берега большого озера Он разбил множество шатров, Призвал Кобланды вместе с Корткой, Сказав: "Пусть приедут на той", — Да еще и Орака пригласил. Когда той подошел к концу, Когда закончились забавы, торжество, Караман позвал Кобланды к себе, Позвал и красавицу Карлыгу. Вот что он сказал: "Пусть обида уйдет из ваших сердец! — Сказал: — Без утайки говорите все, Пусть не останется обиды в душе, Пусть не будет ни лжи, ни клеветы". Когда сказал так Караман, Начала говорить Карлыга: "Кобланды-батыр, выслушай меня! Ведь я полюбила тебя, Посчитала достойным себе, Ради тебя одного Всё — и родных, и свою страну Оставила я и ушла, — говорит. — Караман, послушай и ты! Всей душою любил меня отец, До самой смерти молился за меня. Отец считал, что был прав во всем, Хотя другие и осуждали его. Обоих вас — Кобланды и тебя, Под путлище зажав, Словно лис, убитых в зарослях степных, Сидя на Акмоншаке-коне, Привез в город Кобикты. Связанные по рукам и ногам, В

темнице лежали вы. Вот ты, Караман, здесь сидишь — Не забыл, что сделала я? Втайне от своего отца Привела вам обоим коней, Кольчугу надела на тебя, Копье тебе принесла. Я своего отца Кобикты Потом убить вам помогла. Все это ради кого, Кобланды? Ради тебя одного, Кобланды. Полюбила всем сердцем тебя. Как же ты меня не оценил? Не приметил высокородную меня? Когда Алшагыр твою стоянку захватил, Когда у горы Караспан разрушил аул, Когда Бурыл захромал и не смог идти, Когда Караман оставил тебя, Когда охватила тебя печаль, Кто пришел и оказал помощь тебе? Все это ради кого, Кобланды? Ради тебя одного, Кобланды! Когда Алшагыр твой аул захватил, Когда тебе угрожала смерть, Когда Биршимбай вышел на бой, Когда пронзил копьем всех нас четверых, Когда было не до веселья всем нам, Когда мы чуть не испустили дух, Когда обагрилось кровью его копье, Когда ослабли руки у нас, Брата, рожденного вместе со мной, — Жеребенка, резвившегося вместе со мной, Мою опору и поддержку мою, Мой молодой камыш, растущий на воде, Моего скакуна, вырвавшегося вперед, — Биршимбая, единственного брата моего, Я убила сама, пронзила его копьем. Знаешь, Коблан, ради кого? Все это ради тебя одного. Когда ты собрал свой народ И сбылась твоя заветная мечта, Когда к горе Караспан Пригнали добычу — бесчисленный скот, Ты и не вспомнил обо мне, Ты соединился с Корткой. На горе Караспан я поставила шатер, Душа была преисполнена тоской. Ты же не вспомнил обо мне. Когда к Караману ты ехал на той, Однажды в полуденный час Проезжал мимо одинокого шатра, Я просила: "Остановись у меня", "Остановимся", — говорила и Кортка. Батыр, ты ко мне не завернул. Зимою идет белый снег, У влюбленных на сердце тоска. Почему не завернул ты ко мне? За какие же мои грехи? Разве скажешь, что ты справедлив? Когда той подошел к концу И ты возвращался домой, На твоем пути стоял белый шатер. Я, бедняжка, приглашала вас. Кортка, спутница твоя, И она умоляла остановиться у меня. Батыр, ты уехал, ко мне не завернул. Разве я была виновна пред тобой? Вот тогда у Шошая на глазах Я тебя и повергла ниц — За обиды отомстила тебе. Вот я стою пред тобой, не щади! Если в сердце обиду таишь, Если ты сейчас и сразишь меня, Я уже однажды отомстила тебе! Теперь могу спокойно умереть!"

Карлыга поблагодарила Карамана за то, что он помог ей высказаться, очистить душу свою. Затем Караман обратился к Кобланды:

"И ты, не таясь, выскажи свою печаль — Не ложь, а всю правду скажи". Тогда Кобланды говорит, Вот что он говорит: "Карлыга, ты сказала хорошо. Пред тобою раскрою душу и я. Недалеко от стоянки перевал, За перевалом кочует народ. Зимою идет белый снег, У влюбленных на сердце тоска. Немало было кызылбашей — Это многочисленный народ. Твой отец считал, что был прав во всем, Хотя другие и осуждали его. Он одевал тебя в дорогие шелка, До самой смерти молился за тебя. Как же своего отца Кобикты Убить ты сама дала совет? Кто же для тебя ближе отца? Кобланды из рода каракипчак Разве ближе тебе, чем отец? Мало было этого, Карлыга. Брата, рожденного вместе с тобой, — Жеребенка, резвившегося вместе с тобой, Свою опору и поддержку свою, Молодой камыш, растущий на воде, Скакуна, вырвавшегося вперед, — Биршимбая, единственного брата своего, Ты убила сама, пронзив его копьем. Кто ж тебе ближе, чем брат родной? Кобланды из рода каракипчак Разве ближе тебе, чем брат родной? Своих родных — брата и отца Ты сама обрекла на смерть. Как же мог поверить тебе кипчак?!" Словами Кобланды красавица сражена, К ногам батыра Кобланды Упала красавица Карлыга. Сократим долгий сказ, Теперь скажу прямиком. Веселились тридцать дней подряд, Пировали сорок дней подряд. Над красавицей Карлыгой И богатырем Кобланды Его ровесник Караман Совершил брачный обряд. Так красавица Карлыга, В горах прожившая семь лет, Достигла желания своего, Познала красавица Карлыга Жизни сладкие плоды. Показали Карлыга и Кортка Многочисленному роду кипчак Дружбы верной пример.

Амираниани

Грузинский народный эпос

'Амираниани'. Худ. В. Кутателадзе

Амиран поднялся, вышел, Амиран ушел и братья, Девять гор прошли и дальше видят на Алгетском скате. Встал олень высокорогий — вот рога, луну б достать им. Кости бьет стрела, как мякоть; зверь исчез — и где искать им? Ищут раненого зверя, нет нигде следов оленьих, Потеряли след навеки, видят поле под горою, Что хозяина не знает; в поле знатное строенье — Из крутого камня замок; и к нему идут все трое. Амиран подходит близко, и Усиб с Бадри подходят, Слышат стон иль плач тяжелый, вокруг замка они бродят, Обошли почти совсем уж, а дверей все не находят, Лишь одним находят двери, там, где солнца луч проходит. Амиран ногой ударил, дверь раскрыл, вошел спокойно. Там лежал мертвец несчастный, всякой жалости достойный, Справа там жена сидела, меч лежал, забыв про войны, Конь в ногах стоял, привязан, и звенел уздечкой, стройный. В головах копье торчало, навостреннее алмаза, Рукопись в руках держал он — слово смертного наказа. Амиран прочел, и тяжко полилися слезы сразу. "Пока жил — врагов сражал я, не глотал обид на них, Бакбак-дэв, — о горе! — жив он, гнев в могиле не затих! Кто убьет Бакбака, — меч мой, легким будь в руках таких! И, копье мое, будь легким — кто схоронит мать мою, Кто жену мою пригреет, — легок, конь мой, будь в бою, Не пропал сестры Усиба сын — так говорю!" Встал Амиран, пошел, повстречался с Бакбак-дэвом, крикнул ему: "Кто ты есть такой? Ты имя здесь скажи передо мной!" "Сын сестры Усиба помер, жрать иду к нему домой… " "Жрать не дам я человека, — на тебя встаю войной!" Амиран, Бакбак схватились в диком грохоте полей, Дэва оземь бросил витязь прямо на спину камней, И сломал ему лопатку, и заставил выть сильней: "Поклянусь рукой с мечом я — не отдай меня мечу, Камар-дева за рекой есть, как найти — я научу, Хочешь силу показать ей — будет битва по плечу… " Амиран пошел к той деве, через реку, прямо к ней, У подножья замка братья соскочили вмиг с коней, И от блеска Амирана замок вспыхнул, как в огне, Им в окне Камар явилась, расточительно светла, И, с распущенной косою, Амирана обняла. Тесть богатый Амирана — он рабам не знал числа, Семилетье бил он каджей, рать могучая росла, И война его к престолу царства каджей подняла. Вдруг похитили царевну — весть нежданная пришла. Прилетев, гонцы сказали: "Бродит враг у ваших стен, Амиран похитил деву, с двумя братьями напав". Царь печалился жестоко, свое воинство собрав, Даже каджи дали клятву: "Будем биться без измен!" Встали каджи, и немедля их орда затарахтела, По следам по Амираньим два царя ведут их смело. И Камар назад взглянула: к небу пыль в полях летела, Увидала дева войско, ее сердце зазвенело: "Амиран, спеши, спеши же, скорость ног твоих все хвалят, Нас отец нагонит скоро и сражаться нас заставит! Так спеши, погоня близко, нас щитами передавят!" Амиран сказал ей гневно: "Что, царевна, мне бояться? Не фазан я в поле, чтобы соколам за мной гоняться, И не заяц в роще, чтобы перед гончими метаться, И не зверь, в воде живущий, чтоб меня ловили сетью, Пусть придут — я перед ними буду с братьями в ответе И в войне тяжелой сердце разорву им смерти плетью… " …Амиран и братья входят в замок, путь свой завершая: Много войска окружило замок, в копьях, с бердышами, Так что крайние казались издалека мурашами. Села рядом с Амираном дева замка: лик девичий Был, как солнце, а убранство — не сыскать такого нынче! Амиран сказал Усибу: "Горевать не наш обычай. Ты сойди, сочти войска те, сколько в битву их покличут… " Встал Усиб, сошел и видит: все черно, войска как соты. Он копьем ударил в войско, но легла на ум забота: "Нам не счесть войска такие — это зряшная работа". Он поднялся, молвил брату: "Будем биться мы без счета!" Амиран сказал Усибу, гневом горестным пылая: "Счесть не мог?! Не подобает нам такая слабость злая!" Встал, сошел, над вражьим станом свои стрелы расстилая, Каджей он копьем ударил — стали мертвы тут дела их! Обошел он лагерь каджей шагом медленным героя, За копье схватились каджи, рвут копье, ряды утроив, Шесть из них убил стрелою, вырвал он копье из строя И ушел к себе дорогой — той ступенчатой горою. И взлетел и распахнул он двери, бешено вскричав: "Братья, вы моя надежда, в мире славою звуча, Пусть не ведаем упрека, вместе сгибнем от меча, Как чума, нас окружило войско, копьями стуча!" Тут бросали братья жребий по порядку меж собой. Первый жребий был Усибу — веселясь, пошел он в бой, Все, кто пал ему на долю, все попадали гурьбой, Словно изморозь от солнца, враг растаял под пятой. В часть вторую осаждавших он врубился, окружен, Был задет в лицо копьем он, в лоб стрелою поражен; Он зашел далеко в горы, мукой смертной искажен, Спал Бадри в то время в замке, пьян, в забвенье погружен. Амиран промолвил брату: "Пил не банг, Бадри, вино ты, встань скорей, не для меня, Иль иди, иль я отправлюсь — снаряди лишь мне коня, Наш Усиб убит сегодня — я мрачней не знаю дня, Я коней не слышу ржанья, ни мечей, что там звенят". Встал Бадри и бросил брату лишь упрек в словах простых: "Почему два брата гибнут из-за глаз твоей мечты, Так же любим мы красавиц, обнимаем их, как ты!.. " Встал Бадри, сошел и бился, где бесчисленны щиты. Был он яростно изранен, средь поверженных упал. Амиран лишь усмехнулся, когда битвы шум пропал, Встал, сошел, чтоб доказать им — сталь героя не тупа. Как шагнет он вражьей ратью — всюду мертвая тропа. Только тесть один остался — все войска в крови лежат: Тело тестя словно скалы, руки тестя не дрожат, Амиран мечом ударит — только искры дребезжат, От удара ж плетки тестя льется кровь, как от ножа. Из замка крикнула дева Амирану: "Ты бороться не умеешь, Амиран, хоть сердцем лев, Что ты бьешь слона по верху? Бей по низу, осмелев, Ты подрежь столбы у дома — разлетится по земле!" По голеням он ударил — тесть упал, не одолев. Крикнул дочери отец тут, потеряв былую силу: "На Камар смотрите деву, что в разврате вся застыла, Что, бесстыжая, бесчестьем свое сердце окормила, Что отца — смотри — родного для любовника забыла. Колыбель твоя сгорит пусть! И зачем лишь мать растила? Предала? Тебя качал я, "нана, нана" пел, постылой!" Тут Камар ему сказала, щеки гневом заалели: "И не пела мать мне "нана", не растила с колыбели, Колыбель на двор совали и другим вы "нана" пели. А вводили в дом — так к горлу приставлять мне нож умели. По ночам таскала воду, чтоб матары не пустели, Дева выросла невестой — и не так, как вы хотели!" … Амиран на поле битвы братьев ищет, смерть тревожит, Вот лежит Бадри, как мертвый, мертвецами весь обложен. Растолкал коней и воинов он копьем — Бадри чуть ожил, Взял его, принес Бадри он к замка черного подножью. Амиран Усиба ищет и лесам, что спят оградой, Голос плача дал услышать, голос грусти безотрадной. И охотника спросил он под скалистою громадой: "Если видел, то скажи мне, сердце мертвое обрадуй!" "Где вчера гремели горы, Амиран, и не ходи ты. Или дэвы там сражались, или каменные плиты, Человек в горах кричал там, ястреб так кричит подбитый, Голова мечом разбита, грудь в крови, в крови ланиты, Сотни в битве положил он, все жалел, что мало битвы, Горе мне, — о, как терпел он эту боль от ран раскрытых!" Амиран к горе подходит, там Усиб на смертном ложе. "О, как, смерть, меня ты сжала, как душа вздохнуть не может!" — Амиран сказал, и в поле вихрь понес его тревожный. Амиран увидел, с неба человек идет навстречу, Амиран за меч схватился, твердо стал, расправив плечи: "Дикий ты козел иль витязь — я готов с тобой на сечу… На меня, на Амирана, нападал пришелец бойко, Я ударил в бок пришельца, разрубил со славой стойкой. Так пришлось мне, Амирану, в бой вступить, — по мне был бой тот! … Если был козлом он, — к матке не вернется, как всегда, Но Камар не обниму я тоже больше никогда". Амиран вернулся к замку, лег, уснул он навсегда. Истекал он жаркой кровью от сражений без конца. Прибежал мышонок малый и лизал ту кровь бойца, Как увидела то дева — стал багровым цвет лица, И зверька, платком ударив, уложила без ножа: Мать мышонка проклинала Камар-деву, прибежа: "Ты за что убила сына?" — повторяла, вся дрожа. Мышь траву сорвала тотчас, той целебною травой Била по носу мышонка, и мышонок стал живой. Камар чуду удивилась: исцелять травой от ран? Дева бьет травой героя — вздрогнул мертвый Амиран. Амиран вернулся к жизни, братья живы — как вчера, Амиран ведет невесту, как зарю из серебра, Веселилися на свадьбе от утра и до утра, От начала до конца все полны счастья и добра.

Амиран борется с драконами, с дэвами, злыми духами. Героическая борьба Амирана вдохновлена чувством любви к людям.

Однажды, рассматривая хлеб, которым питались люди, Амиран сжимает его. Из хлеба начинает сочиться кровь. Амирана удручает, что хлеб, который едят люди, пропитан каплями крови. Он хочет, чтобы у людей был чистый, бескровный хлеб.

Великий герой — человеколюбец Амиран вступает в борьбу с богом, но его ожидает кара. Бог приковывает Амирана цепями в одной из пещер Кавказского хребта.